Фрейд считал, что на самом деле выхода нет. Наш мир - это мир трагических парадоксов, которые никогда не должны были разрешиться; он просто таков, каков он есть. По крайней мере, с точки зрения Фрейда, мы можем проработать некоторые из наших неврозов в терапии, попытаться осознать эти внутренние скороварки и управлять ими, чтобы они не вылились в мировую войну. А так мы более или менее застряли с заторможенной жизнью, обреченные идти по жизни в космической коме.
В последующие десятилетия эксцентричные и, возможно, наивные психологические мыслители, такие как Вильгельм Райх, утверждали, что сексуальность может быть реализована в полной мере, если только мы изменим нормы общества на менее репрессивные и приложим личные усилия, чтобы дать волю нашим внутренним влечениям. Репрессии и подавление считались неестественными и ненужными. Он призывал к полному выражению человеческого существа во всей его грязи и славе. Следуя идеям Райха, студенты, изучающие тело в психотерапии, такие как Александр Лоуэн, продолжали развивать идею о том, что в самом теле существуют эмоционально обусловленные зажатости и напряжения, "доспехи". Эти "доспехи" можно лечить и освобождать с помощью чуткой заботы и прикосновений, если дать им достаточно разрешения, чтобы их почувствовать. Общество угнетало не только разум, но и само тело, особенно в его эротических и агрессивных проявлениях. Мы ограждали себя от уязвимых мест и, таким образом, непроизвольно от полного переживания самой жизни.
Люди шли вперед и пробовали эти методы, с разным уровнем успеха. Появились новые, более соматические (телесные) формы терапии, такие как розен-терапия (к этой теме мы вернемся позже в книге). Интеллектуалы, такие как Герберт Маркузе с его критическим психоанализом, поставили эрос и его освобождение в центр борьбы с капиталистическим обществом.
В некоторых случаях стремление к эмансипации эроса доходило до шокирующих крайностей. Французские интеллектуалы, включая Мишеля Фуко, выступили за отмену законов о возрасте согласия, подписав петицию в 1977 году (по сути, чтобы взрослые могли заниматься сексом с детьми). В 1979 году во французских газетах были опубликованы два открытых письма в защиту лиц, арестованных по обвинению в изнасиловании по закону (их также подписали многие известные личности), в которых отстаивалось право "12-13-летних подростков вступать в отношения с кем угодно". Ага, 12-летние "выбирают" секс со старыми педофилами. Вот что утверждали наши легендарные интеллектуальные герои левых. Это так по-французски.
И в том же духе до наших дней существуют экспериментальные сообщества, играющие с подобными идеями свободного эротического и эмоционального самовыражения ("что будет, если каждый будет заниматься сексом с каждым по своему желанию!"). В таких случаях, как сообщество индийского гуру Ошо, который в 1981 году основал город Раджнишпурам в округе Васко, штат Орегон, можно было наблюдать результаты: Поначалу люди действительно чувствуют себя освобожденными и интенсивно живыми, но через некоторое время социальная ткань разрушается, и многие люди страдают.
Вау, люди действительно старались изо всех сил, чтобы разорвать цепи запретов. Надо отдать им должное.
Но каков разумный и эффективный способ сделать это? Сразу скажу, что аргументация, которой я придерживаюсь, не является утопическим праздником сексуального освобождения. Я также не являюсь некритичным сторонником движений тантрического секса, которые стремятся отменить "обусловленность общества". Это не так, как если бы существовало одно чистое ядро здоровых желаний, а затем тюрьма, построенная репрессивным обществом, боящимся наших подлинных влечений. Или, в общем, это "истинно, но частично".
Напротив, поскольку мы - существа социальные, возникающие в вечном танце с обществом, частью которого являемся, наши побуждения и желания формируются как биологией, так и культурой. Мы становимся "личностями" и "персоналиями" благодаря взаимодействию друг с другом. Но нужно привести это соотношение между нашими влечениями и отношениями в гармоничный резонанс, чтобы мы не чувствовали себя запертыми и задушенными.
Культурные ограничения возникли в ходе истории, потому что наши импульсы и побуждения заставляют нас вступать на действительно сложную территорию, такую как вопросы согласия, создания семьи, поддержания взаимного доверия, социальной иерархии или недопустимого смешения различных ролей (спать со своими студентами - часто плохая идея и т. д.). И когда бы мы ни взаимодействовали друг с другом, мы не можем просто взять любую роль, которая свободно выражает все эмоции; нам всегда нужно приспосабливаться к тому, что эмоционально и социально приемлемо для других. Мы не можем по своему желанию вести себя как рок-звезды и императрицы, потому что мы будем слишком мешать друг другу, а значит, встретим сопротивление и социальные санкции, вплоть до полной изоляции или применения силы, чтобы сдержать нас: В конце концов, мы связываем и затыкаем рот людям в психиатрической клинике. Поэтому мы сдерживаем себя; мы становимся вежливыми, сдержанными, вежливыми и "цивилизованными". Мы из кожи вон лезем, чтобы не вести себя странно, до такой степени, что это становится второй натурой; альтернатива становится просто немыслимой. Таким образом, мы формируемся и становимся социальными существами благодаря друг другу, а быть социальным - это, отчасти, быть сдержанным.
С этой точки зрения даже часто звучащие сегодня призывы к "аутентичности" могут оказаться пустыми. Допустим, мы аутентично выражаем свои негативные эмоции другим. Возможно, на мгновение нам станет хорошо, но что при этом почувствуют они? А если они проявят такую же аутентичность и вернут нам то, что они сейчас аутентично чувствуют по отношению к нам, как это повлияет на нас? Переборщив с "подлинностью", легко понять, как коллегиальное рабочее место может превратиться в поединок ярости и обиды. Или даже семья может испортиться, если "аутентичность" будет применяться без учета контекста. Опять же, похоже, что запреты существуют по веским причинам. Мы не можем просто снять их все разом.
Зверь за решеткой
Если быть честным с самим собой, насколько мы сдержанны на самом деле? Дело не только в том, что мы не действуем в соответствии с каждым сексуальным импульсом. Дело во всем нашем существе: в том, как мы появляемся, как мы говорим, как мы двигаемся и танцуем, как мы думаем, шутим и играем. Она присутствует в каждом взаимодействии. И все мы знаем те моменты или части нашей жизни, когда мы гораздо менее зажаты, когда мы свободно течем и по-настоящему выражаем себя с позиции изобилия. "Как электричество", как говорил Билли Эллиот (танцующий мальчик из одноименного фильма) о своих занятиях балетом. Иногда это происходит в профессиональной роли, которой мы хорошо владеем. Иногда - в компании друга. Для кого-то это выступление на сцене. В редких случаях это происходит в сфере эротической и/или романтической связи, когда мы действительно можем "трахаться как зверь", или какая-то более тантрически утонченная версия этого. Но большинство других людей, в большинстве случаев, знают только наших заторможенных "я". Они видят бледные отражения того, кто мы есть на самом деле. Это касается, зачастую, даже наших семей.
Возможно, это не так уж и плохо, если подумать. Что происходит, когда нас не проверяет, не уравновешивает и не ставит на место наше социальное окружение? Примером тому могут служить диктаторы, гуру и суперзвезды, окруженные людьми, которые подтверждают все их прихоти и предубеждения. Обычно у них вырастает эго размером с синего кита. Человеческая душа всегда жаждет большего, и она принимает на себя любые самовозвеличивающие иллюзии, которые могут сойти ей с рук. Наш разум и эмоции склонны идти по ленивому (часто самодовольному) пути, если не встретят сопротивления. Истина и знания вылетают в окно, а чрезмерное и социально вредное поведение становится все более распространенным, зачастую доводя нас до неминуемого краха в несчастье. Я бы не пожелал такой участи своему худшему зятю. Так что, возможно, нам повезло, что эти "тюрьмы", которые возникают при жизни с другими людьми, существуют. Некоторые границы обычно полезны для нас и дают нам некоторую опору; они даже могут помочь нам выработать характер.
И все же трудно отделаться от ощущения, что во всем этом есть определенная трагедия. Должны ли мы всегда жить с таким количеством запретов? Должны ли мы всегда делать себя меньше, чем мы есть на самом деле, в эмоциональном и духовном плане? Должны ли мы довольствоваться лишь малой толикой того, кем мы на самом деле являемся как эмоциональные существа, постоянно притворяясь во имя мира и стабильности в обществе? Не должны ли мы в разумных пределах по отношению к себе и друг другу попытаться хотя бы немного приоткрыть это; не быть эмоциональными тюремными надзирателями друг друга и самих себя?
Я пришел к убеждению, что действительно существуют способы жить вместе с другими людьми, не впадая в безумие сексуальных разборок, криков и социального распада. Мы даже можем обойтись без терапии первобытных криков. Но для этого необходимо признать, что мы в огромной степени являемся эротическими существами в самом широком смысле этого слова. Да, мы социальные существа в том смысле, что все, что мы делаем, так или иначе связано с окружающим миром, включая других людей. Но мы также являемся эротическими существами, поскольку нами всегда движет, в очень значительной степени, какая-то похоть, страсть или любопытство.