В ответ на недомогание 1970-х годов Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер переделали и политику. Они также не были настоящими глобалистами, нацелившись скорее на укрепление национальной экономики, но они также видели важность использования глобальных возможностей. Движущей идеей было сосредоточиться на том, что правительства могут делать эффективно, и отбросить несущественные задачи, которые делали правительство менее эффективным (потому что слишком интервенционистским). Они хотели сильных правительств и считали, что предыдущие правительства были слабыми, потому что пытались сделать слишком много в слишком многих сферах жизни. Они также считали, что напористость во внешней политике, в холодной войне или в вопросе Фолклендских островов, была удобным и наглядным способом продемонстрировать свою компетентность и решительность.

Все эти попытки переделать правительство были неизбежно несовершенны, и их должны были устранить правительства-преемники. По своей природе переделыватели были весьма авторитарны, и многие люди быстро уставали от самодержавия или авторитаризма. В девятнадцатом веке неоднократно совершались покушения на Наполеона, Бисмарка и принца Ито. Их политика вскоре выглядела устаревшей. Это было верно и в отношении последствий Первой мировой войны, когда многие люди пытались найти способ вернуться к "нормальной жизни". Также после революций Рейгана и Тэтчер многие политические деятели начали искать более легкую и менее жесткую, но, возможно, даже более глобализированную версию того же подхода: Клинтонизм и "Новые лейбористы" Тони Блэра были версиями этого модифицированного и демократизированного подхода, и впоследствии были осмеяны как "неолиберальные" в новой волне ответной реакции.

Существуют обстоятельства, при которых, возможно, уникально, в большой и технически развитой стране усилия государства по координации исследований и производительности приводят к резкому росту производительности. Так, в частности, обстояло дело в уникальных условиях Соединенных Штатов середины XX века, чье развитие производительности шло по обратному U-образному пути по отношению к форме глобализации: Американская производительность росла по мере ослабления глобализации, создавая условия, в которых, начиная с 1950-х годов, глобализацию можно было рассматривать просто как подражание Соединенным Штатам. Но такой расклад не является обычным правилом, и он вытекает из особых обстоятельств межвоенной деглобализации мира.

Кризисы подталкивают к большей и более технически трансформированной глобализации не просто из-за потребности в товарах или продуктах, которые сложны и производятся на большом расстоянии. Учитывая остроту вопроса предложения, ответом на этот вызов может стать попытка - по крайней мере, в крупных, технически развитых странах - сделать производство более автаркичным. Более глубокая привлекательность процесса глобализации заключается в предложении большого количества различных экспериментальных полей: как можно решить конкретные задачи? Заимствование или присвоение технологий и подходов к управлению помогает обеспечить адаптацию и использование знаний новыми способами: а затем происходит еще большее заимствование.

Способность технологий к трансформации будет способствовать повышению производительности и росту (g). Это должно сделать государственные расходы более доступными - но только в том случае, если они будут направлены эффективно и результативно. Трансформация напрямую ставит вопрос о том, могут ли правительства компетентно предоставлять услуги: необходима революция в правительстве.

Предприниматели также пытаются внедрить новые методы контроля, используя или разрабатывая новые формы собственности, используя правовые формы, часто заимствованные из зарубежных образцов: акционерное общество в середине XIX века, которое сделало возможным создание железной дороги и пароходной революции; или оффшорная финансовая корпорация в 1970-х годах. Политическая власть будет критически важным вопросом в перестройке взглядов на собственность в то время, когда предприниматели пытаются использовать расширенные понятия собственности и контроля в попытке преобразований. Существует ли сегодня "необходимость" разрушить контроль над интеллектуальной собственностью? Требуется ли утверждение власти - новый авторитаризм и принуждение? Мы можем видеть этот вопрос в том, как Си Цзиньпин заново открывает для себя пропаганду "всеобщего процветания" Мао Цзэдуна 1950-х годов, как китайское государство пытается обуздать Джека Ма, или в обещании Владимира Путина, что "российский народ всегда сможет отличить истинных патриотов от подонков и предателей. Но это та же самая динамика, которая заставляет правительства пытаться контролировать эксцессы Джея Кука или Бетеля Строусберга.

Прошлые кампании и историческая чувствительность находят постоянный отклик в настоящем. Например, кампания китайского правительства против технологических гигантов критикует культуру развлечений, которая разрушает физическое и психологическое благополучие. Молодые люди пристрастились к играм, что приводит к интеллектуальному притуплению, а также к физической близорукости. Tencent торгует "духовным опиумом». Мобилизация правительства явно напоминает о разрушении социального и политического порядка Китая в XIX веке импортным опиумом в век унижения. История может быть использована здесь, как и в путинской России, для распространения недоверия и создания впечатления, что прошлое и будущее - это неумолимая и неизбежная история конфликта между народами, в которой выигрыш для одного обязательно происходит за счет потерь для другого.

Такие утверждения могут быть проверены анализом и данными. Таким образом, критерии благосостояния могут служить проверкой того, как осуществляется государственный контроль, кем, и для чьего блага. Общее благо также находится в центре обсуждения вопроса о том, ограничивает ли патентная защита возможности стран всего мира увеличить производство вакцины Ковид. Контраргумент заключался в том, что производство вакцины зависит не только от правильной формулы, которую можно легко скопировать, но и от гораздо более широкого набора практик и взаимодействий. Например, может иметь место чрезмерная защита интеллектуальной собственности, в частности, как следствие развития законодательства США с последних лет двадцатого века, которое трактовало компьютерные программы как патентуемые продукты, а не как истинные алгоритмы. Размышления о реформе или лучшем распространении идей сразу же поднимают вопрос о том, как учиться. Обучение является основным результатом кризисов глобализации, и нам необходимо подумать о том, как мы можем учиться более эффективно.

Основные социально-экономические проблемы, которые были выдвинуты на передний план в ходе последнего вызова, шока Ковида 2020 года - первоначальный страх перед дальнейшей дефляцией, а затем тревога по поводу стремительного роста инфляции - на самом деле не были сразу связаны с процессом глобализации. На протяжении десятилетий граждане богатых стран беспокоились о росте расходов на образование, здравоохранение, уход за стариками (быстро растущая демографическая группа) и жилье. Пандемия оказала сильное давление на каждую из этих сфер, что имело как краткосрочные, так и долгосрочные последствия. Образование было нарушено, школы и университеты были закрыты из-за опасности заражения. Обучение перешло в цифровой формат, но для некоторых (более обездоленных) учащихся доступ к нему оказался невозможен или проблематичен. Таким образом, усилилось неравенство жизненных обстоятельств. Здравоохранение было немедленно перегружено уровнем тяжелой инфекции и смертности. Кроме того, вероятны долгосрочные последствия пренебрежения другими заболеваниями, связанными с кризисом, недостаточного лечения хронических заболеваний и отсутствия диагностики новых болезней. Старики в домах престарелых заражались по мере того, как пациентов переводили из больниц. Кризис пролил яростный критический свет на управление системой ухода за пожилыми людьми и заставил многих стареющих людей не думать о таких домах как о своем будущем. Тесное и некачественное жилье способствовало распространению болезней. Большое количество более благополучных людей покинуло внутренние города и искало больше места в новых местах, где они могли бы работать удаленно.

В этих областях кризиса и вызова технология предлагала возможности улучшения или выхода из него. В каждом случае решение не ограничивается национальными границами. В сфере образования был расширен доступ к высококачественным учебным материалам в электронном виде. В здравоохранении - телемедицина и применение искусственного интеллекта для оценки проблем общественного здравоохранения. Образование и здравоохранение, если они предоставляются в цифровом формате, могут осуществляться с противоположного конца света. Что касается ухода за пожилыми людьми, то здесь больше обсуждалось, как можно использовать ИТ (и роботов), чтобы помочь большему количеству людей оставаться в своих собственных домах. А в сфере жилищного строительства открылись новые перспективы для цифровых кочевников, которые могут работать удаленно из разных уголков мира. Технологии и глобализация в совокупности дали мощные ответы, как и в прошлые кризисы. Урок тогда был прост, как и сейчас: глобализация улучшает жизнь.