ГЛАВА 26

АНГЕЛ

Просыпаюсь, задыхаясь, и тихонько всхлипываю в панике из-за ужасных кошмаров, которые меня мучают. Думаю, это из-за обезболивающих. Они что-то делают с моим мозгом, помимо того, что блокируют болевые рецепторы.

Вопрос в том, какую боль я предпочитаю.

Физическую или душевную?

Что бы я предпочла: чтобы у меня болели ребра или чтобы воспоминания об изнасиловании мелькали в моей голове каждый раз, когда закрываю глаза?

Поднимаю руки перед собой и понимаю, что дрожу. На прикроватной тумбочке рядом стоит стакан воды и я выпиваю его несколькими большими глотками.

На тумбочке лежит мой телефон, подключенный к зарядному устройству. Хватаю его и сразу же звоню брату по FaceTime.

Он не отвечает, и я смотрю в окно. Темно. Телефон показывает, что уже почти полночь. Несмотря на позднее время, после нескольких звонков на экране появляется лицо моего брата, я с облегчением вздыхаю.

— Привет, - шепчу я.

— Привет, - тихо отвечает Трэвис. — Ты в порядке?

Киваю.

— Да, в порядке. - Большим пальцем я вытираю со щеки остатки влаги. — Просто мне приснился кошмар.

— Хочешь поговорить об этом?

Справедливый вопрос, но я качаю головой.

— Нет. Просто хотела услышать твой голос. Мама и папа здесь, но я не хочу их будить.

— О, так ты решила разбудить меня? - поддразнивает он. Это вызывает у меня улыбку, хотя и грустную. — Эй, ты же знаешь, что я шучу. Ты можешь звонить в любое время и по любому поводу. Прости, что не смог приехать к тебе. Маме Джастина только что пересадили сердце, и ему очень тяжело.

— Трэв, все в порядке. Я все понимаю.

— Но, - тянет он, — мама рассказала мне о твоем, цитирую, супергорячем парне.

Начинаю рыдать.

— Эй. Эй. Ладно, горячая штучка - тема щекотливая. Понял.

— Извини, - всхлипываю. — Черт, извини. Я просто... - Мягко, извиняюще улыбаюсь ему, ведь то, что я собираюсь сказать, вероятно, одна из самых обидных вещей, которые можно сказать человеку, который тебя любит. — Я просто никогда не чувствовала себя более одинокой, чем сейчас. Такое ощущение, что я в клетке, Трэвис.

— Это травма.

Подтягиваю колени к груди.

— Ты даже не знаешь половины произошедшего. - Делаю глубокий, дрожащий вдох и пытаюсь убедительно улыбнуться. — Я отпущу тебя спать. Спасибо, что ответил.

— Я люблю тебя, Элли.

— Я тоже тебя люблю.

И на этом мы заканчиваем наш видеочат. Кладу телефон и плачу, уткнувшись в колени, еще несколько минут, пока голова не начинает болеть так же сильно, как и грудь. Я больше никогда не буду воспринимать нормальное дыхание как должное.

Ни за что на свете не смогу заснуть в ближайшее время, поэтому беру пустой стакан с прикроватной тумбочки, чтобы налить себе еще воды. К счастью, моя комната находится на нижнем этаже, так что мне не придется сталкиваться с мучительными попытками подняться и спуститься по лестнице в моем состоянии. Протираю глаза и шлепаю по стене кухни, пока не нахожу выключатель. Свет включается и я чуть не выпрыгиваю из кожи. Вскрикиваю и роняю стакан у своих ног. Эдвин стоит в шести дюймах от меня, балансируя на ходунках, с шокированным выражением лица.

— Будь осторожна. Не порежь себе ноги, Елена.

Моргаю в шоке. Тело напрягается, а руки опускаются по бокам.

— Вы... вы помните меня?

Он одаривает меня улыбкой.

— Конечно, я тебя знаю. Мой мозг не всегда работает правильно, но я никогда не забываю красивые лица. В частности то, которое так нравится моему сыну.

— Что вы здесь делаете?

— То же, что и ты, наверно. Набираю воду.

— О, - неловко говорю, наклоняясь, чтобы поднять стакан с пола. К счастью, он разлетелся на три больших осколка, а не разбился вдребезги. Наполняю два стакана до краев холодной водой и передаю один из них Эдвину. — Хотите, я найду Кристиана?

Эдвину, наверное, не стоит бродить по особняку в одиночку. Кристиан был бы рад узнать, что он в здравом уме. Кристиан как-то сказал мне, что это редкость, поэтому он дорожит этим моментами.

— Нет, - твердо говорит Эдвин, делая глоток воды. — Его здесь все равно нет. Он ушел в город несколько часов назад, наверное, ищет, кого бы пристрелить.

Начинаю яростно кашлять, что очень больно, учитывая мои сломанные ребра и гудящую голову. Бросаю на Эдвина напряженный взгляд, мой глаз дергается.

— Не смотри на меня так, - хмыкает он. — Ты удивлена, что я знаю о нем? О Глушителе, я имею в виду. Его все еще так называют в новостях? Давно не смотрел новости.

Потираю лицо.

— Кажется, я приняла слишком много обезболивающих.

— До твоего появления у него не было никого, кроме меня. Он никогда со мной не разговаривал. Только когда у меня начала отключаться память Кристиан начал рассказывать мне обо всем, что когда-либо делал, в мучительных подробностях, и я всегда слушал. - Эдвин вздыхает. — Я притворяюсь, что забываю. Понимаешь, Елена, болезнь Альцгеймера - лучшее, что случилось со мной, потому что, когда у меня начала отключаться голова, Кристиан наконец-то открылся мне. Он выплескивает мне душу. Если то, что он доверился мне, принесло ему хоть небольшое утешение, значит, это стоит всех тех тягот, которые мне приходится нести.

— Он убийца, Эдвин. - Качаю головой. — Почему ты никому не сказал? Разве тебя не волнуют все те жизни, которые он забрал?

— Да, мне не все равно. Я молюсь за их души каждую ночь, - говорит Эдвин и его глаза смягчаются, превращаясь в умоляющий взгляд. — Но кто поверит чудаковатому старику с провалами в памяти? Притворяюсь ли я иногда, что не в себе, когда в себе, ради него? Да. Я никогда не скажу ему об этом, и никогда не расскажу ни единой душе о том, что он сделал, ведь тогда предам его доверие, а Кристиан - все, что у меня есть. - В его глазах блестят слезы. И в моих. — Он - моя единственная семья. Пусть не моей крови, но он мой сын, и я люблю его. Понимаешь, Елена? Любовь делает людей слепыми. Она делает нас слепыми, эгоистичными и глупыми.

— Зачем ты мне это говоришь? Ты вообще себя слышишь? Это какая-то проверка моей верности Кристиану? Я позволила себя изнасиловать, причем неоднократно, чтобы сохранить его тайну. - Саркастически смеюсь. — Но уверена, что ты и так это знаешь.

— Почему ты хранила его тайну?

— Не знаю! Я не знаю.

— Нет, знаешь, - говорит он, а его мудрый взгляд обрушивается на меня, как тонна кирпичей, и все, что я делаю в ответ - качаю головой в знак отрицания. Отталкиваюсь от стойки, чтобы уйти, но Эдвин останавливает меня, произнося мое имя.

— Знаю, что ты мне ничего не должна. Знаю, что я для тебя никто. Но я старый человек и скоро умру, поэтому хотел бы попросить тебя об одном добром деле.

— О чем?

— Не говори ему, что я знаю.

— Тогда зачем ты мне рассказал?

Долгую минуту он молчит.

— Потому что мне тоже нужно было кому-то довериться. Ты никогда не узнаешь, как я благодарен тебе за то, что ты появилась в его жизни.

Должно быть, потрясение написано на моем лице. Из всего, что я могла бы от него услышать, это было самое неожиданное.

— В ту ночь, когда он встретил тебя, я проснулся и почувствовал, что что-то не так. Поэтому сразу пошел в его комнату, где нашел предсмертную записку. - По его лицу катится слеза. — Я думал, что опоздал. Но тут он вошел, запыхавшийся и промокший насквозь от дождя. Кристиан упал на колени и сказал, что нашел своего ангела-хранителя. Благодаря тебе у меня до сих пор есть сын. Я никогда не смогу вернуть этот долг. Ни в этой, ни в других жизнях. Если тебе когда-нибудь понадобится кто-то, кто выслушает и забудет, не стесняйся, приходи ко мне, Елена. Это самое малое, что я могу для тебя сделать.

Отставив стакан с водой, говорю:

— Спокойной ночи, Эдвин.

С этими словами выхожу из кухни и направляюсь в свою комнату. У двери останавливаюсь, мои глаза прикованы к комнате Кристиана. Не успеваю хорошо подумать и даже осознать, что делаю, как ноги сами несут меня в его спальню. Я не стучусь, прежде чем открыть дверь.

Пусто и холодно. Камин не горит. Из-за плотных штор в комнате почти кромешная тьма. Единственный свет исходит от мягкого золотистого сияния маленькой лампы на одной из тумбочек.

Пробираюсь к небольшой банкетке у кровати. Ложусь на бок, согнув колени так, чтобы все тело поместилось на узкой подушке.

Некоторое время борюсь со сном, потому что боюсь провалиться в очередной кошмар, но в конце концов позволяю себе расслабиться. Запах Кристиана мягко обволакивает меня как пуховое одеяло. Тот запах, который я помню.

И который так жажду.

Когда снова просыпаюсь, понимаю, что лежу уже не на жесткой банкетке, а на мягком матрасе, закутавшись в бордовый плед и зарывшись лицом в мягкие подушки. Глубоко вдыхаю. Кристиан. Должно быть, он нашел меня вчера вечером и перенес на кровать. Смятые простыни говорят о том, что он тоже спал здесь, но не настолько близко, чтобы случайно коснуться меня ночью.

Должно быть, я так устала, что даже не поняла, когда Кристиан взял меня на руки, и я ему за это благодарна. Не уверена, что смогла бы справиться с этим в тот момент. Раньше в том, как он прикасался ко мне, было что-то святое и нежное. Теперь от одной только мысли об этом у меня мурашки по коже.

В комнате горит камин, тихое потрескивание наполняет тишину и пахнет древесным дымом. Часы на прикроватной тумбочке показывают, что уже почти полдень. Я проспала почти двенадцать часов. Перекидываю ноги через край кровати и выбираюсь из-под теплых одеял. Выхожу из комнаты Кристиана и иду в свою. Когда прихожу туда, замечаю, как он и обещал перед тем, как все пошло прахом, все мои вещи аккуратно разложены по местам. Точно. Я совсем забыла, что согласилась на переезд. Он должен был вынести все вещи из квартиры, пока хозяин не выбросил их на улицу.

Семейная фотография, которую я хранила на прикроватной тумбочке в своей квартире, теперь стоит на столе у окна. На книжной полке сложены тетради и учебники времен учебы на юридическом факультете. Мое фиолетовое одеяло аккуратно лежит у изножья кровати. Подозреваю, что вся моя одежда уже висит в гардеробе, а когда захожу в ванную, все туалетные принадлежности уже там. Зубная щетка и наполовину использованный тюбик зубной пасты лежат у раковины. Чищу зубы гораздо дольше, чем нужно, и теряюсь, глядя на девушку, которая смотрит на меня из зеркала.