ГЛАВА 24

АНГЕЛ

Не помню, как заснула, но когда просыпаюсь в ушах стоит гул флюоресцентной лампы. Она такая яркая, что в голове появляется вопрос: не так ли выглядит смерть? Все всегда говорят о свете, но я уверена, что их версии гораздо теплее и приветливее, чем суровый белый свет надо мной.

Все мое тело как будто переехали. Голова болит, пульсация почти невыносима, а этот свет посылает острую боль в мозг прямо под глазные яблоки. Я зажмуриваюсь и тру глаза. Неприятное чувство дает о себе знать при давлении на сгиб моей левой руки. Смотрю вниз. Это капельница.

Ненавижу капельницы. Знаю, что на самом деле внутри меня нет иглы, но всякий раз, когда вижу ее, думаю только об этом. Крошечная иголка, впивающаяся в мои нежные вены при каждом малейшем движении. Опускаю руку и небольшая волна головокружения накрывает меня, укладывая обратно на кровать.

Делаю вдох и рывком поднимаюсь на ноги.

Капельница. У меня в руке капельница, значит, я в больнице.

На мне один из этих тонких халатов, покрывающих тело, и ярко-фиолетовое одеяло, накинутое на меня. Мягкая подушка лежит на том месте, где лежала моя голова. Определенно не больничная.

Справа от меня стоит пластиковый стул, на спинку которого накинута кожаная куртка. Наклоняюсь - ребра при этом болезненно ноют - и хватаю куртку. Подношу ее к носу и вдыхаю.

Кристиан.

В сердце поселяется небольшое успокоение от осознания того, что он где-то здесь. Ложусь на спину, прижимая куртку к груди, как будто это игрушка, и закрываю глаза.

Когда слышу тихие голоса за дверью, тело полностью застывает, и я натягиваю куртку на голову, как щит. Трясусь и дрожу в своей постели, надеясь обрести силу невидимости. Мягкие шаги приближаются и я тихонько хнычу под одеялом, слезы уже наворачиваются на глаза.

— Мисс Янг? - спрашивает мягкий голос, но я не шевелюсь уже долгую минуту. Выглядываю из-под куртки. Это женщина. Высокая, царственная, темнокожая женщина. Встречаюсь с ней взглядом и она сочувственно улыбается. — Я доктор Анетт Портман. - Она делает нерешительный шаг вперед, но только для того, чтобы проверить висящие на крючке рядом с моей кроватью пакеты, в которые вставляется капельница. — Вам не больно, мисс Янг?

Моргаю, как будто она только что заговорила на иностранном языке. Сердце колотится в груди, а каждый вдох дается мне с трудом и, да, с болью.

— Мне больно дышать, - шепчу, опустив глаза, как будто этого нужно стыдиться.

Доктор Портман кивает.

— Это очень часто бывает при переломах ребер, а у вас их три. К счастью, они, похоже, целы. Никаких осколков. Все должно зажить хорошо. Я одобрю небольшое увеличение дозы обезболивающих. Что-нибудь еще?

Надолго задумываюсь.

— Голова.

— Тоже не удивительно. У вас сотрясение мозга. Головная боль пройдет, если Вы будете следить за собой. Кроме того, в ногу попал большой осколок стекла, но мы смогли его извлечь и наложить швы. Заживет относительно быстро и шрамы останутся минимальными.

Снова моргаю.

— Меня это не волнует.

Она бросает на меня знающий взгляд и садится на табурет рядом с моей кроватью.

— Я очень сожалею о том, что вам пришлось пережить. Это было ужасно, и совершенно нормально, что вы чувствуете страх, злость, беспокойство.

Следующие несколько минут она подробно рассказывает о тестах на ЗППП и говорит мне, что пока я чиста, но через несколько недель мне следует посетить врача, чтобы еще раз убедиться в этом.

— Вы... вы звонили моим родителям?

— Да, мэм. Они заверили нас, что приедут как можно скорее.

Сердце сжимается и я хочу спросить ее, как много мои родители знают о том, что случилось, чтобы подготовиться к тому, как они будут смотреть на меня, когда приедут. Я уже знаю, что отец будет на взводе, а мама будет плакать на другом конце страны. Мне будет так тяжело смотреть им в глаза, переживать все это снова и снова.

Доктор Портман выходит из комнаты, и, как только за ней закрывается дверь, я даю волю слезам. Прижимая к груди куртку Кристиана и позволяя подкладке впитать мою печаль. Позволяю себе быть слабой. Меня трясет, в груди хрипит, когда я пытаюсь сделать вдох. Такое ощущение, что весь мой мир рухнул и я застряла под обломками, не имея возможности выбраться. Это похоже на самую страшную тюрьму, к которой меня могли приговорить.

Ловушка собственного разума.

Мое наказание - переживать изнасилование снова и снова.

Слышу шаги и меня вдруг охватывает ярость. Не глядя, выхватываю из-под головы запасную подушку и бросаю ее в сторону двери с разочарованным рычанием сквозь стиснутые зубы.

— Убирайтесь! - кричу, ослеплённая собственными слезами.

— Я никуда не уйду, ангел.

Застываю и протираю глаза, глядя на Кристиана, задержавшегося в дверном проеме. Он смотрит в ответ, как будто видит меня впервые. Моя грудь болезненно сжимается.

— Где ты был? – агрессивно спрашиваю, внезапно придя в ярость от того, что его не было здесь, когда я проснулась. Он не отвечает, а садится в кресло рядом со мной, где до этого лежала его куртка. Тянется к моей руке, но я отдергиваю ее так быстро, что в комнате ощущается горькое напряжение.

Кристиан поднимает руки в знак капитуляции и трясет маленькой чашкой в правой руке.

— Я только что спустился в кафетерий, чтобы выпить кофе. - Волна грусти мелькает в его взгляде и исчезает так же быстро, как и появилась, прежде чем его рот становится прямым, а глаза смягчаются.

Всхлипываю. Сначала мое сердце недовольно его ответом, но потом я внимательнее смотрю на него. Нежная кожа под его глазами имеет темно-фиолетовый оттенок. Черты лица выглядят осунувшимися, а сам он слишком бледный. Если бы он был на тон светлее, я бы видела его насквозь. Кристиан выглядит хрупким. Хрупким. Как будто малейшее дуновение ветра может сломать его. Я никогда не видела его без чисто выбритого лица, но у него есть щетина, а волосы видали и лучшие времена.

Ему не нужно ничего говорить, чтобы я поняла. Он так беспокоился обо мне, что не заботился о себе.

— Прости меня, - шепчу. Кристиан легонько кладет свою правую руку на кровать рядом со мной. Предложение взять меня за руку, если буду согласна.

Но я еще не готова.

— Тебе не за что извиняться. Как ты себя чувствуешь? - спрашивает он, и я рассказываю то же самое, что говорила доктору Портман. По постоянному подергиванию его пальцев понимаю, что ему стоит немалых усилий не потянуться ко мне, чтобы утешить меня своим прикосновением. Своими объятиями.

Дело в том, что сейчас я ничего не хочу больше, но эта мысль словно миллион насекомых, ползающих по моей коже. Она вызывает у меня зуд. Мне неспокойно, и я каждые несколько секунд поглядываю в сторону двери, чтобы убедиться, что путь свободен, на случай, если мне придется бежать.

Интересно, будет ли он преследовать меня теперь, когда я сломлена и разбита? Теперь, когда я разрезана на части и двое других мужчин насильно взяли меня. Содрогаюсь при воспоминании о боли и жжении, которые возникли при насилии, и о той полной пустоте, которую ощутила, когда Фрэнк и Нил насиловали меня в первый раз, а потом еще раз внизу, когда пришел Кристиан, и ему пришлось наблюдать.

Мурашки тревоги пробегают по моему телу.

— Они ведь сбежали, да? - спрашиваю, боясь найти ответ в его глазах.

— Валенти, - признается Кристиан и его голос срывается, превращаясь в шепот от стыда. Вздрагиваю, словно снова оказалась заперта в комнате с этим мерзким человеком, и испускаю дрожащий вздох. — Елена, клянусь своей чертовой жизнью, я буду охотиться за ним до самого конца. Найду его и заставлю страдать до тех пор, пока меня не будет бояться даже сам дьявол.

— Он может вернуться.

— Нет, детка, - воркует Кристиан. — Клянусь, теперь ты в безопасности. Нил уже мертв, а Валенти скоро будет.

Моргаю и что-то темное, тревожное бурлит в моем нутре.

— Он... он страдал?

Челюсть Кристиана сжимается и я понимаю, что даже мысль об этом заставляет его чувствовать себя одичавшим. Он кивает.

— Да. Я заставил его страдать. Потом поджег его труп, чтобы он не знал покоя даже после смерти.

— Хорошо, - шепчу и что-то сверкает в его глазах, но прежде чем я успеваю подумать, что именно , за дверью моей больничной палаты раздается спор. Я тут же залажу под одеяло, а Кристиан встает, обхватывая пальцами пистолет под рубашкой. Слышу что-то похожее на «уберите от меня руки». За дверью раздается еще один шорох, затем ее открывают, и двое мужчин хватают мужчину за руки.

— Папа! – Задыхаюсь, а рыдания прорываются сквозь меня, когда наши глаза встречаются. — Папа! - кричу, сползая с кровати и пытаясь встретить его на полпути, но путаюсь в простынях, и он добирается до меня первым, заключая в самые крепкие объятия, на какие только способен. Мы рыдаем, уткнувшись друг другу в шею, и я думаю, что отец, возможно, даже больше меня расстроен. Никогда в жизни не чувствовала такого облегчения как сейчас, когда он обнимает меня, а я прижимаюсь так, словно это последнее, что когда-либо сделаю.

Отец отстраняется на несколько сантиметров, его лицо разбито, а глаза ярко-красные.

— Все хорошо, милая. Все хорошо. Я здесь.

Его утешения только еще больше распаляют меня. Не знаю, сколько времени мы так обнимаемся, но достаточно долго, что в итоге у меня начинает болеть спина. Моя голова лежит на шее отца, и это похоже на то, как он обнимал меня в детстве, когда мне снились кошмары.

— Не слишком ли я взрослая для того, чтобы ты прогонял чудовищ под моей кроватью? – шепчу и чувствую, как отец вздрагивает, качая головой.

— Нет, Элли. Ты никогда не будешь слишком взрослой для этого, - обещает он, а затем снова отстраняется, чтобы хорошенько рассмотреть меня, и в этот момент его поведение становится опасным. Я вижу, ему есть что сказать, как минимум, «скажи мне, кто это сделал, чтобы я мог засунуть свой дробовик им в задницу».