Глава 1
Шей
Учащиеся смогут научиться сражаться с юристами, грузовиками для перевозки коров и пиратами.
— Милая, ты должна расписаться в получении письма.
Я моргнула, глядя на Джейми из своего кокона из одеял на ее диване, пьяная в середине дня и одетая в пижаму трехдневной давности. В течение двух недель после того, как меня бросили у алтаря, я была, по крайней мере, слегка пьяна большую часть времени, поэтому не плакала постоянно, что казалось улучшением.
Либо так, либо это признаки обезвоживания. Я не была уверена.
— Зачем? — спросила я.
Подруга собрала свои длинные, шелковистые волосы и завязала их в конский хвост.
— Не знаю, куколка. Я пыталась получить его за тебя, но чувак попросил удостоверение личности.
Мне потребовалась минута, чтобы соскрести себя с дивана. Поход к двери был для меня настоящим путешествием. Я всего несколько раз отваживалась выйти за пределы квартиры, превращенной в склад, которую Джейми делила с тремя другими женщинами, с тех пор как все развалилось в день моей свадьбы.
В первый раз, когда взяла себя в руки настолько, чтобы выйти из квартиры, я отстригла шесть дюймов волос — волосы, которые отращивала почти два года, чтобы создать идеальный свадебный образ, — а затем покрасила свой натуральный блонд в цвет розового золота.
У меня не было особой причины хотеть розовые волосы до плеч. Я не могла этого объяснить иначе чем то, что больше не хотела видеть в зеркале свою старую версию.
Именно это привело меня к тому, чтобы сделать татуировку. Что гораздо более постоянное, чем смена прически, но мне хотелось этого годами. Поэтому теперь нужно было зримое напоминание о том, что, кем бы ни была до этой катастрофы, сегодня я уже не та девушка.
Затем я продала все, что касалось моих прежних отношений. Платья всех видов: для фотографий помолвки, для вечеринки по случаю помолвки, для презентации подарков невесте, для девичника. Наряды для афтепати и ланча на следующий день, образы для медового месяца. Те потрясающие туфли цвета фуксии и фату. Все, что я носила с бывшим. Все случайные сентиментальные вещицы, которые тщательно собирала. Даже журналы для новобрачных двухлетней давности.
И это чертово свадебное платье. Как оказалось, я не испортила его каким-либо существенным образом. Просто небольшой разрыв по боковому шву, ничего такого, с чем портной не смог бы справиться. Учитывая, что этот дизайнер почти никогда не шил ничего, что подходило бы девушке шестнадцатого размера вроде меня, десятки невест выстроились в очередь, чтобы купить его у меня.
После этого мало что осталось. Лишь одежда, которую я носила, работая в детском саду. Коллекция штанов для йоги различных оттенков выцветшего черного. Коробка из-под обуви, полная дурацких сережек, которые я любила, но мой бывший жених ненавидел.
Итак, я была здесь с новой прической и свежими чернилами, потягивала ликер и смотрела бессмысленное реалити-шоу на диване моей лучшей подруги в старой пижаме, пока бывший наслаждался медовым месяцем, который я запланировала и оплатила в качестве свадебного подарка ему. Это была моя награда за соблюдение правил.
Это и еще то, за что, черт возьми, я должна была расписаться у двери.
Я прошаркала по квартире, накинув на плечи одеяло и крепко прижимая его к груди, потому что нельзя было доверять, что эта майка не расползётся на мне. Одно неверное движение, и мои сиськи могли вывалиться наружу.
Джейми прислонилась к стене, пока я передавала свое удостоверение личности и расписывалась в получении письма.
— Что это? — спросила я курьера.
— Не моя работа знать, — ответил он. — Моя работа — доставлять корреспонденцию, и ты не облегчила мне задачу.
— Как загадочно, — сказала Джейми, удаляясь по коридору.
Я повертела конверт в руках.
— Что бы это ни было, не думаю, что меня это волнует, — сказала я, тащась обратно к дивану. Потом бросила конверт Джейми. — Просто скажи мне, что там написано.
Я уставилась в телевизор, закутавшись в одеяло, и допила остатки поистине отвратительной смеси красного вина, льда и диетической колы. Ужасно. Преступление против вина. Но вкусно.
Джейми разорвала конверт, и я оценила — не в первый раз — полное отсутствие осуждения с ее стороны. Некоторые люди не вынесли бы такого долгого барахтанья в жалости в себе. Они не стали бы обсуждать дизайн татуировки или радоваться, когда первые пряди волос упали на пол салона. Джейми не осуждала, она принимала, и это было только одной из лучших черт в ней.
— Это о твоей сводной бабушке, — сказала она, перелистывая страницы. — Той, которая умерла.
Я поболтала льдом в своем стакане. Бабушка Лолли умерла пару месяцев назад, тихая и счастливая, в своей постели в доме престарелых во Флориде, который она настойчиво описывала как «отличное времяпрепровождение». Ей было девяносто семь лет, но это никогда не мешало ей срываться в сальсе по вечерам. Я жила с ней какое-то время в старших классах, когда у меня все было сложно, и нежно любила ее.
Она была одним из немногих членов семьи, которых я считала настоящей семьей. И всем сердцем верила, что отсутствие бабушки Лолли на моей свадьбе — это худшее, что могло со мной случиться.
Классный способ подразнить судьбу.
— Это не имеет никакого смысла, — пробормотала Джейми, перелистывая страницы. — Звучит так, будто она оставила тебе ферму. В Род-Айленде.
Мой взгляд упал на корзины для белья, мешки для мусора и разномастные коробки, собранные вдоль стены. Этот беспорядочный, ветхий хлам громко и гордо указывал на то, что какая-то группа моих милых, удивительных, сумасшедших подруг отправилась в роскошный высотный кондоминиум в Бэк-Бейе в Бостоне, который я делила с бывшим, и забрала все, что они посчитали моим.
Все, вплоть до почти пустой бутылки оливкового масла и веника, которого я никогда раньше не видела.
Они самые лучшие подруги, о которых только можно мечтать, и самые близкие люди, которые были мне родными здесь, в Бостоне. И продолжали спрашивать, не нужно ли мне чего-нибудь, все ли со мной в порядке. И правда в том, что со мной не все было в порядке. Даже близко.
Но я этого не говорила.
Я оглянулась на Джейми, спрашивая:
— Что?
Она покачала головой, указывая на лист.
— Нам нужно позвонить адвокату твоей сводной бабушки, потому что я не разбираюсь в этих вещах, и здесь есть целая куча дат и требований, которые кажутся действительно важными.
Я побрела на кухню, чтобы выпить еще один бокал вина со льдом и содовой.
— Это не имеет смысла. Вероятно, это ошибка. Лолли не оставила бы мне ферму. Она принадлежала ее семье сотни лет, и у нее есть четверо настоящих внуков, ну знаешь, от первого брака моего отчима. Она бы оставила ее им. Или моему отчиму. Или кому-нибудь другому.
Джейми указала на документ.
— Нам нужно позвонить этому парню.
— У меня нет телефона, — сказала я. — Ты забрала его. Помнишь?
В какой-то момент она вырвала телефон у меня из рук. Еще одно отличие ее от других, Джейми удерживала меня в моменты, когда я хотела накричать на бывшего за то, что он ждал до последних секунд дня нашей свадьбы, чтобы положить конец нашим отношениям, и в моменты, когда хотела, чтобы он объяснил, что произошло, сказал мне, что пошло не так, что я сделала не так. Почему он решил выставить меня дурой.
Объяснение не помогло бы. Я знала это. Но были моменты, когда я уставала быть пьяной, грустной и оцепенелой, и мне хотелось взорваться в гневе от того, что меня обидели таким небрежным образом. Хотела, чтобы эта ярость истощила меня. Чтобы истощила до такой степени, что я бы слишком устала, чтобы плакать или даже чувствовать онемение.
Эта ярость была самой искренней вещью, которую я могла чувствовать, и даже тогда это было не более чем раскаленное разочарование. Я спланировала эту свадьбу до последней мелочи, а потом — бац. Все исчезло, как будто ничего из этого вообще никогда не было. Как будто всего, что представляла собой свадьба — всего, что она значила для меня, — никогда не существовало.
— Мы воспользуемся моим, — сказала она, вытаскивая телефон из заднего кармана своих джинсовых шорт.
Я подняла свой бокал в приветствии.
— Говорю тебе, это ошибка. Она не оставила бы мне ферму.
— Но что, если это правда? — Джейми бросила на меня нетерпеливый взгляд, прежде чем набрать номер, указанный в документах.
Я вернулась на диван, вполуха слушая, как она объясняла нашу ситуацию кому-то на другом конце линии. Мгновение спустя та протянула мне телефон, сказав:
— Сейчас нас соединят с адвокатом.
Я переключила на громкую связь, когда пошли гудки. Затем:
— Здравствуйте, это Фрэнк Зильбер.
— Эм, да, привет, это Шей Зуккони, — представилась я.
— Мисс Зуккони! Мы пытались разыскать вас в течение месяца, — сказал он, и в его словах прозвучала радость.
Я перевернула конверт. Не нужно объяснять, что у него был мой старый-престарый адрес, квартира, где я жила до того, как переехала к бывшему.
— Да, я недавно переехала.
— Ну, теперь, когда вы нашлись, — сказал он, все еще весело, — я объясню условия наследования.
— Да, об этом, — сказала я, игнорируя изогнутые брови Джейми. — Не думаю, что вы связались с подходящим человеком. Возможно, вам нужен сын Лолли или ее внуки? Я действительно не думаю, что должна что-то получить.
— Ваша сводная бабушка очень четко сформулировала свои желания, — возразил он. — Она пересмотрела со мной свое завещание примерно за три месяца до своей кончины. Это то, чего та хотела.
— Хорошо, но... — Я не знала, что еще сказать, и Фрэнк воспринял мое молчание как сигнал к действию.
— Ваша сводная бабушка называла вас, Шейлин Мари Зуккони, единственной наследницей резиденции, хозяйственных построек и сельскохозяйственных угодий, известных как «Ферма близнецов Томас», часто именуемая как «Два Тюльпана», расположенная по адресу Олд-Уиндмилл-Хилл-роуд, восемьдесят один, в Френдшипе, Род-Айленд.