Я снова поцеловал ее.

Учитывая все обстоятельства, это был не самый разумный выбор, но это спасло меня от объяснения моей версии нашей истории. Она бы не поняла этого. У меня была моя реальность, а у нее — своя, и мне пришлось смириться с тем, что они никогда не совпадут.

Этот поцелуй был более долгим и менее целомудренным, чем первый. Я слышал, как Дженни сказала: «Фу, отвратительно», а кто-то другой сказал: «Только посмотри на этих двоих», но мне было все равно, потому что Шей схватила меня за рубашку и издала тихий горловой звук, который прикончил меня.

Не имело значения, что произойдет дальше. Исчезнет ли она из моей жизни завтра. Вернется ли в Бостон и откажется от «Двух Тюльпанов». Даже если бы она осталась, я бы никогда больше не смог к ней прикоснуться.

Ничто из этого не имело бы значения, потому что она поцеловала меня в ответ и наслаждалась каждой секундой этого.

Отстранившись, я сказал:

— Мне очень жаль.

Шей покачала головой.

— Не стоит. Можешь использовать меня в любое время, когда тебе понадобится отбиться от жаждущих женщин Френдшипа. Их, должно быть, десятки. Я разобью их сердца ради тебя. Разрушу их мечты.

— Ты кажешься... взволнованной по этому поводу.

Шей рассмеялась. Я почувствовал ее теплое дыхание на своей шее, затем ее губы коснулись меня там. Мне пришлось потрудиться над тем, чтобы мои глаза не закатились.

— Когда начинается игра? — спросила Дженни. Ее губы были ярко-розовыми, когда она повернулась к нам лицом. Девочка оглядела нас так, будто каждый день находила Шей в моих объятиях. Мне действительно нельзя было облажаться с ней. — Уже скоро? Или я могу взять попкорн?

— Осталась сдача от лимонада?

Она пожала плечами, но сунула руку в карман.

— У тебя хватит на попкорн, — сказал я. — Сама сходишь или хочешь, чтобы мы пошли с тобой?

Мы.

О, боже. Я уже включил в это нас. Со мной было так много всего не так.

— Вы можете посмотреть, как я туда пойду, — сказала она, вприпрыжку направляясь к киоску с попкорном, который предлагал студенческий совет.

Я еще раз провел губами по виску Шей. Не потому, что Кристиана смотрела или потому, что мне было насрать на чье-либо мнение. Я сделал это, потому что хотел сделать это задолго до того, как узнал, что значит целовать женщину в лоб, а не в губы.

— Ты не обязана оставаться, — сказал я ей.

— О, но я должна. — Шей прижала руку к моей груди. — Не забывай. Я встретила твою девушку и знаю ее ненасытность. Если думаешь, что она не ринется в бой, как только я уйду, то недооцениваешь ее. — Она засмеялась, добавив: — И я обещала Джейми, что выйду и поживу жизнью маленького городка, даже если мне это не нравится.

Кто, черт возьми, такой Джейми?

— Джейми? А как насчет меня? Разве я не сказал то же самое? — спросил я.

Она потратила некоторое время на то, чтобы разгладить мою рубашку. Как будто внешний вид действительно имел значение в жаркий августовский вечер, когда все старше пятнадцати лет были заняты выпивкой, замаскированной под бутылки с водой, и вели себя так, будто насекомые не съедали нас заживо.

И кто, черт возьми, такой Джейми? Пожалуйста, пусть этот парень не будет той ее «непростой ситуацией».

— Джейми — моя лучшая подруга, — сказала Шей, пробегая милыми маленькими пальчиками по моим плечам и груди, привязывая бетонные гири к каждому месту, к которому прикасалась, прежде чем столкнуть меня с пирса. — Мы преподавали вместе в течение многих лет. И разговариваем почти каждый день. Она мама-наседка нашей группы друзей.

Все в порядке. Оставим Джейми.

— И каков же вердикт? — Я сжал ее бедро. Там она была мягкой, гладкой и бархатистой. Мои пальцы могли бы впиться в ее кожу, вцепиться в нее, и я мог бы оставить следы, если бы она мне позволила. Но она бы не позволила. Потому что я бы никогда не попросил. — Тебе здесь не нравится?

— Я не знаю. Это совсем не то, что я помню. Все здесь другое. На самом деле, со стороны Френдшипа было довольно грубо вступить в клевую фазу после того, как я уехала из города. — Она снова рассмеялась, и от этого звука у меня сжалось нутро. От этого мне захотелось крепче прижать ее к себе. Похоронить себя в ней. — Для тебя это по-другому?

— Иногда, — признался я. И это было правдой. Чаще всего я вел бизнес и жил своей жизнью без каких-либо мучений из моего детства. Но потом всегда находился кто-то, кто хотел знать, как я похудел (я понятия не имел; мне исполнилось двадцать, и все в моем теле начало меняться), или мог ли порекомендовать дерматолога, который очистил мою кожу (то же, что и выше), или счастлив ли я сейчас (не так, как можно было бы ожидать, нет, а по-другому, да). — Люди делают странные комментарии. Они говорят вещи, которые в их голове звучат как комплимент, но это все равно, что получить пощечину.

— Мне это не нравится, — сказала она, ее слова были достаточно тихими, чтобы заставить меня задуматься, предназначались ли они для меня. Затем Шей подняла взгляд от моей рубашки, ее глаза были темными, а складка между бровями глубокой. — Я буду твоим живым щитом и для этого тоже.

Слишком быстро я сказал:

— Не нужно. Я справлюсь с этим.

— Есть куча дерьма, с которым я могла бы справиться сама, — сказала она, — но я все равно была бы рада, если бы кто-нибудь помог мне с этим.

— Например, что?

Ее губы приподнялись с одной стороны. Это была самодовольная ухмылка, и мне так сильно захотелось стереть ее поцелуем, что все сжалось внутри.

— Ничего. Не имеет отношения к делу. — Она похлопала меня по груди, как будто подчеркивая это утверждение. — Я останусь на игру. И дам тебе несколько советов о том, как сделать вид, что ты полностью влюблен в меня и не заинтересован ни в ком другом.

Ага. Давай, покажи мне, на что это похоже. Ведь я понятия об этом не имею.

— Думаешь, что сможешь это сделать?

— Вот чего ты во мне не понимаешь: я великолепно разбираюсь в проектах. Дайте мне проект, и я осуществлю его, доведу до конца. Например, готовить Дженни к предстоящему экзамену. У меня есть четкая, измеримая цель, я знаю, как ее достичь, и ничто другое не имеет для меня значения, пока я не поставлю эту галочку и не вычеркну это из своего списка.

— И теперь твоя цель — убедить людей, что я в тебя влюблен?

— М-м-м. Проще простого.

Столкни меня прямо с этого пирса.

— Только на сегодня? Или дольше? Каковы временные рамки этого проекта?

Шей сделала паузу, побарабанила пальцами по моей груди. У меня возникло странное желание схватить эту руку и пососать эти пальцы. Я имею в виду, в извращенном смысле.

— В настоящее время я существую со скоростью один день за раз. Я могу подарить тебе сегодняшнюю ночь…

Мое тело услышало нечто совсем не то, что она имела в виду. У моего тела были идеи, которые выходили далеко за рамки извращений. Это было оскорбительно, на самом деле. Вещи, которые я хотел, не были простыми или милыми. Они были требовательными, интенсивными и… и первобытными. И если бы у Шей было хоть малейшее представление о тех образах, которые крутились в моей голове, она бы схватила свои вещи и убежала от меня так быстро, как только могла. Но я бы не хотел, чтобы она убежала. Если бы она услышала хоть каплю грязи в моей голове, то никогда бы больше не посмотрела на меня так, как раньше. Черт, я едва позволял себе думать о том, чего хотел.

— …и посмотрим, что принесет будущее. — Шей глубоко вздохнула и смотрела мне в глаза долгую, безмолвную минуту. Казалось, я должен был что-то извлечь из этого взгляда, но единственное, что мог сделать, это изучить милый изгиб ее верхней губы и представить, как кусаю ее. Затем: — Если только ты этого хочешь. Я бы не хотела тереться о тебя всем телом, если ты этого не хочешь.

Охренеть!

Вместо того, чтобы высказать эту красноречивую мысль, я указал на фургоны с едой.

— Что ты хочешь съесть?

— Я в порядке. — Она покачала головой, скорчив гримасу, как будто ей было все равно. Но я на это не купился. — Мне ничего не нужно.

— Они готовят странные и невероятные кесадильи. — Я указал на ближайший фургон. — А эти ребята — корейское барбекю. Исключительное. Лучшее, что я когда-либо пробовал. Там, внизу, в желтом грузовичке, готовят разнообразные «бан ми», но их чапчхе — скрытая жемчужина их меню. — Я указал на несколько других грузовиков. — Есть также привычная еда. Пицца, сыр на гриле, картофель фри еще много чего очень вкусного.

Шей уставилась на меня с весельем в глазах и надутыми губами. Она как будто призывала меня поцеловать ее снова.

— Скажи мне, чего ты хочешь.

Из нее вырвался прерывистый вздох.

— Ч-что?

— Чего ты хочешь? — Я подчеркивал каждое слово, сжимая ее бедро. — Из фургонов. Они скоро закроются и отправятся в путь.

— Ох. Точно. О, боже мой, да, еда. — Шей тяжело вздохнула и провела пальцами по моему плечу, вниз к пояснице. Она рисовала завитки и круги, мурлыкая себе под нос, и все напряжение, которое я там копил, растаяло. Если бы она могла сделать то же самое с моей шеей, я бы построил храм в ее честь. — Я не уверена. Есть ли что-нибудь, чем ты хотел бы поделиться со мной?

Всем в этом мире.

Поскольку мои варианты были разделены поровну между признанием именно в этом и ведением ее к ближайшему фургону с едой, я положил руки ей на талию и повел в направлении кесадильи.

— Французский луковый суп удивительно хорош, — сказал я. — То же самое с кесадильей, но ты не ошибешься со старой доброй курицей барбекю.

Пока Шей изучала меню на грузовике, я сунул обе руки в ее задние карманы. Это была поблажка, которую я не заслужил, но мы были преданы этой игре. Она сама так сказала. Тем не менее, девушка бросила незаметный взгляд в направлении последнего известного местонахождения Кристианы. Я не знал, была ли она там, и мне было все равно. Я был очень занят, внутренне скручивая себя в дикие узлы.

— Ты должен был рассказать мне об этой своей маленькой проблеме, — пробормотала она.

Вместо того, чтобы ответить на это, я наклонился поближе к Шей, наблюдая, как Дженни заказывает попкорн. Она тщательно отсчитала деньги, прежде чем шлепнуть их на стойку, как будто играла ва-банк в покере. Парень, помогавший ей, обошел тележку, чтобы передать ей попкорн, и я был чертовски благодарен ему за это, потому что она перевернула бы пакет, пытаясь дотянуться до него.