Глава 4

Ной

Учащиеся научаться уклоняться так, как будто от этого зависит их жизнь.

В первый раз, когда я увидел Шей Зуккони, я ехал на старом потрепанном внедорожнике своей матери в школу в первый день учебы в старшей школе. У меня был ежедневный обратный отсчет до выпуска, и этот день стал поворотным моментом. Это было началом последней половины шоу ужасов, которое я переживал в школе. Я был близок к тому, чтобы увидеть жизнь вне этого города, и ничего так не хотел, как протянуть руку и схватить это.

Шей ждала на углу Олд-Уиндмилл-Хилл-роуд, длинные медово-золотистые волосы ниспадали ей на спину, а одежда выглядела очень, очень дорогой. Она выглядела так, словно ей, черт возьми, почти принадлежал весь мир. И была так красива, что это ошеломило меня, хотя дело было не только в ее лице и теле. Девочка была словно солнечный луч, проникший сквозь грозовую тучу.

Даже по сей день я не мог объяснить, почему остановился, но знал, что должен был это сделать. Это казалось мне физической необходимостью.

Опустив окно, я спросил, не хочет ли она прокатиться до школы, а не ждать автобуса. Я знал, что она внучка Лолли Томас, потому что в фермерском сообществе все знали, чем занимаются их соседи, и мои родители очень интересовались обстоятельствами, которые привели эту девочку в дом нашей соседки. Мне тоже было любопытно.

Я боготворил ее с той минуты, как Шей скользнула на сиденье рядом со мной, пахнущая как рай и смотрящая на меня своими кошачьими глазами. Я поверил тогда, что она видела меня, настоящего меня. Она не совершила ничего чудесного, и это хорошо, потому что я не думал, что смог бы вынести какое-либо чудо, кроме того, чтобы быть с красивой девушкой, которая решила прокатиться со мной.

Вот так Шей всех очаровывала. Едва закончился первый школьный день, как она была принята в популярную компанию, и парни, которые всегда получали лучших девчонок, выстроились в очередь. Но я забирал ее каждое утро и отвозил домой, когда она не была занята с крутыми ребятами, и Шей сидела рядом со мной, такая великолепная, сотканная из тайн и на мгновение моя, и я позволял себе верить, что это что-то значило. Я позволил себе влюбиться в нее, и значительная часть меня умерла, когда я столкнулся с реальностью того, что это было совершенно односторонне.

А потом, полжизни спустя, я предложил ей жениться и, из всех глупостей, оправдал это желанием заполучить ее землю.

У меня было слишком много дел, которыми нужно было управлять, и бесконечный поток проблем других людей, с которыми нужно было справляться. Плюс ребенок-пират и все сопутствующие этому осложнения. Я не мог ворваться и спасти положение для Шей. Не тогда, когда Дженни была моей главной заботой.

Так что, в этом смысле, то, что Шей посмеялась над моим предложением, было к лучшему. Меня это не беспокоило. Не было бы ничего хуже, чем фальшивый брак с Шей.

Но что, черт возьми, случилось с ее последними отношениями? Что там пошло не так? И почему ей было необходимо взять и переехать сюда, чтобы оправиться от этого?

Не то чтобы мне нужно было знать, что все это значит. Это не моя проблема. Она не была моей проблемой.

Если только она не передумала выходить замуж, чтобы унаследовать «Два Тюльпана».

Все это было нелепо. В каждом юридическом документе, связанном с фермой, с которым я сталкивался с тех пор, как занял это место, был какой-то элемент безответственной абсурдности, но предполагаемые условия этого завещания заслуживали первое место. Я не мог поверить, что Лолли оставила Шей с таким количеством ненужных осложнений.

Ничто из этого не прошло бы в суде.

Вместо того, чтобы добровольно стать ее мужем, я должен был предложить разобраться с этим делом от ее имени. Одно уведомление, и Шей владела бы этой землей просто так. Я все еще мог бы это сделать. Мог бы объяснить ей, как просто было бы избавиться от этих условий. Запросто мог бы исключить необходимость в фиктивном браке.

Вместо того, чтобы решать любую из этих проблем, я сделал то, что должен был сделать с самого начала: я предоставил Шей самое широкое пространство, на которое был способен, когда она приходила в мой дом, чтобы поработать с Дженни.

Я был дружелюбен — настолько дружелюбен, насколько умел быть, — но держался на почтительном расстоянии. Ей не нужно было, чтобы я околачивался рядом, а мне не нужно было позволять всем моим мыслям вырваться из моего рта. Однако, Дженни не помогала. Она всегда хотела, чтобы Шей присоединилась к нам за ужином после занятий. Просила и умоляла, как будто ее жизнь зависела от того, чтобы провести еще немного времени с Шей.

К сожалению, я знал, что она чувствовала.

Не знаю, как ей это удалось, но Шей умудрилась отклонить все приглашения Дженни, не ввергнув ее при этом в полномасштабную истерику. Я ценил это. Я был безоружен, когда дело доходило до того, чтобы утихомирить истерики Дженни.

И я ценил, что Шей тоже соблюдала некоторые ограничения по отношению ко мне. Я не знал, было ли это частью ее плана или результатом самого неприятного предложения руки и сердца в современной истории, но она избавила меня от необходимости проводить с ней больше нескольких минут, и это был чертов подарок.

Единственное, от чего Шей не смогла меня спасти, так это от местной мельницы сплетен.

— Так это она, — сказал Джим Уитон, менеджер по молочным продуктам, когда я вошел в офис в тот день. — Не так ли?

Я устроился за своим столом и включил свой компьютер.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь. — Я нажал несколько клавиш. — Как сегодняшние цифры? Завод по розливу уже запущен на полную мощность?

— Та, которая сбежала, прикатила в город на прошлой неделе и вы провели утро в неё гостях, а теперь она в гостях у мисс Дженни. И ты притворяешься, что это обычные события. Вот какие сегодняшние цифры.

— Мне нечего сказать, Уити.

Он откинулся на спинку стула, вытянув перед собой длинные ноги и сцепив темно-бронзовые пальцы под подбородком.

— Я так понимаю, вы с ней говорили. Поэтому нужно было перевезти те грузовики как можно скорее.

Я переключил несколько экранов, посмотрев отчеты о состоянии продаж на фермерских прилавках, оптовых заказах и предполагаемом урожае яблок на следующий месяц. И никак не мог сосредоточиться.

— Да, — отрезал я. — Ты сам сказал, что она проводит время с Дженни. Конечно, я говорил с ней.

Он склонил свою лысую голову.

— И?

— И я ни хрена не должен был говорить тебе и Боунсу о ней, — ответил я.

Уити кивнул, как будто ожидал такого ответа. Затем достал из кармана рацию и сказал в микрофон:

— Боунс, если находишься поблизости от главного здания, не мог бы ты подняться в офис?

— Буду через пять минут, — последовал ответ управляющего садом.

— У тебя есть пять минут, — сказал Уити, проводя рукой по голове. — Кажется, достаточно долго, чтобы прояснить историю, тебе не кажется?

— Ничего прояснять, — пробормотал я. — Она вернулась. Нужно было убрать грузовики с дороги. Конец истории.

— Конечно, конечно. А в то утро на прошлой неделе? Ты просто случайно провел у нее несколько часов?

Я предпринял серьезную попытку просмотреть данные о производстве консервов за неделю, но это было бесполезно, потому что Уити, черт возьми, не оставлял меня в покое, а я почти не спал потому что попросил Шей Зуккони выйти за меня замуж.

Нет, я предложил ей жениться, а не просил. Разница была, и я не знал, улучшало ли от это ситуацию или делало намного хуже.

— Я забыл о ядовитом плюще, — сказал я, все еще щелкая по клавишам. — И Дженни хотела навестить ее.

— Дженни хотела навестить, — прогремел он, хлопая в ладоши. — Отличный ход, прикрываться ребенком. Хитро. Мне нравится.

Я поморщился, глядя на свой электронный ящик.

— Она нравится Дженни.

— Понятно, — сказал он. — Учитывая, что она тебе тоже нравится.

На лестнице послышались шаги, а затем Тони Бонавито вошел в кабинет, который когда-то был спальней моих родителей. Отдел маркетинга работал в старой спальне моей сестры. Ни одно из помещений сейчас не было похоже на спальни, но все равно это было странно, если я думал об этом слишком долго.

— Что случилось? — спросил Боунс, проверяя настройки на своей рации, прежде чем положить её на край моего стола.

В то время как Уити был на два десятка лет старше меня, Боунс был на несколько лет моложе меня, и это было заметно. Он выглядел как большой ребенок, и каждый раз, когда заказывал пиво у него проверяли документы.

— Он виделся с ней, — сказал Уити, пристально глядя на меня, — и разговаривал с ней. Пару раз, если мои расчеты верны.

— Ладно, хорошо, — сказал он, хлопая себя ладонями по бедрам. — Что дальше? Какой сценарий? Штурмуем напрямик или проворачиваем все скрытно? — Он пристально посмотрел на меня, сияющими глазами. — Ты вообще знаешь, как быть с ней сдержанным?

— Нет, — сказал Уити. — Не знает.

Если то утро в «Двух Тюльпанах» и было чему-то доказательством, так именно этому.

— Слушайте, парни, — сказал я. — Это была школьная влюбленность. Все кончено. Ничего не случится. Теперь мне нужно беспокоиться о Дженни. У меня нет времени ни на что другое. Оставьте это в покое, ладно?

— Тебе нужно пригласить ее куда-нибудь поужинать. Куда-нибудь в хорошее место, — сказал Боунс, игнорируя меня.

— Нет, — ответил я. Даже если бы я хотел это сделать, то был бы чертовски неловок. Мое вырвавшееся предложение было прекрасным тому доказательством. А моя общая неспособность формулировать слова в ее присутствии была еще большим доказательством. Я не мог — не хотел — вкладывать силы в ухаживание за Шей. Не тогда, когда точно знал, чем это для меня обернется.

— Да, в одно из тех модных мест, где покупают нашу спаржу и превращают ее в суп-пюре, или мусс, или еще что-то странное в этом роде, — продолжил Боунс. — Тебе нужно будет поесть заранее, но ей это понравится

— Нет, — повторил я. О чем бы мы вообще говорили без вмешательства Дженни? Если бы мне дали десять минут наедине с Шей, я бы либо снова предложил ей руку и сердце, либо сидел в полной тишине, пока мои уши пылали красным, а сердце билось достаточно громко, чтобы она услышала это через стол.