Однако гениальность нашего вида заключается в том, что мы можем учиться не только на собственном опыте, но и на опыте других людей. Сам Эдисон начал свои эксперименты с нитью накаливания, изучив результаты многих других ученых и изобретателей, которые пытались создать эффективную лампочку до него. И как только он разобрался с проблемой, любой желающий мог пропустить эксперименты, изучить то, что сделал он, и сделать работающую лампочку.

И все же, даже если я узнаю решение проблемы лампочки, предложенное Эдисоном, моя первая попытка сделать работающую лампочку почти наверняка окажется сложной. Она будет медленной, и моя лампочка может работать плохо. Поэтому я делаю это снова. И у меня получается немного лучше. И я делаю это снова, и снова, и снова. И мне становится намного лучше. Это называется "положительная кривая обучения": С каждой итерацией все становится проще, дешевле и эффективнее. Это тоже опыт, и он бесценен. Как гласит старая латинская поговорка, "Repetitio est mater studiorum" - "Повторение - мать учения".

Хороший план - это тот, в котором скрупулезно применяются эксперименты или опыт. Великий план - это тот, в котором неукоснительно применяются оба способа. В этой главе я рассмотрю, как использовать эксперименты в планировании; в следующей главе - опыт.

 

"ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ КАРАКУЛЬ"

Плохой план - это тот, в котором не используются ни эксперименты, ни опыт. План строительства Сиднейского оперного театра был очень плохим.

Австралийский искусствовед Роберт Хьюз назвал работу Йорна Утзона на конкурсе дизайна "не более чем великолепными каракулями". Это немного преувеличено, но не сильно. Работа Утзона была настолько скудной, что даже не соответствовала всем техническим требованиям, установленным организаторами, но его простые эскизы были бесспорно блестящими - возможно, слишком блестящими. Они заворожили жюри и отмели все возражения, оставив множество вопросов без ответа.

Главная загадка заключалась в изогнутых оболочках, лежавших в основе замысла Утзона. Они были прекрасны на двухмерной бумаге, но какие трехмерные конструкции позволят им устоять? Из каких материалов они будут сделаны? Как они будут построены? Ничего из этого не было продумано. Утзон даже не проконсультировался с инженерами.

В этот момент организаторам конкурса следовало бы поздравить Утзона с его видением и попросить его взять все необходимое время для экспериментов с его идеями и использования опыта других для разработки серьезного плана. После этого можно было бы составить смету расходов и сроков, утвердить бюджет и начать строительство. Это был бы подход по принципу "думай медленно, действуй быстро". Но все произошло не так, а совсем наоборот. Сиднейский оперный театр - образцовый пример подхода "думай быстро, действуй медленно".

Ключевой фигурой, стоявшей за проектом оперного театра, был Джо Кэхилл, премьер-министр штата Новый Южный Уэльс. Кэхилл занимал свой пост уже много лет и был болен раком. Как и многие другие политики до и после него, он задумался о своем наследии. И, как и многие другие политики до и после него, он решил, что проводимой им государственной политики недостаточно, что его наследие должно принять осязаемую форму грандиозного здания. Но коллеги Кэхилла по Австралийской лейбористской партии не разделяли его мечту. В Новом Южном Уэльсе ощущалась острая нехватка жилья и школ, и вкладывать государственные деньги в дорогой оперный театр казалось им безрассудством.

Столкнувшись с классической политической дилеммой, Кэхилл выбрал классическую политическую стратегию: Он занизил стоимость, чему отчасти способствовала смета, подготовленная для судей конкурса, которые просто заполнили большие пробелы в плане оптимистичными предположениями и пришли к выводу, что проект Утцона был самым дешевым из всех претендентов.

И Кэхилл поторопил процесс. Он постановил, что строительство начнется в феврале 1959 года, независимо от состояния планирования. Не случайно выборы должны были состояться в марте 1959 года. Он даже приказал своим чиновникам начать строительство и "добиться такого прогресса, чтобы никто из моих преемников не смог его остановить". Это была стратегия "начать рыть яму", о которой говорилось в главе 2. И она сработала для Кэхилла. К октябрю 1959 года он был мертв, но оперный театр был жив и строился - хотя никто не знал, что именно они строят, потому что окончательный проект еще не был разработан и нарисован.

По мере того как Йорн Утзон работал, он видел, что предстоящие задачи многочисленны и сложны, и это было бы прекрасно, если бы проект существовал только на его чертежном столе. Но в условиях продолжающегося строительства нерешенные проблемы и неприятные сюрпризы становились лишь вопросом времени и погружали проект все глубже и глубже в задержки и красные чернила. Утзон трудился не покладая рук, и в конце концов ему удалось разгадать загадку, как построить изогнутые оболочки, заменив их оригинальной, но значительно более вертикальной конструкцией, чем та, которую он набросал вначале. Но к тому времени было уже слишком поздно, чтобы избежать катастрофы.

В основном благодаря поспешному началу строительства быстро росла только стоимость. Законченные работы даже приходилось взрывать и расчищать, чтобы начать заново. Проект неизбежно превратился в политический скандал. Новый министр, презиравший Утзона, подверг его травле и преследованиям и даже лишил его гонорара. В 1966 году Утцона фактически вытеснили и заменили в середине строительства, когда здание было едва возведено, а внутренние работы не проводились. Он и его семья тайно покинули Австралию, проскользнув на борт самолета за несколько минут до закрытия дверей, чтобы избежать внимания прессы.

Когда в октябре 1973 года королева Елизавета II наконец открыла оперный театр, он оказался акустически непригодным для оперы и внутренне ущербным во многих других отношениях, благодаря тому, что процесс его создания и отстранения от должности его создателя проходил с нарушениями. Человек, чьим видением было создано это грандиозное сооружение, даже не присутствовал на церемонии, а его имя не упоминалось.

Утзон так и не вернулся в Австралию. Он умер в 2008 году, так и не увидев своими глазами завершенный шедевр. Это трагедия, подходящая для оперы.

 

УДАР, КОТОРЫЙ ИЗМЕНИЛ АРХИТЕКТУРУ

История появления Музея Гуггенхайма в Бильбао гораздо менее драматична и гораздо более счастлива. Хотя именно Гери убедил чиновников в Бильбао построить новый музей на берегу реки, ему еще предстояло выиграть конкурс на его проект. Чтобы разработать свой проект, он прошел через интенсивный период того, что он называет "игрой" - опробования идей. В своей простейшей форме Гери набрасывает идеи на бумаге с помощью каракулей, которые могут вызвать недоумение у тех, кто не знает, над чем он работает. Но в основном он работает с моделями, начиная с деревянных строительных блоков разных размеров, которые он складывает сначала в одну сторону, потом в другую, ища что-то, что кажется функциональным и визуально приятным. Работая с Эдвином Чаном, архитектором из фирмы Гери, Гери начал с предварительной модели из блоков, затем добавил к ней обрывки белой бумаги, скрученные в различные формы. Он внимательно изучал каждое изменение и обсуждал, стоит ли его оставить или убрать. Помощники строили новую модель из дерева и картона, и процесс повторялся. Часто за один день создавалось несколько моделей, поскольку Фрэнк проверял и отвергал различные идеи в быстрой последовательности", - пишет Пол Голдбергер, биограф Гери. Две недели таких итераций привели к созданию победившего проекта Гери, после чего процесс продолжился: пробовать, учиться, снова пробовать.

Гери работал с моделями всю свою карьеру. Его студия заполнена ими. Фактически, у него есть целый склад, где хранятся десятилетия моделей. Он начинает с одного масштаба. Затем, чтобы посмотреть на проект с другой стороны, он обычно пробует другой, затем еще один и так далее. Он сосредотачивается на каком-то аспекте проекта в одной модели и отступает назад, чтобы увидеть весь проект в другой, увеличивая и уменьшая масштаб, пока не убедится, что понимает, как здание будет выглядеть и работать с любой точки зрения. И всегда он пробует новые идеи, обсуждает результаты со своей командой и с клиентами, решая, что работает, а что нет. И это только начало его процесса.

Получив контракт на проектирование Гуггенхайма в Бильбао, Гери и Чан провели большую часть двух лет, прорабатывая итерацию за итерацией, причем работа переходила от явно аналогового мира строительных блоков и картона к сложному цифровому моделированию с помощью программного обеспечения под названием CATIA. Первоначально разработанное в 1977 году французским аэрокосмическим гигантом Dassault для проектирования реактивных самолетов, оно было модифицировано для Гери, чтобы проектировать здания во всей их трехмерной сложности. Уровень детализации и точности, который обеспечивает CATIA, поражает воображение. Она расширила возможности работы и воображения Гери, как ни один другой инструмент.

В начале своей карьеры Гери работал в основном с прямыми линиями и коробчатыми формами, но когда его мысли все чаще обращались к кривым, он обнаружил, что то, что он представлял себе, будучи построенным, заставляло его содрогаться. Он показал мне фотографию одного из своих первых зданий с кривыми, Музея дизайна Vitra в Вайль-ам-Рейне, Германия, построенного в 1989 году. Это красивое здание, но крыша на винтовой лестнице в задней части строения имеет неровность, которая не кажется намеренной. Это потому, что она не была намеренной. Гери не мог заставить свои двухмерные чертежи работать так, чтобы строители могли реально построить то, что было у него в голове. Они и не построили - не по своей вине. Видение Гери просто не воплощалось в реальном мире. Но CATIA была создана для работы с такими тонкими кривыми, как линии фюзеляжа реактивного самолета, и такой неумолимой физикой, как аэродинамика за пределами скорости звука. Впервые Гери и его команда могли экспериментировать со всей палитрой форм, будучи уверенными в том, что они могут быть построены.