Мне было грустно уезжать.
Но я стремился преуспеть в своей карьере. Новая жизнь. Жизнь, которой я был вечно благодарен, после всего, что сделал, чтобы облажаться.
Я этого не заслужил, но мой отец согласился поддержать меня финансово. Выступая поручителем для коммерческого займа, я подал документы в «Опьюлент Оук Констракшн». Не говоря уже о том, что он был основной причиной, обеспечивающей мне разрешение на работу при въезде в США. Без него... ну, мой второй шанс не имел бы никакого значения.
Он вернул мне мой мир назад. Он поверил, что я его не подведу.
У меня не было ни малейшего намерения делать это. Когда-либо снова.
Он дал мне бесконечную поддержку и отеческую преданность, даже после всего, что я сделал. Тем не менее, у него было условие — непреклонное, без уступок.
Что я еще мог сделать?
Я сдался.
Я согласился лететь на ФиГэл (единственное место, где я хотел побывать еще с детства) и пожить немного, прежде чем похороню себя в моей новой компании в Англии. Он хотел, чтобы я побыл свободным перед тем, как скреплю себя долгосрочными обязательствами.
Он хотел, чтоб я повеселился.
Ха!
После всего, что произошло, он думал, что я знаю, что означает это слово.
Я не имею ни малейшего понятия.
Как он мог на меня надеяться, на двадцатисемилетнего парня, после всего того, что я натворил? Даже сейчас он смотрел на меня как на золотого ребенка... а не как на пустое место, кем я стал. Я не заслужил развлечений. Не после того, что я сделал, особенно в то время, когда он больше всего во мне нуждался.
Развлечение.
Я ненавидел это слово.
И даже если бы я помнил, как развлекаться, я бы не тратил свое время на девочек и пьянки, потому что у меня была крайняя необходимость создать что-то из ничего, после того, как я уничтожил все. У меня было много грехов для искупления, и если мой отец не позволил мне начать заглаживать свою вину дома, что ж, я должен найти другой способ.
Я подонок чистой воды.
Я ненавидел себя за то, что соврал, когда заключал с ним договор. Я смотрел ему в глаза и согласился отправиться на ФиГэл с условием, что буду загорать, пить и заведу интрижку на одну ночь или десять. Тем не менее, вместо того, чтобы зарезервировать номер в большом отеле с другими эгоцентричными идиотами, я предложил свои услуги одной местной фирме, которая строит дома для жителей низшего класса.
Мне нужно было найти искупление прежде, чем я сведу себя с ума отвратительными воспоминаниями и стану переполненным ненавистью к себе.
Единственное было то, что компания ожидала, что я начну работу завтра. В противном случае они бы отдали контракт другому претенденту. Никаких оправданий. Быть там или пролететь.
Я не хотел пролететь.
Пока проходил в самолет, мое сознание вернулось в то время, когда я последний раз видел отца. Прошло более полугода с момента нашего последнего объятия. Он ударил меня по спине и прошептал на ухо:
— Учись, исследуй и работай. Но как только ты закончишь, лети на ФиГэл, потеряйся в теплых морях и вспомни, как жить. Потом возвращайся домой отдохнувшим, и я сделаю все, что ты захочешь, чтобы сделать твой бизнес процветающим.
Он даже использовал дешевую уловку, гарантирующую, что я расплачусь, как маленький ребенок. Он сказал, что если бы мама была еще жива, она бы сказала, что работа — не смысл жизни, даже если это было страстное увлечение. Существовали и другие важные вещи, и незапланированный опыт — одна из них.
Придурок.
Убогий, скорбящий придурок.
Я тоже. Мы оба скорбящие придурки, скучающие по одному человеку, который дал нашим душам цель уничтожить нас после ее смерти.
Она виновата в том, что случилось.
Я раздул ноздри, выталкивая ее из моих мыслей.
Вытащив смятый посадочный талон из заднего кармана, я попытался найти свое место.
Черт побери.
59 D. Прямо в задней части самолета.
Мысль о том, чтобы толпиться среди людей взбесила меня. Но чем раньше я сяду на свое место, тем раньше смогу достать наушники и забыться в кино.
Ожидая пока семья засунет свой багаж в отсек над головой, я поднял свою сумку на плечо и вытащил телефон. Я обещал моему отцу, что напишу ему, прежде чем взлетим. С тех пор, как мы потеряли маму, он становился невротиком при мысли о потери меня.
Набрав «Я люблю тебя и скоро поговорим», я нажал «отправить».
Хм, это странно.
Я постучал по экрану, ожидая подтверждения, что сообщение отправлено. Тем не менее, значок отправки только покружился, без соединения.
Семья наконец-то села на свои места, предоставив мне свободу дальнейшего движения по проходу.
Так и не отправив сообщение, я сдался, запихнул телефон в карман Гэлнсов и поспешил на свое место. Стюардесса стояла, блокируя его. Она отступила назад, когда я поднял бровь.
— Повезло, да? — Ее рыжие волосы поймали блики искусственного освещения.
— Да. Это я. Всегда везет.
Везение здесь ни при чем. Я был противоположностью удачи. Я был неудачником.
Стюардесса исчезла, чтобы помочь другим с их размещением.
Я спрятал свой багаж, уселся в кресло и выглянул в окно.
Воспоминания о борьбе моей матери и что случилось потом сжали мое сердце, пока другие пассажиры рассаживались по своим местам, и экипаж готовился к отлету.
Вспышка светлых волос бросилась мне в глаза, и я осмотрел моих попутчиков. Самолет не был заполненным, поэтому было прекрасно видно, что происходит в другом конце самолета.
Опять эта девушка.
То, как она запихивала ручную кладь в багажный отсек, было похоже на установку взрывного устройства.
Она была красива. Очень красива.
Что-то было в ней. Что-то скрытое, то, что выделяло ее и заставило обратить мое внимание.
Длинные светлые волосы, матовая кожа... большие карие глаза.
Она заслуживала быть изученной и оцененной. Я был заинтересован.
Когда наши взгляды встретились на паспортном контроле, я почувствовал первый намек на нормальность впервые за последние пять лет. Мне понравилось, какой эффект она произвела на меня, но я не мог допустить этого снова.
Такие женщины, как она, были опасны для таких мужчин, как я.
Девушка едва села и пристегнула ремень безопасности, как скрипнули шасси, и самолет покатился прочь от отдаляющегося терминала, чтобы бросить вызов гравитации.
Отрывая от нее взгляд, я уставился в окно на нечеткий мир и бросил последний взгляд на Лос-Анджелес.
Дождавшись нашей очереди, двигатели загудели, и мы пронеслись по взлетной полосе, набирая скорость от улитки до ракеты.
Мои уши заложило, как только мы поднялись в воздух.
Одиннадцать часов перелета. Время пошло.
— Добро пожаловать на борт самолета компании «Нади», — голос капитана звучал из динамиков. — Текущая температура воздуха в нашем месте назначения двадцать семь градусов по Цельсию с вероятностью дождя ближе к прибытию. Полет сегодня займет около десяти часов и сорока пяти минут. Мы рекомендуем Вам отдохнуть, расслабиться и позволить нам доставить вас к месту с комфортом.
Комфортом здесь и не пахнет.
Развалившись в моем дерьмовом сиденье эконом-класса, я заглянул через ряд и посмотрел на блондинку. Мои очки немного запотели, делая ее образ нечетким, пока она не засветилась с нимбом. Я не должен был смотреть на нее. Я должен забыть о ней.
Но я не мог заглушить свой интерес.
Ее профиль, когда она наклонилась над потрепанным ноутбуком, был так же прекрасен, как и вид спереди. Она была сногсшибательной, и даже немного необыкновенной — прекрасное сочетание проницательности и застенчивости.
Я хотел заговорить с ней.
Мои ноги затряслись. Я с трудом сглотнул. Что за черт?
Самолет вошел в зону легкой турбулентности, чем заставил девушку поднять голову.
Стюардесса задела мой локоть, когда прошла по проходу, толкая тележку, от которой исходили ароматы пищи. Это решило мою дилемму. Я не мог пойти поговорить с ней, потому что должен был оставаться на своем месте, чтобы меня могли обслужить, и я не должен был разговаривать с ней, потому что у меня не было никакого желания распространять невезение, которое приносил другим.
Лучше оставаться одному.
Это было так, как должно было быть.
Конец гребаной истории.
Нажав на кнопку, чтобы откинуть кресло, я схватился за подлокотники и закрыл глаза. За следующие одиннадцать часов я забуду ее, затем выйду из самолета и никогда больше не увижу.
Я не знал, что это было полной противоположностью действительности.
Полет на этом самолете необъяснимо связал наши судьбы вместе.
…
Финальные титры прокручивались на моем экране.
Потягиваясь, я выключил фильм, снял очки и потер глаза. Я не знал точно, сколько времени прошло, но я ел (очень хреновую пищу), посмотрел два фильма (ничего особенного) и тайком бросил парочку взглядов на незнакомку в другой стороне самолета (ладно, больше, чем парочку).
Я не отказался от своего обещания забыть о ней, но усталость из-за длинного полета, в сочетании с приглушенным светом в салоне самолета, не улучшала моего настроения. Темнота напомнила мне слишком много о месте, где я жил, прежде чем бежать в Америку. Громкий гул моторов раздражал меня до чертиков.
Я не хотел иметь ничего общего с девушкой через проход.
Так почему же ты продолжаешь смотреть на нее?
Я был счастливее в одиночку. Быть в собственном распоряжении означало ни перед кем не отчитываться, не делиться прошлым или переживать об их реакции на то, кем я являлся на самом деле.
Отец говорил мне раз за разом, что в один день мою нужду в личном пространстве превзойдет идеальная женщина.
Он не имел ни малейшего понятия.
Я не хотел любить. Я не был достоин быть любимым.
Я видел, что мамина смерть сделала с ним. Он был опустошен. Отец без искры. Человек без счастья.
Я мог бы справиться, живя в одиночку.
Зачем мне разрушать себя, становясь слабым и отдавать сердце в руки женщины, которая сможет уничтожить меня?