С губ Шэнь И сорвался тихий смешок.

— А хватку ты не растерял. Хочешь сказать, что какая-то варварка вдруг внедрилась в разбойничье логово, чтобы ни с того ни с сего заживо сжечь там всех вместе с горой? Как оригинально... Маршал, скажи, театральные труппы, что ты приглашал в свое поместье, когда-нибудь показывали столь захватывающие постановки?

Гу Юнь вздохнул:

— Я и мяса-то не могу себе позволить, приходится каждый день есть жидкую кашу, о каких театральных труппах ты говоришь...

Холун удивленно на него вытаращился:

— Маршал... Какой маршал?

В мгновение ока Гу Юнь со злобной ухмылкой прижал клинок к его горлу. Холун наконец догадался, кто перед ним, и от испуга начал заикаться:

— Так ты... ты... Гу... Гу.

— Не спеши так смело объявлять о родстве. Кого ты там назвал своей тетей [8]? — перебил его Шэнь И. — Лучше расскажи, как ты сговорился с варварами и преследовал людей Цай Биня.

Лицо Холуна покраснело.

— Я же говорил, что мы с ней враги! Твою мать, да если в моих словах была хоть капля лжи, пусть в меня ударит молния! Эта женщина поначалу путешествовала с небольшим караваном. Вроде уехала от родни и заплатила кому-то, чтобы ее подвезли. По дороге мы остановили и ограбили тот караван. Поскольку она была довольно привлекательной, мы взяли ее в плен и забрали с собой в логово на горы. Она была с младенцем на руках — ему еще и месяца не исполнилось, — и к тому же беременна...

Хотя его слова встревожили Шэнь И, он постарался не подавать виду и спокойно спросил разбойника:

— Когда это произошло?

Холун ответил:

— Девятнадцать... Двадцать лет назад.

В слабом свете факелов Гу Юнь и Шэнь И переглянулись. В тот год богиня варваров сбежала из дворца. Значит, тем младенцем мог быть Чан Гэн, но что тогда насчет плода в чреве Сю Нян?

Шэнь И спросил:

— А что потом?

Холун откинулся назад и хрипло ответил:

— Большинство пойманных нами пленников пытались покончить с собой. Но эта девка отличалась от прочих. Красивая, конечно, но явно повредилась умом. Молчала, когда к ней обращалась, не плакала, когда ее били, не сопротивлялась, что бы с ней не делали. Через пару месяцев она раньше срока родила ребенка.

Гу Юнь крепче сжал руку на рукояти короткого меча... От этих слов его почему-то пробрала дрожь. Сколько он себя помнил, интуиция еще ни разу его не подводила. Внутри у него от напряжения будто натянулась тетива.

— Все говорили, что недавно родившая женщина нечиста, поэтому никто за ней не ухаживал и еще долго не смел и пальцем к ней прикоснуться. Чтобы она не сбежала, мы цепью приковали ее за ногу. Каждый день оставляли ей еду. В итоге она так и не померла...

Холун продолжил:

— Спустя некоторое время один из моих молодых пустоголовых братьев истосковался по женской красоте и тайком пришел увидеться с ней. По возвращению он с ужасом поведал мне, что при ней остался только один младенец, а второй куда-то исчез.

Шэнь И выпалил, едва не забыв, что ведет допрос:

— Кто из них исчез?

— Да откуда мне, мать твою, знать. Оба были костлявые и полудохлые, размером с мышь. — Как и следовало ожидать, Холун сразу насторожился: — А чего это вы о них спрашиваете?

Шэнь И промолчал. С силой ударив его кнутом, он холодно произнес:

— Если ты ни на один вопрос толком ответить не можешь, то чего тогда мелешь? Мне неинтересно, что один варварский выблядок пропал. Я всего лишь хочу, чтобы ты мне честно во всем сознался. Чего ты ждешь? Долго ещё пустословить будешь?

Холун не разозлился, но заметно напрягся:

— ... Да уж неудивительно, что один из них помер... Жизни варварских ублюдков совсем ничего не стоят. Но моего брата поразило другое — нигде было не видать трупа младенца. Ту женщину заперли в комнате, не позволяли выходить. Она точно не могла предать тело земле или выкинуть наружу, но и в комнате его нигде не было. А дитя... буквально растворилось в воздухе. Несколько моих братьев, ночью охранявших лагерь, утверждали, что видели свет в ее комнате. Поначалу они подумали, что женщина в тайне готовит себе еду на костре, но вскоре заметили, что целыми днями вокруг ее дома кружили стаи ворон.

Чувствуя, как волосы встают дыбом, Шэнь И невольно оглянулся на Гу Юня.

У Холуна дергалось обожженное веко, пока он рассказывал.

— Эта жуткая история перепугала всех в лагере. Многие решили, что она ненормальная и несет зло, и поскорее захотели избавиться от нее. Но коварная женщина сумела соблазнить нескольких моих братьев и до того вскружила им головы, что эти сластолюбцы захотели, чтобы она осталась с нами. Это вылилось в долгие и безрезультатные споры. Наш главарь, заметив, что пленница послушна, трудолюбива и хороша в постели, решил оставить ее в лагере и несколько лет заботился о ее полудохлом выблядке... Та женщина оказалась настоящим чудовищем... — Холун вздохнул. — Не совру, если скажу, что, когда никто из нас не навещал ее по ночам. Она придумывала все новые способы истязать своего щенка. Его крики и вой доносились аж до соседней горы. Несколько раз мои братья не выдерживали и просили ее прекратить зверства. Она послушно кивала, а потом возвращалась в свою комнату и продолжала над ним измываться.

Гу Юнь резко вскочил на ноги.

Сердце Шэнь И пропустило удар. Гу Юнь стиснул пальцы на рукояти короткого меча, отчего на тыльной стороне ладони вздулись вены.

К счастью, погруженный в свои воспоминания Холун ничего не заметил и продолжил бормотать:

— Есть такая старая поговорка: даже свирепый тигр не съест своих тигрят [9]. Разумеется, мы сами тогда зверствовали и творили зло, не боясь расплаты, но прежде никто из нас не встречал настолько жестокой женщины... Кто знает, что за заклинание она использовала, чтобы одурманить нашего главаря. Бедняга настаивал на том, что злодейка должна жить с нами в горах, что мы не можем оставить ее одну. От ее красоты он настолько сдурел, что поплатился за это жизнью!

Гу Юнь сухо спросил:

— Как это произошло?

— Яд. Все женщины варваров ядовиты. Она много лет прожила в нашем лагере в горах, выжидая и ничем не выдавая себя. Наконец мои братья расслабились и с легкостью угодили в ее ловушку. Она убила всех — женщин, рабов, таких же как она захваченных пленников. Совсем никого не пощадила. После чего устроила пожар и спалила гору дотла.

Холун разразился громкими проклятиями, видно было, что ему больно вспоминать о произошедшем.

На этот раз никто его не перебивал. Гу Юнь, похоже, больше не мог держать себя в руках — его лицо приняло совершенно жуткое выражение.

— В тот день у меня прихватило живот, и я побоялся пить много воды и вина. И все равно еле выбрался из бушующего пожара и спасся. Этот меч... Этот меч я вытащил из груди моего старшего брата, нашего главаря. Если я когда-нибудь снова ее увижу, то порублю на кусочки!

Гу Юнь прошептал:

— Она убила маленького ребенка и выжгла склоны гор.

— Она посадила своего щенка в корзину, — сказал Холун, — и закинула ее за спину. Щенок всегда выглядел мягкотелым и полудохлым. Лежал себе в бамбуковой корзине и только пялился. Разглядывал мертвые тела вокруг и даже не заплакал. Спустя столько лет не удивлюсь, что если щенок не помер от ее руки, то точно вырос кровожадным чудовищем.

Гу Юнь отвернулся и пошел прочь.

Шэнь И побежал за ним, крича вслед:

— Маршал, маршал!

— Этого человека нельзя оставлять в живых, — понизив голос, сказал Гу Юнь и продолжил быстрым шагом идти вперед. — Старина Цай уже прибыл. Пока генерал не разобрался в ситуации, убедись, что этот ублюдок навечно закроет свой рот, но действуй аккуратно.

Гу Юнь споткнулся, словно что-то вспомнил, лицо его потемнело.

— Точно, как же я мог забыть о Цзялае Инхо. Тогда в Яньхуэй они с Сю Нян тайно поддерживали связь. Этот варвар, наверное, тоже в курсе.

Шэнь И испугано произнес:

— Маршал...

— Он никогда мне не рассказывал, — плечи Гу Юня вдруг резко опустились, но стальной корсет мешал спине согнуться, и она осталась неестественно прямой. — Он никогда не рассказывал, ни словом не обмолвился... Я, конечно, догадывался, что варварка хотела отомстить за свою страну и вряд ли была добра к нему, но все же их связывало кровное родство...

— Ты не мог знать о том, что творила эта чокнутая Ху Гээр. Двадцать лет назад ты был сопливым мальчишкой. Цзыси, ты ничего не мог тут поделать!

— В тот день, когда мы спасли его в заснеженном лесу, он вовсе не был наивным маленьким мальчиком, тайком сбежавшим из дома, чтобы поиграть, — прошептал Гу Юнь. — А явно больше не мог сносить ее издевательства и решил...

Как «благородно» было с их стороны вернуть его домой.

Долгое время Шэнь И не находил слов. Наконец он прошептал:

— Что если... Чисто гипотетически... Что если выжил не сын второй супруги Императора, а...

Шэнь И вдруг отчетливо вспомнил, как много лет назад маленький Чан Гэн стоял перед ним и спокойно убеждал его, что никакой он не принц, а палец на ноге сломала ему Сю Нян.

Гу Юнь посмотрел на Шэнь И и спросил:

— На что это ты намекаешь?

— Неважно, кем была его мать. Ведьма из восемнадцати племен и ее сестра были очень похожи. Вопрос в том... чьего ребенка носила Ху Гээр?

Шэнь И нервно облизал сухие губы.

Младшая сестра супруги императора тоже жила тогда во дворце и должна была выйти за отпрыска королевской крови. Стал бы император Юань Хэ покушаться на сокровище, которое должен был оберегать?

Если Император действительно оказался таким бесстыдником, то все бы вздохнули с облегчением, а что если... ребенок не от него?

Если отцом Чан Гэна был не их правитель, то в первую очередь под подозрение попадал тот, кто помогал сестрам организовать побег. Этот человек с недобрыми намерениями явно был вхож во дворец, раз сумел найти способ помочь ведьмам восемнадцати племен сбежать, а потом долгие годы пользовался созданной ими во дворце шпионской сетью...

Под эти условия легко подходил настоятель Ляо Чи и его отряд коварных дунъинских шпионов.