Чан Гэн засмеялся и ответил:

— Да, вы правы. Кое-чему мы все же научились.

— Я боюсь, вы мне льстите, — поспешил ответить ему Чжан Фэнхань и уже собирался удалиться, когда Чан Гэн окликнул его:

— Господин Фэнхань, пожалуйста, подождите, — с этими словами Чан Гэн достал смелое и дерзкое прошение Чжан Фэнханя о том, чтобы разрешить простому народу торговать цзылюцзинем, и двумя руками передал его автору. — Прошу прощения у господина Фэнханя за то, что не позволил передать прошение нашему правителю. Поскольку мы сейчас наедине, я бы хотел немного покритиковать вашу задумку. Прошу, не обижайтесь. Но свободный оборот цзылюцзиня всегда был больной темой для Императора. Со времен правления императора У-ди в стране не делалось никаких послаблений в этом вопросе. В глазах правителя цзылюцзинь — это как большая императорская печать, управляющая государством. Поставьте себя на его место. Будь вы Императором, разве позволили бы вырезать фальшивые печати из редиски и продавать такие поделки ради потехи?

Чжан Фэнхань прекрасно понимал, что бессмысленно отправлять подобное прошение: или его вернул бы ему Военный совет, или же оно дошло бы до Императора и вызвало его гнев. Однако господин Фэнхань держался с достоинством ученого мужа и жил по принципу «желаете ли вы это слышать или нет, я все равно озвучу то, что должно быть сказано». Кто же мог подумать, что Его Высочество Янь-ван лично обратится к нему из-за этого прошения, тем более столь почтительно?

Чжан Фэнхань забрал обратно свое письмо, покраснел и вздохнул:

— Ваше Высочество... Ох, Ваше Высочество совершенно правы. Похоже, я ненадолго впал в маразм. Столько беспокойства доставил Вашему Высочеству.

— Я знаю, что вы всем сердцем радеете за государство и народ. Вы — главная опора института Линшу. А в последние годы, когда обстановка в стране нестабильна, только на вас мы можем положиться в изготовлении брони и оружия, — махнул рукой Чан Гэн. — А если мы даже вас не в состоянии защитить, то о каком беспокойстве может идти речь?

Чжан Фэнхань растерялся, ведь Чан Гэн совершенно искренне за него переживал и разговаривал таким спокойным тоном. Он не знал, что ему ответить, и только повторял:

— Ох, стыдно-то как...

— С тех пор как мой друг детства, Гэ Чэнь, поступил в институт Линшу, он целыми днями только о господине Фэнхане мне и рассказывает, — подразнил его Чан Гэн. — Он настолько вами восхищается, что готов перенять даже привычку распивать чай Хоукуй [2] и есть маринованный редис. По-моему, ему остается только купить седой парик, чтобы во всем на вас походить.

Старое лицо Чжан Фэнханя стало пунцовым. Больше всего ему хотелось отвесить своему новому ученику Гэ Чэню затрещину за то, что тот делится с Янь-ваном столь незначительными подробностями его жизни.

— Мы с Гэ Чэнем вместе выросли в городе Яньхуэй. Когда мы были совсем детьми, туда вторглись варвары. У него никого из родных не осталось, поэтому много лет он следовал за мной... — Чан Гэн замолчал, немного смущенно глядя на Чжан Фэнханя. — Не буду ходить кругами. Давайте сразу перейдем к делу. Гэ Чэнь просил меня взять на себя смелость от его имени обратиться к вам с одной скромной просьбой. Он всегда искренне вами восхищался и желал бы признать господина Фэнханя как... ну, старшего родственника. Больше ему ничего не нужно, он всего лишь хочет иметь возможность позаботиться о вас в будущем. А что вы сами думаете на этот счет?

У Чжан Фэнханя участилось дыхание.

После того, как Гэ Чэнь вместе с Шэнь И вернулся в столицу, то поступил в институт Линшу. Юноша отличался трудолюбием, умом и талантом. Поскольку они с Чжан Фэнханем сошлись характерами, вскоре глава института принял его в качестве своего личного ученика.

Но он прекрасно знал себя — у него в рукавах был лишь ветер [3]. За всю свою жизнь Чжан Фэнхань не добился ни власти, ни влияния, и только с утра до вечера всех раздражал. Разве был от его покровительства какой-то толк? Разве мог он кого-то защитить? Он так и не завел ни детей, ни внуков и был стар и одинок. Разве было кому-то кроме его старых псов до него дело?

Увидев выражение его лица, Чан Гэн произнес:

— Ладно, я уже сказал ему, что господин Фэнхань превыше всего ценит тишину и покой, ему ни к чему такой шумный сын как Гэ Чэнь. Не переживайте, я сам его отчитаю за дерзость вместо вас. С детства Гэ Чэнь обладает крайне беззаботным нравом и не станет принимать отказ близко к сердцу.

Чжан Фэнхань поспешно возразил:

— Ваше Высочество, погодите! Ваше Высочество! Я... Это... Я... — старик запаниковал, язык его онемел, а лоб покрылся потом.

Чан Гэн вежливо промолчал. Выражение его лица ничем не напоминало издевательскую ухмылку — наоборот, это была открытая, искренняя и немного шкодливая улыбка, свойственная молодым людям.

Чжан Фэнхань редко видел, чтобы тот выходил из образа умудренного опытом и сведущего ученого мужа. Старик успокоился, рассмеялся и сказал:

— Вашему Высочеству не следует...

— Тогда я передам, что ему стоит вернуться домой и как следует всё обдумать. Господин Фэнхань, поступайте так, как считаете нужным, — непринужденно произнес Чан Гэн. — А сяо Гэ я передам, что ему следует выбрать благоприятный день, чтобы отдать вам поклоны. Ох, кажется, дождь собирается. Могу одолжить вам зонтик.

Этот старый упрямый осел, Чжан Фэнхань, способный довести Ли Фэна до белого каления, попрощался с Янь-ваном и с доброй улыбкой смотрел вслед его удаляющемуся экипажу.

Как только Чан Гэн уехал, послышался непрерывный стук капель — его предсказание сбылось. Начал накрапывать дождь.

Господин Фэнхань раскрыл одолженный зонтик и тяжело вздохнул. Большую часть года — с учетом нехватки людей и царившего вокруг хаоса — трудно было назвать мирной. Но глядя на этого молодого человека, Чжан Фэнхань чувствовал, что Великой Лян по-прежнему есть на кого опереться.

На свете живет множество умных и талантливых людей, но если человек чересчур умен, зачастую он не горит желанием помогать своей стране — мудрый себя оберегает [4]. Требуются выдающиеся ум и отвага, чтобы смело выступить вперед, всем вместе собраться и взвалить на себя эту ношу.

Когда люди на передовой трудятся, не покладая рук, это еще не значит, что все хорошо закончится... Вполне возможно, все приложенные ими усилия окажутся напрасны. Но какой сейчас была бы эта страна, не будь подобные герои её надежной опорой на протяжении тысячи лет?

Господин Фэнхань вернулся к выполнению своих обязанностей. Улыбка сошла с его лица, когда в конце улицы он заметил белоснежные одеяния монаха. Он поспешил к нему на встречу.

Трактир, расположенный на узкой улочке, не мог сравниться с величественной и изящной старой башней Циюань и больше напоминал небольшую чайную. Не было ничего необычного в том, что господин Фэнхань решил почтить визитом подобное место. Он сложил зонтик и стряхнул с него дождевые капли. Когда заскрипели деревянные ступени, он поднял голову и увидел, как Ляо Жань снимает мокрую бамбуковую шляпу [5]. Тот уже успел подняться на второй этаж и отвесил ему небольшой поклон. Чжан Фэнхань быстрым шагом последовал за ним.

Так они оказались во внутреннем помещении, где их уже дожидался мужчина средних лет. На вид ему сравнялось сорок, может пятьдесят лет, внешность его была довольно заурядной, а одежда — неброской. Уголки его глаз и кончики бровей плавно изгибались, от чего человек этот мог показаться крайне дружелюбным. Впрочем, присутствуй здесь какой-нибудь сановник из министерства финансов, он был бы поражен... Ведь это был никто иной как Ду Ваньцюань, богатейший купец в Цзяннани.

Дела его в Цзяннани процветали. Как-то раз он лично возглавил команду торговцев, отплывших на Запад [6]. Этот огромный купеческий корабль стал единственным судном, побывавшим там с тех пор, как император У-ди открыл морские пути. На девять шансов умереть был лишь один ― остаться в живых [7]. Путешествие это принесло Ду Ваньцюаню немалую выгоду, с тех пор его прозвали Цайшэнь [8].

Позднее Ду Ваньцюань переехал на северо-запад, где его избрали главой торгового дома центральной равнины на Шёлковом пути.

Когда Император по непонятной причине поместил Аньдинхоу под домашний арест, этот сметливый и практичный управленец решил эвакуировать из нестабильного региона купцов из своего торгового дома. Благодаря этому во время нападений в западных землях пострадало гораздо меньше мирных граждан, чем могло. Можно сказать, что Цайшэнь крайне вовремя угадал, в какую сторону подует ветер, и повернулся в нужном направлении.

Никто точно не знал размер состояния Ду Ваньцюаня, но поговаривали, что тот несметно богат и может соперничать с целой державой. Хотя, конечно, учитывая бедственное положение Великой Лян, это сейчас было не самое лестное сравнение.

И вот сам Цайшэнь во плоти, монах из храма Хуго и упрямый старик из института Линшу собрались в жалкой маленькой таверне.

При виде Чжан Фэнханя Ду Ваньцюань вежливо поднялся на ноги и уступил ему место во главе стола. Сложив вместе руки в знак приветствия, он сказал:

— Пожалуйста, присаживайтесь. Я больше десяти лет не видел старшего брата [9], но кажется, ты совершенно не изменился. Стал еще более величественным, чем я тебя помню.

Чжан Фэнхань не согласился с его словами:

— Да брось. Я только постарел.

Ду Ваньцюань сложил руки в знак уважения и признался:

— Когда этот ничтожный Ду собрался в столицу, жена и дети пытались отговорить его. Они боялись, что поскольку ситуация в городе не стабильна, то тут мои старые кости и упокоятся. Но я спросил себя: разве господин Фэнхань не старше меня? Хотя господин Фэнхань был безоружен все равно он не дрогнул, когда вражеское войско нанесло мощный удар по стенам города. Мелкий торговец вроде меня не в силах тягаться с таким бесстрашным воином. Если я струшу даже повидаться с тобой, смогу ли я потом считать себя достойным человеком?