— Как это может быть еще хуже?

Елена сделала шаг ближе.

— Намного. Хуже.

Это была не угроза. Это было предупреждение. И мягкость, светившаяся в ее глазах, доказывала, что оно было дружеским… дружеским предупреждением, чтобы я не перегибала палку. Не толкала себя на край обрыва, с которого я не смогу вернуться.

Елена положила руки мне на плечи.

— Просто дай ему то, что он хочет, — смягчился ее голос, — и я уверяю тебя, все будет хорошо.

— Он причинит мне боль? — Я сглотнула и сжала губы.

Елена опустила взгляд на меня и провела руками по рукавам моего платья.

— Такие мужчины, как Марчелло, могут… — Она сделала паузу, словно пытаясь подобрать слова. — Они заставляют нас идти наперекор здравому смыслу. Но в конце концов все равно приходится выбирать.

— Он не дает мне выбора. — Слезы начали жечь мне глаза.

— О, но он дал. Он дал тебе выбор, и ты решила выйти за него замуж.

— Он поставил мне ультиматум, — прорычала я.

Елена подмигнула мне.

— Ультиматум — это просто модное слово, означающее выбор из двух зол, моя дорогая. — Положив руки на мои запястья, она откинулась назад и изучила меня сверху донизу. — Хммм…

— Что? — Я нахмурилась.

— Сначала я думала об Эли Сааб, а потом о Вере Вонг. Но теперь я думаю, что одно из творений Оскара де ла Ренты подойдет идеально.

— О чем ты говоришь?

Она перевела взгляд на меня.

— О твоем свадебном платье, конечно же.

В шоке я вырвала свои запястья из ее рук и сделала шаг назад.

— Свадебное платье?

— Да. Обычно невесты надевают его на свадьбу.

— У нас не будет свадьбы. Мы просто подпишем бумагу, и все.

— Мила, — она наклонила голову в сторону, как будто смотрела на маленького недоумевающего мышонка, — как я уже говорила, Марчелло — влиятельный человек. Должны быть какие-то доказательства настоящей свадьбы, чтобы общественность поверила в это.

Мои глаза расширились.

— Общественность?

— Марчелло, один из самых привлекательных холостяков Италии. Если станет известно, что у него есть жена, ты будешь у прессы нарасхват. Нам нужно что-то преподнести им, когда ты станешь публичной персоной.

Мне стало плохо, физически плохо, желчь подступила к горлу. Голова закружилась, и я в замешательстве села на кровать, уставившись на ковер.

— Публичной?

Елена присела рядом со мной, ее миниатюрная фигурка почти не оставляла вмятин на матрасе.

— Я знаю, что это очень сложно. Но все должно быть сделано определенным образом.

По моей щеке пробежала шальная слеза, и я вытерла ее так же быстро, как она появилась.

— Почему я? Почему именно сейчас?

Она успокаивающе положила руку мне на плечо.

— Урок, который я усвоила очень рано, заключается в том, что никогда не нужно спрашивать "почему я". Лучше спросить: "Почему не я". Так ты будешь меньше жалеть себя. — Она встала и взяла с туалетного столика щетку. — А теперь вытри слезы и выйди на улицу с гордо поднятой головой. И как я уже говорила, — она усмехнулась, ее кораллового цвета губы изогнулись по краям, — это возможность, Мила. Ты просто должна ею воспользоваться.

У меня перехватило дыхание, когда я вдохнула, еще одна слезинка заблестела в уголке глаза, и я вытерла ее, ненавидя, что снова плачу. Совсем как та девочка, которую я утешала в последний раз, когда посещала приют.

Рыжеволосая девочка сидела в углу и плакала, потому что хотела рисовать, но дети до нее уже использовали все краски. И хотя она плакала, я видела злость, сверкающую в каждой слезинке, ее губы были сжаты, а глаза сужены. Я вспомнила, как она говорила мне, что злится на себя за то, что плачет, что не хочет тратить свои слезы на других. Это была единственная часть ее личности, которую она могла оставить для себя… ее слезы. Никто другой их не заслуживал.

И пока я сидела на кровати, опустив голову и зажав простыни между пальцами, я притворялась, что я та самая девочка. Я представляла, что я та самая девочка, которая отказывается отдавать свои слезы кому-либо еще.

Возможность.

Вот оно.

Я подняла взгляд, чтобы встретиться с Еленой.

— Мне нужно его увидеть.