Слуги понурили головы, кто-то нервно сглотнул. К счастью, Мужун Лянь быстро забыл о них. Взмахнув рукавом, он нетерпеливо приказал:

— Подведите его!

Гу Мана снова вывели вперед. Из-за того, что он продолжал оказывать сопротивление, его связали магическими путами, чтобы подтащить к кушетке Мужун Ляня.

— На колени!

Гу Ман не собирался подчиняться, поэтому слуга подсечкой сзади заставил его упасть на землю.

Его рот, нос, шея, живот и колени были крепко стянуты бессмертными цепями, разъяренный взгляд метался из стороны в сторону в поисках способа побега. И без того свободная одежда в пылу драки распахнулась, обнажив бледную худую грудь.

Мужун Лянь встал со своей пятнистой кушетки. Все еще сжимая в руке чадящую серебряную трубку, он наклонился и пристально посмотрел на Гу Мана:

— Чунхуа — огромная страна, но вся она принадлежит Мужунам... Генерал, куда вы собирались бежать? Куда вы можете пойти?

Закончив говорить, он размахнулся и отвесил Гу Ману оплеуху.

Звонкий звук удара был отчетливо слышен в воцарившейся тишине. Хотя Мужун использовал лишь десятую часть своей силы, пять красных отметин мгновенно появились на щеке Гу Мана.

От пощечины Гу Ман потерял равновесие, но не издал ни единого звука.

А вот ресницы Мо Си слегка затрепетали, а губы сжались еще сильнее.

— За два года дрессировки ты ничему не научился! — Мужун Лянь выпрямился и вдохнул полной грудью дурманящий аромат из курительной трубки. Внезапно его взгляд нашел Мо Си.

— Князь Сихэ, я слышал, в вашей армии железная дисциплина. Когда Вы возглавили Ублюдочную Армию после Гу Мана, многие ветераны не желали подчиняться, но все они были покорены произнесенной вами клятвой. Раз уж вы такой мастер убеждения, почему бы вам не обуздать бывшего командующего Ублюдочной Армией? Преподайте и ему урок послушания.

Взмахом руки он приказал слуге оттащить Гу Мана к столу Мо Си.

 — И если уж мы заговорили о старых делах, когда-то этот человек пронзил штык-ножом грудь маршала Мо. Давайте будем считать это запоздалым искуплением и неминуемым воздаянием, — теперь протяжный голос Мужуна буквально сочился фальшивым сочувствием. — Сегодня он и рыба, и мясо на вашей разделочной доске[3]. Вы можете пытать его как пожелаете. Пожалуйста, не стесняйтесь.

[3] 刀俎 dāozǔ даоцзу «между ножом и разделочной доской» — попасть в опасную ситуацию; 鱼肉 yúròu юйжоу «и рыба, и мясо» — рассматривать (кого-либо) как добычу (угнетать, драть три шкуры, мучить, издеваться).

Количество слов и выражений, которые мог понять Гу Ман, было невелико, поэтому он, конечно, не знал, что имел в виду Мужун, когда говорил о мясе и рыбе на разделочной доске, но слово «пытать» подействовало на него, как звук удара палки о землю на часто поколачиваемую хозяином собаку. Он испуганно вздрогнул и резко распахнул глаза, пригнувшись еще ниже к земле. Так как в такой позе поле его зрения было ограничено, он не мог видеть Мо Си, стоящего у него за плечом. Когда стоявшие по бокам слуги попытались сдвинуть его с места, он изо всех сил попытался обернуться, но в итоге оковы еще сильнее впились в его тело, удерживая его в той же позиции. Цепь, звенья которой были зажаты между его губами и зубами, еще глубже впилась в плоть, так сильно, что теперь Гу Ман даже дышал с трудом.

К тому времени глаза всех присутствовавших были обращены на Мо Си и Гу Мана.

Юэ Чэньцин прикрыл глаза рукой, но подсматривал сквозь щели между пальцами:

— Маршал Мо, вы двое — враги, которых связывает давняя вражда. Знаю, этот человек заслуживает смерти, но, пожалуйста, не убивайте его у меня на глазах. Я же все еще ребенок.

— … — Мо Си не проронил ни слова, только медленно склонился ниже, согнув одну ногу в колене и сделав упор локтем на бедро. Другой же рукой, обтянутой черной кожаной перчаткой, он схватил Гу Мана за подбородок и вздернул его вверх.

Рот Гу Мана был заткнут цепью, и он мог только мысленно проклинать Мо Си и пялиться на него, пытаясь совладать с оковами.

В этот момент в сердце Мо Си возникла необъяснимая дрожь. Он не знал почему, но стоило ему увидеть полуобнаженного, скованного цепями Гу Мана, мурашки возникли ниже позвоночника и резво побежали по спине.

Было ли это предвкушение хищника, наконец догнавшего свою добычу и наслаждающегося зрелищем ее предсмертной агонии? Или праведный гнев? А может, это было совсем другое чувство, за которым скрывалось совсем иное желание?

Мо Си не знал и знать не хотел.

Он бросил презрительный и холодный взгляд вниз. В мерцающем свете фонарей в прошлом дикий и необузданный Гу Ман выглядел очень плачевно и вызывал только жалость.

Через некоторое время Мо Си закрыл глаза и выпрямился:

 — Заберите его.

— А? Князь Сихэ, что вы хотите этим сказать?

— Он меня не интересует, — бросил Мо Си, отворачиваясь от Гу Мана.

Мужун Лянь рассмеялся и с деланным сочувствием заметил:

— Кто бы мог подумать. Мне вот интересно, неужели мое чистосердечное предложение попало прямо в больное место князя Сихэ, разозлило его, а может, даже сделало несчастным, — Мужун выдержал многозначительную паузу, добавляя щепотку порошка в курительную трубку, затем прищурился и сделал затяжку. Наконец, довольно покосившись на Мо Си, он продолжил: — Однако, князь, вы смогли произвести на меня впечатление. Пройдя сквозь пекло войны, вы вернулись к нам все таким же незапятнанным и высоконравственным, как и прежде. За эти годы вы встретили так много мужчин и женщин, врагов и благородных людей, но никто так и не смог привлечь ваш взгляд. Любопытно было бы узнать, что за несравненную красоту[4] вы ищите?

[4] 天香国色 tiānxiāng guósè тяньсян госэ «аромат небес и краса страны» — обычно так говорят о женщине потрясающей красоты, о цветке пиона.

Мо Си не проронил ни слова, но на лицо его легла тень.

Юэ Чэньцин увидел, что атмосфера между двумя мужчинами с каждой секундой становилась все более напряженной. Почесав в затылке, он не удержался и попытался разрядить обстановку. Но стоило ему сделать шаг к Мо Си, тот, не оглядываясь, скомандовал:

— Держись подальше!

— Э...

Мужун Лянь сделал еще несколько затяжек и захихикал:

— Князь Сихэ полагает, что маленький принц семейства Юэ может пристраститься, всего лишь вдохнув немного дыма? Не волнуйтесь, это абсолютно невозможно.

— Мне так спокойнее, — взгляд, который Мо Си бросил на размытое наркотической дымкой лицо Мужуна, был подобен изогнутому ножу[5] в холодной ночи.

[5]吴钩 wúgōu угоу — уcкий (это название, а не характеристика) меч-нож, нож или узкий меч с крюком на конце.

Возможно из-за вечной борьбы их кланов за власть Мужун Лянь не выносил Мо Си с детства. С юности он постоянно создавал проблемы для наследника клана Мо, пытаясь поймать за руку на неблаговидном поступке и вытащить наружу его истинное нутро. Конечно, это был не первый раз, когда он, играя словами, пытался выведать заветные тайны сердца этого нечитаемого человека.

В очередной раз получив отпор, Мужун Лянь, стиснув зубы, натянуто улыбнулся и продолжил продавливать свою линию:

— Однако, вы еще не ответили на мой вопрос. В доходном доме «Ломэй» служит множество красивых мужчин и прекрасных женщин, и все они имеют свои несомненные достоинства. Неужели никто из них не привлек вашего внимания?

— Нет нужды так беспокоиться о моих личных делах.

Мужун Лянь затянулся еще раз. Нефритово-белые пальцы выбили дробь на трубке, прежде чем он снова выпустил клуб дыма.

— Хе-хе, князь Сихэ, к чему быть таким сдержанным? Я знаю, как вы дорожите своей репутацией, но жизнь одна, и стоит насладиться ей сполна. Все эти принципы и моральные устои — наносное. Они подобны клубам дыма… — он выдохнул зеленую струйку и расплылся в слабой улыбке, затем подул, разгоняя туман, — ...видите, одно мгновение, и ничего не осталось.

Мо Си спросил ледяным тоном:

— При чем здесь репутация?

— Вы держите на расстоянии мужчин и женщин. Если это не из-за репутации, то из-за чего же?

— Не люблю грязь[6], — равнодушно резюмировал Мо Си.

[6] 洁癖 jiépǐ цзепи — маниакальная чистоплотность, мания чистоты, мизофобия.

Мужун Лянь на некоторое время замолчал. Щуря глаза, он разглядывал Мо, выпуская изо рта все новые тонкие струйки дыма.

После нескольких минут молчаливого противостояния Мужун Лянь отвернулся и со смешком откинулся на спинку кушетки:

— Высоконравственные аскеты так скучны…

Он помахал рукой, как будто разгоняя дым, и переключил свое внимание на других гостей:

— Давайте веселиться! Сегодня все мои гости должны насладиться жизнью и плотскими радостями. К чему все эти церемонии, развлекайтесь без стеснения! Если после сегодняшнего банкета кто-то останется трезвым и не познает любовь моих красоток, будем считать, что этот человек страдает половой немощью, и вход в доходный дом «Ломэй» для него будет закрыт навсегда.

Раб в замешательстве обратился к Мужуну:

— Ваша светлость, а что нам... делать с этим Гу Маном… отвести его обратно или здесь оставить ?

— Конечно пускай остается. Какой смысл возвращать его? — усмехнулся Мужун Лянь. — Хотя наш пресветлый князь Мо не заинтересован в нем, это же не значит, что другие мои гости откажутся развлечься с ним? — он покосился на Мо Си, оценивая его реакцию на это заявление. — Князь Сихэ, вы же считаете ниже своего достоинства воспользоваться им, не так ли?

Не получив ответа, он продолжил:

— Раз вы не желаете, пусть тогда наши товарищи позабавятся с ним.

— ...

Когда Мо Си и на этот раз проигнорировал его, улыбка Мужуна стала ядовитой, глаза зло засверкали, как переливающаяся на солнце змеиная чешуя:

— Отлично! — он кивнул головой и махнул рукой в сторону Гу Мана. — Этот человек слишком уродлив. Одним своим видом он оскорбляет взор князя Сихэ. Уберите его с глаз долой. Пусть другие молодые господа развлекутся с ним как следует.