Глава 14. Сексуальный А-Лянь заманивает гостей в свои сети
— Эй? А почему хотите привести только Гу Мана? Князь Ваншу, почему бы вам не позвать побольше людей?
Князья Сихэ и Ваншу ненавидели Гу Мана, и это было известно всем. Однако кто-то, осведомленный больше остальных, иронично хмыкнул:
— Какой смысл в победе над непобедимым Гу Маном, учитывая, каким он стал...
Мужун Лянь не обратил на него никакого внимания, а вместо этого уставился на Мо Си. Только на мгновение уголки его губ чуть приподнялись в вызывающей усмешке.
Некоторые люди, которые искали расположения князя Ваншу, также начали ухмыляться:
— Ха-ха, точно, Гу Ман теперь ни на что не годится. Разве он сможет всех нас обслужить? Все, что он умеет, это выводить людей из себя.
— Вы, должно быть, хорошо «заботились» о нем все это время?
— Когда-то он славился своими любовными похождениями, и я бы поиграл с ним в постели. К тому же, слышал, что он… — парень еще не успел договорить, когда почувствовал, как на его шее сжалось кольцо холода. Оглядевшись по сторонам, он наткнулся на взгляд Мо Си. Его глаза были подобны ледяным штыкам в холодную ночь, которые в любой момент могли проткнуть его насквозь. Забыв, о чем говорил до этого, юноша судорожно сглотнул, чувствуя, как на спине выступил холодный пот.
«Я сказал что-то не то?» — подумал он, пытаясь понять, где совершил ошибку. Но прежде чем он успел найти ответ, Мо Си отвел взгляд, и его лицо вновь стало спокойным и безмятежным, как озерная гладь. Неужели тот яростный убийственный взгляд ему лишь привиделся?
Мужун Лянь между тем обвел собравшихся лукавым взглядом и, растягивая слова, спросил:
— Вам, наверное, очень интересно, кто такой Гу Ман? Когда-то этот человек был лучшим генералом Чунхуа, моим рабом и братом по оружию нашего генерала Мо.
Мо Си: — …
— Князь, даже если вы не желаете, чтобы он услужил вам, разве могу я не позвать его на сегодняшний дружеский ужин? — Мужун Лянь окинул все тело Мо Си злым взглядом. — Генерал Мо наконец-то вернулся в столицу и даже согласился посетить мое скромное жилище. Разве не должен я разделить с ним все, что имею?
Чем больше он говорил, тем сильнее сгущался мрак в глазах Мо Си.
В конце концов генерал Мо стал похож на черную грозовую тучу. Только длинные ресницы все еще сдерживали мрачный взгляд, наполненный жаждой убийства. В этот момент казалось, что гнев этого человека, излившись, мог бы уничтожить целый приграничный гарнизон.
Мо Си не хотел видеть, как Гу Мана ставят в неловкое положение перед всеми этими людьми. Однако каждая фраза Мужун Ляня была подобна семидюймовому ножу, снова и снова вонзавшемуся в его сердце.
Мужун Лянь, заметив его состояние, только довольно ощерился и продолжил:
— Генерал Мо, разве вам не интересно, каким стал ваш заклятый враг, ваш старший брат Гу, после того, как прошел мою дрессировку? Неужели не желаете увидеть все своими глазами?
В конце концов все Ведомство отправилось на званый ужин к Мужун Ляню.
Поместье Ваншу было расположено на востоке Чунхуа. Крышу дома украшали тотемы летучих мышей, которые считались эмблемой поместья Ваншу. Большинство слуг в доме были одеты в синие одежды с золотой окантовкой по подолу и рукавам.
В Чунхуа было принято, что одежда домочадцев аристократических семей, имеющих родство с семьей государя, была украшена золотой каймой, основной же цвет для одежд был пожалован каждому роду лично императором. Например, в резиденции Мо была подшитая золотом черная одежда, а в поместье Юэ слуги щеголяли в белых одеждах, окаймленных той же золотой тесьмой.
Восемь тысяч изысканных волшебных фонарей сияли в небе, освещая экстравагантное пиршество, которое с каждой минутой становилось все более разгульным и бесшабашным. В конечном итоге подогретое вином молодое поколение расслабилось, и их потянуло на подвиги. Не обращая внимания на старших, они со все большим энтузиазмом выпивали, подначивали друг друга, мерялись силами и громко горланили.
Облокотившись на кушетку из изысканного пятнистого бамбука[1], Мужун Лянь поигрывал зажатой между длинными белыми пальцами серебряной курительной трубкой, которую иногда наполнял порошком из стоящей рядом курительницы для благовоний. Трубка источала терпкий ароматный дым.
[1] 湘妃竹 xiāngfēizhú сян-фэй чжу — пятнистый бамбук, поэт. бамбук сян-фэй (по преданию — пятна на бамбуке — следы слез тоскующих жен императора Шуня).
Этот дурман производился в стране Ляо. Если вдыхать его, не подходя близко, особого вреда не было, но, стоило человеку вобрать ароматный дым полной грудью, он испытывал острое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Когда эффект от наркотика сходил на нет, человек чувствовал себя подавленным и был готов пойти на все, чтобы вновь ощутить этот незабываемый запах. Для того чтобы пристраститься, обычно хватало трех-пяти раз подышать дурманом, избавиться же впоследствии от этой дурной привычки было очень трудно. Именно поэтому дурман был запрещен, когда страной управлял Владыка Лао...
Мо Си повернулся, чтобы посмотреть на расслабленного и витающего в облаках Мужун Ляня. За облаком наркотического дыма его бледное и худое лицо было размыто, когда-то красивые черты оплыли, словно искаженное отражение в зеркале. Созерцая эту картину, Мо Си не испытывал ничего, кроме отвращения и скуки.
Юэ Чэньцин сидел рядом с Мо Си и жалобно смотрел на курящего Мужун Ляня. Ему было очень любопытно, и в какой-то момент он захотел взглянуть поближе, но Мо Си быстро погасил его порыв:
— Сидеть!
— Ладно-ладно... Ой… Но что это?
Мо Си постарался скрыть обуревающие его эмоции и спокойно ответил:
— «Жизнь как сон[2]».
[2] 浮生若梦 fú shēng ruò mèng фу шэн жо мэн «жизнь проплывает будто сон» — название звучит как идиома о краткости и нестабильности жизни.
Юэ Чэньцин был потрясен:
— Ах! Тот самый «Жизнь как сон» из Ляо? — он с опаской посмотрел на Мужун Ляня. — Князь Ваншу выглядит так… словно давно употребляет. Неудивительно, что каждый раз, когда я видел его, мне казалось, будто он витает в облаках.
— Если ты хоть раз вдохнешь эту дрянь, твой отец запрет тебя в доме лет на пять без права выхода на улицу.
Юэ Чэньцин шутливо ответил:
— Мой отец? Эй, мой отец не настолько жесток! В большинстве случаев он грозится повесить меня или выбить дурь палками, но запереть меня в доме на пять лет — это бесчеловечно! Уверен, вы просто выдумали это, чтобы напугать меня.
Не дожидаясь, пока Мо Си разозлится по-настоящему, Юэ Чэньцин улыбнулся и заверил его:
— Вам не стоит волноваться по этому поводу. Зачем мне искать искусственную радость в дурмане, когда я получаю удовольствие от каждой минуты моей жизни. Я и так совершенно счастлив, так что просто перестаньте думать об этом.
Неожиданно последние несколько слов его заявления прозвучали очень громко и донеслись до ушей Мужун Ляня.
Мужун Лянь снова присосался к мундштуку и сделал глубокий вдох. Мягкая усмешка скользнула по тонким губам, когда его голос проплыл по воздуху так же медленно и лениво, как ароматный дым:
— Так пренебрежительно говоришь об этом? Хм! Даже используя все деньги семьи Юэ, ты не сможешь позволить себе вдыхать такую драгоценность, как «Жизнь как сон».
Юэ Чэньцин не хотел с ним спорить, и ему, в самом деле, был совершенно неинтересен этот наркотик:
— Да-да, кровь князя Ваншу благородна, а богатства его рода неисчислимы. Мне не сравниться с ним ни в чем.
Мужун остался доволен его ответом. Он обернулся и спросил:
— Князь Сихэ, не желаете попробовать?
Увидев холодное лицо Мо Си, Мужун Лянь усмехнулся и с презрительной жалостью протянул:
— Ох, я почти забыл, что наш генерал Мо — человек экономный, не привыкший к роскоши и расточительности. Эх, кажется, по-настоящему красивые вещи из Ляо может позволить себе только Мужун Лянь[3].
[3] От переводчика: возможно, тут Мужун намекает на Гу Мана, который был генералом Ляо.
На этот выпад Мо Си просто промолчал, не желая вступать с ним в разговор.
Несколько лет назад назад он искренне считал, что в его глазах ниже Мужун Ляню уже не пасть, но этот человек, в самом деле, непостижимым образом опустился на самое дно, за пару лет превратившись в никчемного отброса общества.
Этот человек так гордился своей голубой кровью и родословной, но ничего не делал для своей страны. Вместо этого он предпочитал погружаться все глубже и глубже в порочную трясину, превращаясь в живого мертвеца, влачащего бесцельное существование[4].
[4] 醉生梦死 zuìshēng mèngsǐ цзуйшэн мэнсы — жить как во хмелю и умереть как во сне.
Ли Вэй оказался прав. Мужун Лянь действительно прогнил до мозга костей.
— Ваша светлость, — в этот момент к Мужуну приблизился распорядитель поместья Ваншу. — По вашему приказу те люди из обслуги «Ломэй» уже доставлены.
— О, это хорошо. Пусть они войдут.
К этому времени все гости уже успели изрядно набраться. Распорядителю было приказано провести мужчин и женщин в сад. Мо Си не сводил глаз с выхода на террасу, напоминая со стороны сокола перед броском.
Занавеси из жемчужных нитей разошлись, и слуга сопроводил в сад выстроившихся в два ряда мужчин и женщин. Все эти люди были очень разные, но все довольно красивы. Среди них были аскетично красивые и те, чьи тела и лица вызывали вожделение, были смиренные и гордые, те, кто шел охотно и ломая себя.
Но Гу Мана среди них не было.
— Это лучшие шлюхи из моего доходного дома «Ломэй». Если вам понравится кто-то из них, не стесняйтесь, берите и развлекайтесь, — Мужун Лянь махнул рукой в сторону выстроившихся в ряд людей. — Даже если вы слишком увлечетесь в процессе, не стоит переживать. Их дешевые жизни не стоят упоминания, и в этот раз их запишут на мой счет. Сегодня я хочу, чтобы все ваши желания и фантазии были удовлетворены в полной мере. Разве моя щедрость не достойна восхищения и аплодисментов?