– Что ты несёшь? – уставившись на него, спросил Мо Си.
Однако он не стал останавливать Гу Мана.
Таким образом, Гу Ман, сияя от радости, поставил на безупречный чистый стол из сандалового дерева четыре блюда, среди которых были бульон и нежирное второе.
Еда была ещё горячей, распространяя всюду манящий аромат. И хотя это простые повседневные блюда, которые не шли ни в какое сравнение с едой от настоящего повара, но запах от них был весьма неплох, как и цвет – тоже довольно соблазнителен.
На одном блюдечке лежали свиные ножки в рассоле и тонко нарезанная мясная нарезка, кожа которой была нежной и эластичной – приправленные молотым имбирём и коричневым уксусом из Чжэньцзяна. На другой тарелке: зелёный салат с жареным корнем лотоса, нарезанным ромбовидными кусочками, а также нежнейший спаржевый салат, который буквально тает во рту – все эти овощи давали свежий сок. На третьей тарелке расположились тушёные в масле весенние побеги бамбука, хрустящие кончики которых покрыты ароматным густым соусом. Бульон был самым обычным простым бульоном с грибами чжусунь* и шампиньонами, украшенный молодыми зелёными листьями, с добавлением нескольких кусочков ветчины для вкуса. Этот бульон полезен для желудка и улучшает пищеварение.
* Сетконоска, или диктиофора сдвоенная — вид фалломицетовых грибов из рода Весёлка. В Китае их ещё называют «Фея бамбукового леса», ещё встретила название «Дама с вуалью». Безумно красивые грибы, обязательно погуглите и посмотрите.
Последнее, что достал Гу Ман из короба, это тарелка с окунем-ауха в кисло-сладком соусе. Рыба подаётся с мелко нарезанным имбирём, что придаёт ей свежий аромат. Окунь-ауха приготовлен на пару и смазан кипящим маслом для придания яркого аромата. Жёлтая кожица получилась яркой и хрустящей с капельками нежного рыбьего жира. Рыба была приготовлена таким образом, что к нынешнему моменту её покрывал обильный слой сиропа с уксусом. Если её тронуть палочками для еды, то белая сверкающая рыбная мякоть и кисло-сладкий соус мягко дрогнут…
– Вкуснятина! – Гу Ман с восторгом зашевелил палочками для еды, совершенно не обращая внимания на читающего Мо Си. – Мясо из рыбьего брюха моё.
Он ел некоторое время, громко причмокивая. И вот, когда Гу Ман уже потянулся палочками к нежнейшему мясу из брюха, где было больше всего соуса и меньше всего костей, Мо Си, наконец, не выдержав, громко закрыл бамбуковую дощечку. Подняв руку, он схватил Гу Мана за запястье.
– Ну что? – с набитыми щеками проговорил Гу Ман.
Мо Си посмотрел на него, бесцеремонно выхватил палочки для еды, взял чашку с рисом и положил этот кусок рыбы себе.
Гу Ман усмехнулся в душе, но внешне скорчил мину и злобно спросил:
– Зачем ты крадёшь моё?!
Мо Си раздражённо вернул ему палочки и взял свою пару.
– А что? Ты предлагаешь мне смотреть на то, как ты ешь, а затем догрызать за тобой кости?
С этими словами он безжалостно впился зубами в рыбу. Тёмная атмосфера, белые зубы Мо Си, его яростные движения и двусмысленность фразы «догрызать за тобой кости*» – всё это каким-то необъяснимым образом заставило Гу Мана, сидящего напротив, вздрогнуть.
* kěn gú tou (啃骨头) – грызть кость, глодать кость. Метафора, обозначает трудную и тяжёлую работу.
«Разорвите свои кости, поглотите кровь…».
Эти движения и взгляд полностью охватили Гу Мана – его голова резко запульсировала от боли, а перед глазами замелькали неясные образы из прошлого. Его голову словно стянуло невидимой струной, а нарастающие удары, похожие на гонг и барабаны, будто пытались о чём-то ему сообщить…
Да. Когда-то давно именно этот холодный мужчина, подобно дикому зверю с белоснежными клыками, кость за костью, каплю крови за каплей крови – поглотил его целиком.
Он посмотрел на прекрасное лицо Мо Си: от высокой прямой переносицы до тонких, сексуально очерченных губ. Гу Ман был застигнут врасплох, когда почувствовал, как сердце вдруг забилось быстрее.
От этих ощущений он почувствовал, что с его сердцем что-то не так: оно было сухим и горячим одновременно и каким-то беспокойным. Словно остывшая было зола разгорелась вновь, превратилась в полено и вышла из кострища. Или подобно тому, как только налившиеся бутоны неторопливо раскрылись от дуновения апрельского ветерка.
Гу Ман неожиданно вспомнил ночь совершеннолетия Мо Си. Тогда губы Мо Си сплелись с его собственными, такие мягкие и нежные на ощупь. Однако человек из его воспоминания дрожал…
Только вот Мо Си не заметил странного блеска в глазах Гу Мана. Он полностью сосредоточился на поедании рыбы. На бледной нижней губе остался след от соуса, который он слизнул, не задумываясь.
Вот и всё. Сердце Гу Мана вспыхнуло: где-то глубоко внутри зародилось возбуждение, первобытное вожделение… Его тянуло, он хотел приблизиться к Мо Си, коснуться его щеки и губ.
Он даже не понимал, что означает это вожделение, лишь инстинктивно чувствовал, что языки пламени в груди способен унять только этот импульс.
Гу Ман тяжело сглотнул. Подобно детёнышу дикого зверя, тихо крадущемуся от страха, он, с особой осторожностью, тихо наклонился к ничего не подозревающему Мо Си…
Автору есть что сказать:
Гу Манман: Ваше Величество, что вы ищете?
Мо Си: Ты кое-что подарил мне на ночь совершеннолетия.
Гу Манман: Зачем тебе это?
Мо Си: Хочу дать тебе, посмотрим, чему ты сможешь научиться самостоятельно.
Глава 76. Старые дела семьи Юэ
«Не надо мне льстить. Зачем ты с ним встречался?»
Гу Ман тяжело сглотнул. Подобно детёнышу дикого зверя, тихо крадущемуся от страха, он, с особой осторожностью, тихо наклонился к ничего не подозревающему Мо Си…
– Кстати.
Мо Си внезапно поднял голову, прервав шалость Гу Мана.
– Третьего числа следующего месяца у Юэ Чэньцина день рождения.
– А? – Гу Ман резко вспотел с перепугу и не расслышал слов Мо Си. Будто только что очнувшись ото сна, он избегал его взгляда. Гу Ман поднял руку и коснулся покрасневших ушей. – Оу… Оу…
Его сердце всё ещё бешено колотилось.
«Что я только что собирался сделать?» – задавался вопросами Гу Ман: «Почему у меня вдруг возник этот порыв, и появилось подобное желание? Если один волк кусает другого, это означает доминирование и подчинение, но значит ли это то же самое между мной и Мо Си?».
Он пытался понять: хочет ли подчинить Мо Си? Однако Гу Ман даже не совсем чётко понимал, что вообще значит слово «подчинить». Может, это означает, что он хочет, чтобы Мо Си склонил голову и опустился на колени?
«Нет. Это не то. Подобное меня не интересует»
«А может, я хочу…»
– Ты меня слушаешь?
Гу Ман тут же очнулся от своих мыслей.
– А? Ой! Слушаю, слушаю.
– Почему твои уши покраснели? – нахмурился Мо Си.
Гу Ман почесал ухо.
– Я… мне… мне жарко. Жарко.
– … – он так и не понял, что случилось с Гу Маном. Мо Си почти всё доел, поэтому отложил палочки для еды и сразу же распорядился: – Мы должны отправить подарок Юэ Чэньцину. Так как я буду занят, этим займёшься ты с Ли Вэем.
– Ага… – Гу Ман сделал небольшую паузу. – Почему мы должны что-то дарить глупой птичке?
– Разве не ты сказал, что слушаешь меня? – потемнел лицом Мо Си.
– … Прослушал.
– Третьего числа следующего месяца у Юэ Чэньцина день рождения, – стиснув зубы, повторил Мо Си.
Наконец, до Гу Мана дошёл смысл: он вдруг вытаращил глаза.
– У глупой птички день рождения?
– Да, – кивнул Мо Си, после чего заметил заблестевшие глаза Гу Мана. Он не знал, как на это реагировать.
Мо Си знал, что Гу Ман обожает наблюдать за празднованием знаменательных событий в жизни людей, будь то день рождения или свадьба. Особенно ему нравилось принимать участие в бурном веселье. Когда женился молодой господин Лоли-цзюнь, и свадебная процессия помпезно передвигалась по городу, Гу Ману запрещалось без разрешения покидать дом. Услышав шум от гонгов и барабанов, он тут же взобрался на крышу и, удобно устроившись и щелкая тыквенные семечки, наблюдал за шествием. Прохожие на улице выкрикивали новобрачным поздравления и рукоплескали, Гу Ман последовал их примеру: прямо с крыши он начал скандировать поздравления и хлопать в ладоши. Когда опустились сумерки, Мо Си разрешил ему прогуляться. Гу Ман весело бегал по улице и выискивал застрявшие в кирпичной кладке домов кедровые орешки, арахис и сушёный лонган; их днём разбросали прохожие, поздравляя новобрачных. Набрав полные карманы, воодушевлённый Гу Ман вернулся домой и съел свою добычу.
– Я знаю о чём ты думаешь, – сказал Мо Си раскатавшему губу* Гу Ману. – Однако, боюсь, ты будешь разочарован.
* Не люблю заменять китайские фразочки русскими аналогами, но тут иначе нельзя. Shuòshǔ (硕鼠) – дословно «большая крыса», обр. в знач.: чиновники-лихоимцы; метафора жадных чиновников, взимающих и собирающих непомерные налоги.
– А?
– В день рождения Юэ Чэньцина в поместье Юэ никогда не устраивают праздник. Они не разбрасывают сладости и сушёные орехи, так что ты не сможешь их подобрать.
– … Оу-у… – расстроился Гу Ман.
После небольшой паузы он не удержался и всё-таки спросил:
– Но ведь в семье Юэ очень любят глупую птичку, почему они не празднуют?
Мо Си отхлебнул горячего бульона, после чего ответил:
– Причина заключается в рождении Юэ Чэньцина. Его мать из императорской семьи. Роды были трудными, она скончалась, произведя на свет Юэ Чэньцина.
Гу Ман слегка удивился, но затем до него дошло.
– Вот почему поместье Юэ не устраивает праздник для глупой птички: папа глупой птички не может забыть маму глупой птички, да?
– Думаешь, Юэ Цзюньтянь такой преданный человек? – равнодушно спросил Мо Си. – Можно, конечно, предположить, что он отдаёт дань уважения своей покойной жене, но это не так. Поскольку Мужун Хуан из императорской семьи, Юэ Цзюньтянь не должен посрамить память правящей династии, и не имеет значения, сколько лет прошло с её кончины. Поэтому даже в день рождения собственного сына следует вести себя скромно.