Слово «рыбалка» оскорбляло Мужун Чуи, этого Невежественного бессмертного всея Чунхуа, ведь даже Юэ Цзюньтянь* не знал, насколько огромны и глубоки познания и таланты этого великого мастера.

* Отец Юэ Чэньцина.

Едва Мужун Чуи вскинул рукава, серебряная стрела тут же вырвалась наружу. Стремительно пролетев вперёд, она тут же скрылась в водной глади Персикового озера. Когда она вновь появилась в поле зрения и устремилась к берегу, то вытянулась на несколько чжан* в длину, а на её наконечнике красовалось пять свежих и сочных окуней-ауха.

* Китайская сажень, равна 3,33 метра.

Застывшие голубые глаза Гу Мана слегка округлились, когда он увидел рыбу. Затем он повернулся и посмотрел на Мужун Чуи. В его уме крутилось лишь одно слово, поэтому он вложил в этот взгляд всю глубину своей признательности.

– Нихера себе…

Неудивительно, что именно брань вырвалась из его рта, ведь это одна из любимых фраз генерала Гу. На самом деле… Он упорно трудился весь день. Но Мужун Чуи было достаточно лишь взмахнуть рукавами да щёлкнуть пальцами*!

* yītánzhǐ (一弹指) – стоит лишь щёлкнуть пальцами (обр. в знач.: легко, без труда).

Мужун Чуи легонько шевельнул пальцами, и рыба мгновенно отправилась в бамбуковую корзинку, стоящую позади Гу Мана. После этого серебряная стрела исчезла.

– Что-нибудь ещё? – спросил Мужун Чуи. – Говори сразу.

Гу Ман покачал головой и пристально уставился на красавца в белом, которого словно окутывал божественный ореол.

Гу Ман был прямолинейным человеком: что у него на уме, то и на языке.

– Неудивительно, что глупая птичка боготворит тебя.

– Белая птица*? – нахмурился Мужун Чуи.

* Напомню, что буквально кличка, данная Юэ Чэньцину Гу Маном, переводится как «маленькая белая птичка».

– Я имею в виду Юэ… Юэ… Ну того, этого Юэ, – Гу Ман отчаянно схватился за голову. – Блин, я опять не могу вспомнить его имя.

– Юэ Чэньцин?

– Да, да, да! Именно он! – Гу Ман хлопнул в ладоши и засмеялся. – Неудивительно, что он обожает преследовать тебя. Дагэ, ты невероятно крут! Ты это, эмм, можешь обучить меня этой технике рыбалки?

– … – Мужун Чуи обречённо вздохнул. – Вытяни руки.

Гу Ман сделал, как было велено. Непостижимым образом на руке Мужун Чуи появилась целая охапка серебряных стрел. Он положил их на ладонь Гу Мана.

– Как? – спросил Гу Ман.

– Это стрела-тининь*, – сказал Мужун Чуи. – Я дал тебе пятьдесят штук. Ты можешь по желанию изменять её размер, достаточно лишь отдать приказ. Этого хватит для рыбалки?

* Дословно «послушная стрела».

Гу Ман был безумно рад, поэтому тут же рассыпался в благодарностях.

– Хватит, хватит! Ты такой щедрый! И очень хороший! – Гу Ман с особой осторожностью принялся складывать серебряные стрелы в мешочек цянькунь*, после чего всё так же бережно убрал его в карман. Он был похож на щенка, который старательно прячет в землю мясную кость.

* Кит. мед. термин, обозначающий внутренние «дань». В новеллах часто встречается это чудо-изобретение, главная особенность которого заключается в невероятной вместимости.

Надёжно уложив своё новое приобретение, Гу Ман снова повторил:

– Спасибо, хороший человек!

– … – Мужун Чуи не привык к тому, что кто-то называет его хорошим человеком. Обычно жители Чунхуа принимали его за бессердечного и даже несколько одержимого человека, который вечно что-то мастерит в одиночестве. Они даже прозвали его «невежественным». Поэтому сейчас Мужун Чуи чувствовал себя не в своей тарелке и выглядел скованно. После минутного молчания, он резко сменил тему: – Никому не рассказывай о том, что произошло сегодня. Особенно Юэ Чэньцину. Не говори ему.

Гу Ман кивнул, но тут же выпалил:

– Конечно, конечно, конечно. Но боюсь, есть один человек, от которого мне не скрыться.

– Кто?

– Мо Си, – ответил Гу Ман. – Целитель Цзян сказал, что траву чжэньсинь можно использовать как яд. Если я заберу эту траву, то он обязательно расскажет об этом Мо Си.

Мужун Чуи на мгновение задумался.

– Всё в порядке. Я сам всё объясню Сихэ-цзюню, тебе не стоит об этом беспокоиться. Главное помни: об этом нельзя сообщать третьим лицам.

– А если Мо Си спросит об этом меня раньше, чем ты расскажешь?

– Скажи правду.

– Хорошо, – согласился Гу Ман, но не удержался от ещё одного вопроса: – Теперь с тобой всё хорошо?

– Можно и так сказать. Раньше не составляло труда подавить силу Персикового озера. То, что произошло сегодня, лишь небольшая случайность.

– Оуу… но эта твоя случайность… Глупая птичка знает об этом?

– Кое-что знает, – безразлично сказал Мужун Чуи, – кое-чего не знает. Это неважно. Просто Юэ Чэньцин пытается докопаться до сути. Я не хочу, чтобы он что-то узнал, поэтому, пожалуйста, держи всё в секрете.

В его словах так много дыр, а причина сохранения «секрета» была настолько притянута за уши, что только идиот поверил бы во всё это.

Но нынешний Гу Ман мало чем отличался от идиота, поэтому поверил. Он со всей искренностью поднял руку и поклялся, что никогда и никому ничего не расскажет.

Когда Гу Ман распрощался с Мужун Чуи и вернулся домой, на улице уже потемнело.

Ли Вэй стоял в дверях, вытянув шею, и крутил головой то в одну сторону, то в другую. Заметив Гу Мана в сумерках, который возвращался с бамбуковой корзинкой, накинутой на плечо, Ли Вэй испытал одновременно и радость и гнев. Стремительно бросившись вперёд, он заговорил:

– Что с тобой не так? Ты пошёл рыбачить или рыбу разводить? Почему так поздно вернулся?!

Гу Ман снял корзинку и торжественно протянул её Ли Вэю. Улыбнувшись, он сказал:

– Поймал пять огромных рыб. Как раз время для ужина, одолжи мне кухню.

Хоть Гу Ман и прожил довольно много времени в поместье Сихэ, он ещё ни разу не готовил окуня-ауха, но он помнил, как это делается. Благодаря отрывочным фрагментам воспоминаний, Гу Ман знал, что в прошлом часто стряпал различные блюда из рыбы. Он немного покопался в своей памяти, нахватал различных продуктов и, приготовив несколько блюд, довольно скоро закончил и сложил всё в короб.

Выйдя с кухни, Гу Ман заметил Ли Вэя, ожидающего во дворе, и спросил:

– Он всё ещё в кабинете?

– Да-а-а. Вернувшись от правителя, он сразу же заперся в кабинете и ничего не ел.

Гу Ман показал короб в своих руках и сказал:

– Смотри, что у меня есть. Я лучше всех умею уговаривать шиди.

– Оуу… – радостно протянул Ли Вэй.

Уже в следующее мгновение Ли Вэй вдруг осознал, что Гу Ман неверно назвал титул Мо Си, спустя ещё немного времени он вдруг произнёс злобное: «А?». Чуть позже из его уст вырвалось ещё более злобное: «А?!». Однако Гу Ман со своим коробом к этому времени уже достиг конца дорожки.

Огонь от горящей свечи бесшумно мерцал. Воск плавился и медленно стекал в лужицу. Свет плавно струился по холодному и суровому профилю Мо Си.

«Сейчас боевые действия на северной границе закончились, но надолго ли? Двухлетнее перемирие между Чунхуа и государством Ляо стало вынужденной мерой. Два сильнейших государства терзают друг друга, пытаясь ослабить врага. Теперь же каждый из нас может разглядеть мысли и намерения других, ещё не выбравших сторону, государств. Если бы мы продолжили и дальше терзать друг друга, то старый рыбак* непременно получил бы преимущество».

* Старая поговорка: «В борьбе между бекасом и моллюском выигрывает старый рыбак». Согласно притче, бекас (птица такая) пытался схватить моллюска, пока оба они сцепились в схватке друг с другом, мимо как раз проходил старый рыбак. И, так как обе стороны выдохлись в поединке, рыбак просто собрал весь улов.

Перемирие перемирием, но на самом деле две страны продолжали воевать друг с другом: прикидывая, кто оправится от удара первым, и у кого больше духовных сил в запасе. Правитель весь год наблюдал за передвижениями государства Ляо. Отчёт, который держал в руках Мо Си, был составлен тайными шпионами Чунхуа. В нём рассказывалось о самой разной нечисти, а также о демонических духах, которых взрастило государство Ляо. Информация, содержащаяся в этом отчёте, была подробной и кровавой. Всё время, пока Мо Си читал, его брови продолжали хмуриться.

Как раз, когда он читал заметку о разновидности демонического цветка «Бесконечная ненависть и восемь страданий бытия*», внезапно пламя свечи колыхнулось – Гу Ман толкнул дверь и вошёл в кабинет. Он подошёл прямо к столу Мо Си.

* bākǔ (八苦)  – будд. восемь страданий бытия (рождение; старость; болезнь; смерть; разлука с любимым человеком; встреча с ненавистным человеком; невозможность достижения цели; душевные и физические страдания, возникающие из деятельности пяти сканд 五蕴).

– Мо-шиди, пора кушать.

– … – Мо Си поднял глаза. – Просто поставь. Кроме того, тебе запрещено меня так называть, сколько раз мне это повторять?  Когда ты уже усвоишь урок?

Но Гу Ман проигнорировал его.

С таким человеком как Мо Си было очень сложно договориться, самый лучший вариант – идти на пролом. Поэтому Гу Ман притворился глухим и немым, открыл короб и начал вытаскивать блюда… Вытащил.

Мо Си нахмурился.

– Ты шутишь?

– Я не шучу. Продолжай читать, а я буду кушать. Я оставлю тебе половину.

– … Ты хочешь поужинать вместе со мной?

– Разве раньше мы не ели вместе? – моргнул Гу Ман.

– …

И хотя ранее они ели вместе за одним столом в гостиной, но всё-таки стол есть стол, это не то же самое, что есть блюда, взятые из одного короба.

Гу Ман припомнил, как в прошлом общался с Мо Си, и, подражая той манере, сказал:

– Увы, с этим ничего не поделаешь. На кухне нет ничего съестного, поэтому мне придётся нахлебничать у тебя. Сихэ-цзюнь, прояви милосердие, Ваше превосходительство, будьте великодушны. Я возьму половину, хорошо?

Заметив, что Мо Си так ничего и не ответил, он решил подлить масла в огонь.

– Кроме того, все сегодняшние блюда приготовил я. Не боишься, что они могут оказаться отравленными? Поэтому первым попробую я, а ты посмотришь: отравлюсь я или нет. И вот тогда уже ты сможешь поесть со спокойной душой.