* Я бы употребила «изобретателем», так как алхимик мне слегка режет глаз, но, по сути, употребление данного слова нормально. Потому что многие даосы были алхимиками, варили разные пилюли и искали бессмертия. Мужун Чуи тоже что-то вечно плавит и изготавливает. Так что он мастер-алхимик.
** qiān lǐ zhī wài (千里之外) – букв. за тысячу ли обр. в знач. на большом расстоянии от (чего-то).
Гу Ману было очень сложно переварить испытываемую им палитру эмоций, из-за чего его лазурные глаза затянула дымка замешательства. Спустя очень много времени он всё-таки сказал с большим сомнением:
– Но в смерти Мужун Хуан нельзя винить Юэ Чэньцина. Он ведь был всего лишь ребёнком…
– Конечно, Мужун Чуи прекрасно понимает, что в том нет вины Юэ Чэньцина. Однако понимание не означает успокоение. Это разные вещи.
Гу Ман потёр подбородок, повторяя:
– «Однако понимание не означает успокоение, это разные вещи…». Почему это звучит очень знакомо?
– Ты сказал мне это однажды.
– Правда? – удивился Гу Ман. – Тогда я был крут.
Мо Си не нашёлся с ответом.
Увидев его счастливый и самодовольный вид, Мо Си не стал говорить, что все эти умозаключения относительно Мужун Чуи, когда-то были сказаны Мо Си именно Гу Маном.
Человеческое сердце – очень сложная вещь. Мо Си раньше этого не понимал. Он не мог осознать все тонкости любви и ненависти в человеческих взаимоотношениях, поэтому Гу Ман подробно объяснил ему это. Он рассказывал, почему любит и почему ненавидит.
Мо Си вспомнил, как однажды они сидели на берегу реки. Гу Ман подложил руки под голову и болтал о том, о сём, упомянув мимолётно и Цзян Есюэ.
Тогда Гу Ман выплюнул травинку, зажатую меж зубов, и с искренним сочувствием сказал:
– Цзян Есюэ нелегко! Удивительно, как он умудрился соединить понимание с успокоением? Видишь ли, Мужун Чуи, из-за ситуации с его названной старшей сестрой, даже спустя столько лет продолжает холодно относиться к Юэ Чэньцину. Мать Цзян Есюэ тоже умерла, но он не сердится на этих двоих и не принимает близко к сердцу прошлые обиды. Даже наоборот, он так учтив с ними… Тц-тц-тц, о, Будда! Будь я на его месте, точно бы сошёл с ума.
Мо Си повернулся и посмотрел на молодого человека, который лежал у него под боком и разглядывал звёзды. Его глаза были полны нежности.
Он знал, что Гу Ман не стал бы сходить с ума. Даже если бы он оказался на месте Цзян Есюэ, Гу Ман остался бы прежним: не срывал бы свой гнев, не стал бы впутываться в неприятности, и всё с той же добротой относился бы к людям.
Ведь Гу Ман был таким светлым и ярким, прямо как солнце.
Если кто-то бросится в объятия Мужун Чуи и зарыдает, то Мужун Чуи лишь оттолкнёт этого человека и уйдёт, взмахнув рукавами. Если кто-то бросится в объятия Цзян Есюэ и зарыдает, то Цзян Есюэ от чистого сердца посочувствует человеку и выслушает все беды.
Но Гу Ман?
Если бы кто-то бросился к нему в объятия и зарыдал, Гу Ман непременно вызвал бы смех у этого человека сквозь слёзы.
Приносить свет и радость – вот кем был Гу-шисюн, которого он так горячо и сильно любил.
Несколько дней спустя военные дела, которые успели скопиться за время весенней охоты, наконец закончились. К счастью, Гу Ман заботился о рационе Мо Си. Хотя ему каждый раз приходилось немного побесить Мо Си, чтобы тот принялся за еду, в конечном итоге его режим питания пришёл в норму. Горькое, но действенное лекарство целителя Цзяна также сыграло не последнюю роль.
В этот день у Мо Си не было срочных дел, поэтому он размышлял, стоит ли ему отправиться с визитом к главе Академии совершенствующихся и попутно забрать свой «Сборник разновидностей демонических трав», и передать его Юэ Чэньцину. В конце концов, хоть Юэ Чэньцин и был несколько ленив, но с самого детства он всюду следовал за своим сы-цзю, как за путеводной звездой. Если что-то касалось Мужун Чуи, то Юэ Чэньцин моментально становился серьёзным и докапывался до самой сути.
«Этот ребёнок кажется безалаберным, но на самом деле он просто зациклен на одном. Его страсть даже граничит с навязчивостью. Он слишком молод и неопытен, такая самоотверженность граничит с глупостью. Как бы он не угодил в неприятности».
Размышляя об этом, Мо Си привёл себя в порядок и уже собирался уходить, как вдруг увидел спешащего к нему Ли Вэя. Его лицо выглядело крайне обеспокоено.
– Господин!
– В чём дело? Что тебя так взволновало?
– Случилась беда в поместье Юэ, – ответил Ли Вэй.
Мо Си тут же похолодел, его сердце забилось быстрее: «Не может быть! Почему я так беспокоюсь?».
– Это Юэ Чэньцин…
Ли Вэй вытаращил глаза.
– Да! Как вы догадались, господин? Юный господин Юэ пропал!
Автору есть что сказать:
«Настоящая причина инвалидности снежной сестрицы*»
* Снежная – Цзян Есюэ. Здесь используется лишь последний иероглиф имени雪 «снежный/снег». 妹 – младшая сестра.
Мужун Чуи (179 см): Юэ Чэньцин, попробуй назвать меня разными вариантами.
Юэ Чэньцин (176 см): Дядя! Сы-цзю! Сяо-цзю*!
* В первом варианте он называет его «цзю-цзю», то есть «дядя (дядя по материнской линии), «сы-цзю» – четвёртый дядя, «сяо-цзю» – маленький дядя. Я оставляю варианты с сы-цзю и сяо-цзю, потому что это прикольно звучит :).
Камео главы всея комментаторов, вторая псина 0,5: Выглядит и звучит гармонично, этот Достопочтенный доволен.
Мужун Чуи (179 см): Цзян Есюэ, попробуй назвать меня разными вариантами.
Цзян Есюэ (184 см): Дядя. Сы-цзю. Сяо-цзю.
Камео главы всея комментаторов, вторая псина 0,5: … Этот Достопочтенный ощущает некоторый диссонанс… Мужун, не хочешь надеть обувь на платформе, чтобы быть на одном уровне с Цзян Есюэ в этом спектакле?
Мужун Чуи: Не хочу.
Камео главы всея комментаторов, вторая псина 0,5 (нетерпеливо машет рукой): Тогда просто сломай ноги Цзян Есюэ. В инвалидной коляске он не будет выглядеть таким высоким!
Цзян Есюэ: …
Глава 77. Тлеющий огонь
GT
В Золотом зале Цзюнь Шанчжи сидел на боку, скрестив нефритовые бусы в руках и слушал плач Юэ Цзюньтаня.
«Ваше Величество! Ваше Величество! Старый министр - сын главного героя. Он считает свое тело половиной крови королевской семьи. Вы не можете оставить его в покое! Если собака проиграет, тогда старый министр ... также ...» Говоря о печали, он снова горько заплакал, его нос залил золотые кирпичи.
Цзюнь Шан выглядел отвратительно, его переносица сморщилась, и он прищурился, чтобы убедить его: «Хорошо, хорошо, что ты можешь сделать со слезами? Меня не волнует только это».
Юэ Цзюньтянь ударился головой о землю и со слезами сказал: «Спасибо, Цзюнь! Спасибо, Цзюнь! Пожалуйста, позволь северной железной армии сойти на Остров Мечты бабочек и как можно скорее спасти ребенка!»
«... Кто? Как вы думаете, можно ли послать северную армию?» Император потерял дар речи, «все говорили, что наложница Хунчэн улыбается, а одинокий генерал не может быть 100-тысячной армией».
Услышав это, Юэ Цзюньтянь снова ударил себя в грудь и ноги и крикнул: «Мой господин! Старый министр был одинок в своей жизни, его жена ушла рано, а ребенок...»
«Не вой! Вы слышали слово Гу сто или восемьдесят раз с тех пор, как вошли в зал!» Цзюн шань сказал: «Послушайте, ты должен спасти. Но не думайте о Северной армии. Теперь это просто ужас мира ... "
Увидев, что Юэ Цзюньтянь снова собирался выть, слюна в его носу была дрожащей, Цзюнь Шан почти собирался вызвать у него отвращение, он поспешно сел и протянул руку: «Хорошо! Я боюсь тебя, я отдам тебе Сихэцзюня. Отправьте его в головной офис, ладно? "
Юэ Цзюньтянь на какое-то время застыл, но слезы и сопли не останавливались, а затем всхлипнул, бормоча: «В конце концов, Сихэ - всего лишь один человек не защищенный от дурака ...»
Цзюнь Шан был запутан им в течение долгого времени, и его терпение было на пределе. Видя, что он все еще выбирает, он не может не чувствовать себя немного сердитым: «Тогда ты делаешь? Ты делаешь это сам?»
Хотя Юэ Цзюньтянь также является мастером, он страдал от странной болезни много лет назад. Хотя его жизнь была восстановлена, его мозг и тело не так хороши, как раньше. Теперь он стар, и ему нужно много времени, чтобы пройти несколько миль. Попросить его отправиться на Остров призрак - не что иное, как фантазия.
И этот человек - эгоистичный хозяин. Цзян Есюэ почистил свое лицо и коснулся его интересов, поэтому он выгнал этого сына, чтобы усложнить ситуацию. Хотя Юэ Ченьцин гораздо более избалован, чем Цзян Есюэ, для него не было места? Жизнь важна?
Сразу покачал головой и сказал: «Это потому, что старый служитель не хочет. Если старый служитель все еще такой же, как в том году, он лично спасет ребенка с острова демонов! Однако все же ...»
«Но что? Если вы продолжите измельчать, жизнь вашему сыну не будет гарантирована!»
Юэ Цзюньтянь должен был сказать: «Хорошо, хорошо! Тогда Сихэцзюнь! Тогда я побеспокою Сихэцзюня!»
Итак, король позвал Мо Си в зал. Мо Си слышал об истории от Ли Вэя раньше, и он уже слышал об этом, поэтому король сказал немного, и он знал это.
Хотя Мо Си не испытывает добрых чувств к Юэ Цзюньтяню, старомодной редьке, Цзян Есюэ - его самый ранний соратник, и он испытывает к нему глубокую привязанность, а сам Юэ Чэньцин - заместитель командира, который был с ним два года, поэтому она не уклоняется от просьбы .
«Просто остров Мэнди - это архипелаг. Есть ли какое-нибудь конкретное местонахождение Юэ Ченцина?»
Император сказал: «Да, о, к счастью, они есть, иначе все было бы более трудным», - сказал он, призывая духовную птицу передачи звука, которую Юэ Чэньцин послал последней.
Эта птица создана из духовной силы. Чтобы многократно слушать подробности призыва Юэ Ченьцина о помощи, Цзюнь Шан использовал свое собственное заклинание, чтобы защитить ее, так что оно еще не рассеялось.
После произнесения заклинания острый клюв Духовной Птицы Передачи Звука открылся и закрылся, и чрезвычайно слабый голос Юэ Ченьцина : «Четвертый, четвертый дядя ... Папа ...»