Я резко вдохнула. Марчелло. Конечно, они не стали бы его винить - он был под контролем Рувена.

Ла Контесса даже не взглянула в мою сторону, но едва заметное изменение ее позы предупредило меня о необходимости молчать: "Отличная мысль, Сципион", - сказала она: "Кьярда, проследи, чтобы контролируемый офицер был помещен в безопасный карантин, и начни расследование того, как он был отравлен, не говоря уже о том, кто впустил этих химер через дворцовые посты".

Кьярда поклонилась: "Будет исполнено, графиня".

Сципион выглядел удовлетворенным, по крайней мере, на данный момент. Моя мать поручила ему позаботиться о курьерских лампах и распространить информацию об опасности среди других важных людей и мест, и он ушел с внушительным эскортом и отчаянной, целеустремленной походкой человека, который ищет, чем бы заняться, чтобы отвлечься от печали.

Вслед за ним наступило кратчайшее затишье, похожее на прерывистый вздох, и в пределах досягаемости моей матери не было никого, кого можно было бы послать на другое задание. Она слегка покачнулась на ногах; Кьярда коснулась ее плеча, как бы желая привлечь ее внимание, но нежно успокаивая ее.

"Теперь, графиня, давайте займемся вашей раной, - твердо сказала она.

Я облокотилась на стол в комнате с картами, мои руки дрожали. Моя мать не собиралась умирать. Она держала ситуацию под контролем, и мой долг был выполнен. Я больше не могла подавить воспоминания о глазах Марчелло, совершенно лишенных тепла, словно из них смотрел незнакомец. И дож, скользящий по стене, его глаза были стеклянными и пустыми, а мантия заляпана кровью.

Отчаянно желая хоть как-то отвлечься, я повернулась к Заире: "С тобой все в порядке?" спросила я: "Ты так сильно ударилась о стену, что я волновалась, встанешь ли ты".

Заира горестно потерла голову: "Не буду врать, было больно. Но, кажется, ничего не сломано, и я ясно мыслю". Затем она понизила голос, ее темный взгляд задержался на мне: "Достаточно ясно, чтобы понять, что он не мог так меня бросить. Во всяком случае, не со сломанной ключицей".

"Рувен, должно быть, залечил ее". Я попыталась притвориться, что это всего лишь очередная задачка по теории магии, заданная одним из моих более умных профессоров: "Его командное зелье делает людей временно частью его домена, что позволяет ему использовать свою вивомантию на них на расстоянии. Вот почему ему было больно вначале - его кости так быстро срастались.

"Когда в Девяти Преисподних он успел отравиться?" спросила Заира: "Его не было рядом с местом провозглашения тоста".

Я покачала головой: "Я не знаю. Мы должны это выяснить. Вполне возможно, что агент Рувена отравил не только тост, и он принял испорченный напиток, например, перед тем, как мы покинули Конюшню. Или он мог быть отравлен ближе к концу битвы, когда кто-то нашел способ нанести зелье на клинок.

Но это все равно не объясняло того взгляда, который он бросил на меня перед тем, как напасть на дожа.

Это было всего лишь мгновение. Это могла быть гримаса, а не улыбка. Или свет светильника отбрасывал странные тени на его лицо. Наверное, мне показалось.

"Моя мать будет занята наведением порядка в течение нескольких часов", - сказала я: "Мы ей не нужны. Может, ты пойдешь со мной к Марчелло?"

Заира хлопнула меня по плечу, да так легонько, что я едва почувствовала боль: "Конечно".

Тот, кто проектировал прихожую к залу суда, сделал определенные предположения о виновности обвиняемого. Милость Величества сурово взирала с потолка, а фрески на всех четырех стенах изображали живые и подробные сцены мучений в Девяти Адах.

Но я смотрела только на Марчелло, который сидел, положив голову на руки, на одной из голых деревянных скамеек, стоявших вдоль стен. Когда мы вошли, он поднял голову, и ад в его глазах скрутил мое сердце гораздо сильнее, чем все нарисованные вокруг нас.

В тот момент мне было все равно, что он все еще находится под контролем Рувена и все еще опасен. Когда он поднялся нам навстречу, я обняла его.

Он напрягся, издав легкий вздох, как будто я причинила ему боль. Но потом мышцы его спины расслабились под моими руками, и его руки тоже обхватили меня, с преувеличенной осторожностью, как будто он забыл, как ими пользоваться.

"Мне так жаль, что мне пришлось тебя оставить", - прошептала я, когда Заира что-то пробормотала охраннику и дверь закрылась за нами тремя.

"Нет, это было хорошо, что ты ушла". Его голос был жестким и грубым: "Ты не должна быть здесь сейчас. Мне небезопасно находиться рядом".

"Он прав", - вмешалась Заира: "Я сказала охраннику, что не позволю ему убить тебя, но это трудно сделать, когда ты обнимаешься с ним".

Я повернулась к Заире, покраснев: "Ты никогда не упускаешь шанса, не так ли?"

Она пожала плечами со своего места у двери: "Кто хочет прожить жизнь, состоящую из упущенных возможностей?" Ее глаза не отрывались от Марчелло, настороженные и острые.

Он откинулся на спинку скамьи, продолжая двигаться со странным преувеличенным контролем, как будто ему приходилось подавлять какое-то другое движение, прежде чем пошевелить каждой конечностью. Неприятное чувство сжало мою голову, и я сделала шаг или два между нами.

"Не знаю, как кто-то это выдерживает", - сказал он, потирая плечо: "Я чувствую, что гнию изнутри. Как будто он вырезает во мне пустоту и улыбается".

"Я сожгу череп этого негодяя и буду использовать его в качестве писсуара", - прорычала Заира, и я понял, что она, должно быть, думает о Терике. Но моя тревога только усилилась: ни Терика, ни Истрелла никогда не описывали действие зелья подобным образом.

"Я помогу тебе". Марчелло скривил губы в злобном оскале: "Если они не казнят меня первым".

Я не могла оторвать взгляд. Такой враждебности в его лице я еще не видела: "Они не казнят тебя".

"Я убил дожа, Амалия".

" Ты был магически принужден". Я начала ходить, чтобы израсходовать неприятную энергию, которая текла через меня: "Я не позволю им наказать тебя. Это был поступок Рувена, а не твой".

"Правда?" Взгляд Марчелло стал туманным, как будто он смотрел на что-то вдалеке.

"Конечно, был", - резко ответила я.

"Часть меня хотела этого". По его плечам пробежала дрожь: "Я... Когда я выстрелил в него, я почувствовал... удовлетворение". Он смаковал последнее слово, и в его голосе прозвучало что-то похожее на удивление.

Мои шаги остановились, как будто невидимая рука беззвучно протянулась, чтобы остановить меня. Улыбка, изогнувшая его губы, была лукавой и предвкушающей.

"И теперь, когда я думаю об этом, я должен быть в ужасе. И я в ужасе". Он тряхнул головой, с яростной решимостью, словно пытаясь сбросить что-то, прилипшее к его волосам: "Но к этому примешивается это... это... О, Амалия, это было великолепно".

Его зеленые глаза загорелись нечестивым восторгом. Я вздрогнула.

"Это не ты", - резко сказала я: "Марчелло, это не ты. Ты слышишь меня? Это не твои чувства. Это чувства Рувена, которые каким-то образом просочились сквозь тебя, пока ты был магически связан".

Но в моих устах эти слова звучали неправильно. Ни с Терикой, ни с Истреллой, ни с кем-либо другим из тех, кто был под контролем, такой утечки не было. Они оставались самими собой, ненавидя приказы Рувена и борясь с ними, но никогда не упиваясь ими. Милость поможет нам обоим.

Марчелло моргнул, сфокусировал взгляд на моем лице, и страшная радость исчезла из его глаз. Вместо нее появилась знакомая тревожная ямка между бровей, и мои плечи опустились от облегчения.

"Не могу поверить, что я в тебя стрелял, - хрипло сказал он. Он протянул дрожащую руку к моей щеке, и я вздрогнула, когда она провела по кровавой линии, прочерченной пулей, несмотря на мягкое тепло его прикосновения: "Я никогда не хотел причинить тебе боль, Амалия".

"Я знаю", - сказала я, и сердце мое сжалось от боли.

"Никогда". Его глаза вдруг стали жесткими и узкими: "Даже если ты причинишь мне боль".

Его голос изменился, приобретя резкость. Кончики его пальцев резко впились в мое лицо.

Ужас охватил меня, как будто я проглотила яд: "Марчелло, что ты делаешь?"

"То, что я должен был сделать давным-давно", - прорычал он. Его ногти зацепили порез на моем лице, и я отшатнулась.

"Ладно, хватит". Заира отбросила его руку и оттолкнула меня назад, встав между нами: " Вы сможете поговорить об этом, когда действие зелья закончится".

Но зелье не меняло людей так. Оно не делало их жестокими.

Я уставилась на Марчелло поверх головы Заиры, не понимая, кто смотрит на меня. Он отвернул лицо, вздрогнув, как будто я вдруг стала слишком яркой, чтобы смотреть на меня. На его висках блестели капельки пота.

"Она права", - сказал он: "Мне очень жаль. Я же говорил тебе - сейчас это небезопасно для тебя".

В его голосе прозвучала боль, но я не подошла бы к нему снова, даже если бы Заира не стояла между нами. Я чувствовала себя так, как будто потянулась к руке друга и обнаружила в ней скорпиона.

"Пойдем, - хрипловато сказала Заира, дергая меня за руку: "Мы можем вернуться позже. Сейчас вы просто ковыряетесь в ожогах друг друга".

Марчелло по-прежнему не смотрел на меня. Он кивнул головой в знак согласия. Но когда я повернулась, чтобы уйти, раздался еле слышный шепот:

"Пожалуйста, не уходи".

Я остановилась на полпути к двери. Заира бросила на меня предостерегающий взгляд и покачала головой.

Я боялась того, что увижу, если обернусь. Честное лицо Марчелло, теплые зеленые глаза, полные смущенного отчаяния - или насмешливую улыбку, и незнакомца, смотрящего на меня с отстраненной злобой. Я не знала, что будет больнее.

"Что ты будешь делать, если я останусь?" спросила я.

"Я не знаю", - тихо сказал он, и голос его дрогнул: "Но я боюсь того, что случится, если ты уйдешь".

Рука Заиры сжалась на моей руке: "Не надо", - прошептала она: "Я не знаю, что с ним такое, но ты должна уйти из этой комнаты. От тебя ему лучше не станет".