"Эти бедные маленькие детишки, которых обследовали". Костяшки пальцев Заиры побелели на коленях, а пальцы впились в юбки: "Я все время думаю о лице Алеки. Я все думаю..." Она замолчала.

Я неуверенно протянула руку и коснулась ее плеча: "Все в порядке. Теперь все в безопасности".

Заира покачала головой: "Этот Джерит - такой ублюдок", - резко сказала она.

Я моргнула: "Что?"

"Он точно знал, что сказать, чтобы вывести меня из себя. Знаешь, сколько раз мне снились кошмары о том, как мой огонь выходит из-под контроля и бушует по всему городу?" Она поджала губы.

Я вспомнила то, что она сказала Джериту на вершине башни и что тогда не имело для меня никакого смысла: "Так всегда начинается".

"Этого не случится", - заверила я ее: "Я этого не допущу".

"Наверное, именно поэтому я держу тебя рядом". Она сделала долгий вдох, как будто могла выпустить свои чувства в яркую раверранскую ночь.

"Я беспокоюсь о Бертраме, - резко сказал Марчелло, перевесив ремень своей перевязи на плечо. Он уже много лет служит в "Конюшне". Но тот человек был не он. Это было его лицо, но у него было слишком много мышц и недостаточно веснушек, и держался он как-то не так".

"Рувен", - сказал я, и мой желудок сжался от ужасной уверенности в этом: "Вот чем он занимался в Раверре в ночь масок. Нашел кого-то, кто мог проникнуть в Конюшню, и заменил его одним из своих. Вот почему он должен был прийти сам - чтобы с помощью своей вивомантии придать лицу нужную форму".

Марчелло вздрогнул. Заира выругалась и потрогала свои щеки: "Наверняка это больно".

Чем больше она об этом думала, тем тревожнее становилось: "Это плохо. Если он может прятать среди нас своих людей с лицами, которым мы доверяем, то мы не можем поймать их с помощью анализа крови Терики, как мы можем поймать кого-то, контролируемого зельем. У него есть два разных способа проникнуть к нам, и оба они разрушительно эффективны".

Заира фыркнула: "Теперь, когда мы знаем об этом, уловка с лицом не будет слишком сложной".

" О?" спросила я.

"Смотри сюда". Она повернулась к Марчелло: "Эй, капитан Левша, кто виноват в том, что Конюшню захватили?"

Марчелло помрачнел: "Моя. Я должен был допросить Бертрама, когда он пришел поздно. Я должен был..."

"Мне все равно", - перебила Заира: "Я просто высказываю свою точку зрения. Амалия, какие изменения вы внесете в работу станций "Конюшни" после сегодняшнего дня?"

"Ну, я бы обновила их так, чтобы они автоматически подавали сигнал в Императорский дворец, когда их активируют, используя руны моста, чтобы никто не мог изменить чары, чтобы обойти сигнал, и..."

"Меня это не интересует. Но вы поняли мою мысль. Когда знаешь человека, нетрудно понять, правильно ли он поступает". Она кивнула на Марчелло: "Даже капитан Обливиус заметил, что охранник не тот, за кого он себя выдает, как только мы поняли, что что-то не так".

"Интересно, что он сделал с настоящим Бертрамом?" спросил Марчелло. Но, судя по тяжести в его голосе, я подозревал, что он догадывается об ответе не хуже меня.

"Тела, которые обнаружились после Ночи масок", - мрачно ответила я: "Возможно, там еще есть оборотни. Это еще одно предупреждение, которое мы должны немедленно передать дожу".

"Что ж, скоро у тебя будет шанс", - сказала Заира.

Императорский дворец возвышался перед нами, сияя огнями, возвышаясь в сахарном великолепии над своим колышущимся отражением. В этот час большинство сотрудников, не живущих здесь, уже разошлись по домам, но я готова была поспорить, что моя мать еще работает, да и половина остальных членов Совета тоже.

"А Империя продолжает существовать", - прошептала я.

Заира проследила за моим взглядом: "Они даже не знают, что с ними чуть не случилось". Она немного расслабилась, затем усмехнулась: "Полагаю, это один из положительных моментов во всем этом. Не могу дождаться, когда увижу лицо дожа".

Я часто приходила в Императорский дворец после окончания рабочего дня, чтобы встретиться с мамой, когда она работала там до поздней ночи. После полуночи это было совсем другое место: великолепные позолоченные залы были пусты от чиновников и пажей, просителей, придворных и прихлебателей. Стража, конечно, оставалась, и редкие слуги или клерки спешили мимо в просторные залы, рассчитанные на сотни человек. Но в свете ламп, не доходящих до фресок на потолке, и портретов, смотрящих на нас темными глазами и изучающе хмурящихся, создавалось впечатление, что мы вторглись в какое-то священное и тайное место, нарушители благодатных покоев.

Все стражники узнавали меня и пропускали вперед, кланяясь моей походке, расширив глаза при виде нашего потрепанного вида. Каждый раз, когда мы переступали порог, я клала руку на центр искусственной печати, незаметно вделанной в искусно вырезанную лепнину вокруг огромных арочных дверных проемов, и ощущала покалывание магии в ладони. Мама никогда не рассказывала мне, что будет, если я этого не сделаю, но я видела искусные руны и проволоку, скрытые в вихрящихся лианах и листьях украшений на каждом портале, и не собиралась рисковать, даже если это замедлит наш шаг, когда мы поспешим к дожу и всем членам Совета, еще остававшимся во дворце.

Вскоре мы добрались до конца залов, где находился большой комплекс закрытых, инкрустированных золотом дверей. Перед ними стояли шесть стражников с пиками и пистолетами, а чиновник в синей с золотом куртке поднялся с кресла, в котором он читал, и подошел к двери.

"Леди Амалия, - с поклоном приветствовал меня чиновник: "Ла Контесса все еще в картографическом зале, на совещании по военной стратегии. Хотите, я выясню, сможете ли вы присоединиться к ней?"

"У нас есть срочные новости для дожа и Совета". Я не стала скрывать одышку: "Мне нужно немедленно поговорить с ними".

Лицо чиновника стало серьезным, и он резко кивнул: "Думаю, вы найдете Его Спокойствие у курьерских ламп". Он махнул рукой стражникам, которые открыли золотые двери.

Мы поспешили пройти в Зал размышлений - длинный коридор, спроектированный одним из первых дожей, который хотел иметь место, где можно было бы отдохнуть, решая сложные задачи. Вдоль одной стены располагались окна, из которых открывался вид на сверкающий огнями Императорский канал, а напротив них висели картины, изображающие великие открытия и достижения в истории империи.

"Сначала дож", - решила я: "Тем более что он у курьерских ламп. Он может распространить информацию".

В конце Зала размышлений мы свернули с галереи, ведущей в Картографический зал и другие залы Совета Девяти, и направились в герцогские апартаменты и Ламповую комнату курьеров. Но не успели мы дойти до изящной кривой мраморной лестницы, ведущей к Ламповой башне, как стало ясно, что подниматься не придется: навстречу нам шел дож в развевающихся золотых одеждах, за ним - пара стражников.

Его взгляд упал на меня: "Ты! Я знал, что не должен был тебя слушать. Ты принимаешь свой проклятый закон, а через несколько часов у Конюшни, видимо, появляется такое раздутое чувство независимости, что я даже не могу поднять его на курьерские лампы. Что вы наделали?"

"Забавно, что вы об этом упомянули", - пробормотала Заира.

Я поклонилась: "Ваше Спокойствие, есть срочное дело. Лорд Рувен сделал свой ход".

"Мне это хорошо известно, поэтому я и должен связаться с Конюшней". Он начал проходить мимо меня, потом заметил Марчелло и остановился: "Капитан Верди! Почему никто не обслуживает курьерские лампы?"

Холодное копье понимания прорезало паутину замешательства, которую на меня набросили его слова: "Ваше Спокойствие, - медленно произнесла я, - мне кажется, мы говорим о разных чрезвычайных ситуациях".

Дож замолчал, с его лица сошел румянец гнева: "Вы не имеете в виду пограничную крепость?"

"Пограничную крепость?" спросила я: "Рувен вторгся?" Рядом со мной Марчелло тихонько вздохнул. Я не могла его винить; мне хотелось опуститься в кресло: "Боже, только не сейчас. Это ужасно".

Конечно, он так и планировал. Неважно, что мы спасли Конюшню; когда половина Соколов Империи находилась в карантине, наша магическая сила была подорвана в самый нужный момент.

"Что у вас случилось?" Черные глаза дожа метались между нами: " Вы прибыли из Конюшни. Скажите мне, что случилось".

"Ваше Спокойствие, - начала я, - Рувен..."

Но не успела я договорить, как Марчелло сложился вдвое, словно его ударили в живот, и издал приглушенный крик. В нем была потерянная нота, которая разрывала мне сердце, как будто что-то жизненно важное внутри него было вырвано.

Я повернулась и протянула руку, чтобы подхватить его, если он упадет, с тошнотворной уверенностью, что во время драки сломанное ребро пробило ему легкое и теперь он умирает.

"Он ранен?" - резко спросил дож. Один из его охранников шагнул вперед.

Мои руки сжали руку Марчелло. Я чувствовала тепло, исходящее от нее, даже через его форменную куртку. И не просто тепло - слабое покалывание магии.

По его плечам пробежала дрожь, короткая, как порыв ветра, погладивший серебристую вспышку от падающего дождя. Его дыхание в одно мгновение перешло от неровного к спокойному.

Что-то очень плохо. Уверенность в этом поразила меня, как будто я проглотила раскаленный уголек. Это было похоже на то, как если бы я только что выбросила из окна что-то бесценное и хрупкое и наблюдала за тем, как оно падает с тошнотворной силой в тот момент, когда уже поздно его возвращать.

Марчелло поднял голову и встретился с моими глазами.

Они были холодного зеленого цвета, как в темном и древнем лесу, в них не было ни тепла, ни света. Его рот слегка изогнулся в тайной злой улыбке.

Мир покатился кувырком. Это не Марчелло.

Он двигался, слишком быстро, чтобы за ним уследить. Его перевязь порхала в воздухе там, где она была, отброшенная; мои пальцы сжимали пустоту.