Глава Восьмая

Я держала руку Марчелло в своих, пока мой кормчий греб по каналам, светящимся праздничными огнями, в сторону Конюшни, и мне было все равно, кто это увидит. Мы, как могли, поддерживали его шелковыми подушками, но кровь все еще капала из его плеча, пачкая золотой жилет и пропитывая фрак. Его лицо блестело от пота, а челюсть сжималась от боли.

"Пожалуйста, позволь мне попытаться остановить кровотечение". Я говорила тихо, чтобы быть услышанным над смехом и музыкой, разносившимися над нашими головами. Следующая лодка была полна демонических масок, все они сливались с сонным ужасом вечера.

"Не трогай это", - сквозь зубы сказал Марчелло: "Я чувствую, как осколки костей скрежещут при каждом вдохе. Пусть его вправят в Конюшне, иначе он никогда не заживет как следует".

От беспокойства за Марчелло мой желудок сжался в тугой узел. Рувен мог сделать с ним что угодно - расплавить его внутренности до состояния желе, скрутить его кости в узлы. Он мог медленно умирать, даже не подозревая об этом, прямо сейчас. Но я только кивнула.

И Марчелло был не единственным, о ком я должна был беспокоиться: "Рувен не мог проделать такой путь только для того, чтобы сделать мне это предложение", - сказала я, чтобы отвлечь Марчелло от его боли и потому, что это было правдой.

"Ты кому-нибудь сказала, что он здесь?" Рука Марчелло крепко сжала мою.

"Я сказала маме. Они все еще прочесывают город в его поисках. Но я уверена, что он был не просто на танцах в течение всех тех долгих часов, пока он не раскрыл себя. Вопрос только в том, успеем ли мы выяснить, что он еще натворил, чтобы все исправить".

Зеленые глаза Марчелло затуманились от страдания: "Я не знаю, как с ним бороться, Амалия. Он вошел в Безмятежный город, сердце Империи, и делает все, что ему заблагорассудится. Если бы мы послали за ним армию, они не смогли бы его убить. Он бессмертен. Что мы можем с ним сделать?"

"Ба. Он для меня не более чем задачка по теории магии". У меня отвисла челюсть: "А когда я это сделаю, Заира сможет поджарить его, пока его кости не превратятся в стекло".

Марчелло слабо рассмеялся: "Тогда ему лучше начать бегать. Я никогда не видел, чтобы ты пропустила задачу по теории магии".

"Это точно". Я сжала его руку: "Так что отдыхай и дай мне заняться этим".

Он заставил себя улыбнуться и оттолкнулся. Но отдохнуть ему так и не удалось, и он вернулся в Конюшню, где оставил кровавый след до самых ворот.

Навстречу нам бросились солдаты, и вскоре Марчелло уже сидел на скамье в большом вестибюле, пока кто-то ходил за врачом. С вечеринки в Конюшню к нам стекались пирующие в масках, сверкая своими нарядами, как яркие птицы, среди них были Заира и Терика.

"Черт возьми, что с ним случилось?" спросила Заира, надвигая маску на лоб.

"С Рувеном случилось", - сказала я ей, сохраняя низкий голос.

Заира с шипением выдохнула сквозь зубы: "Я ухожу, а вечеринка становится интересной, да?"

"Мне нужно добраться до курьерских ламп", - сказала я, прижимаясь к ее плечу. Мои колени дрожали под платьем от облегчения, усталости и беспокойства, но я должна была не отвлекаться: слишком много нужно было сделать: "Ты можешь оказать мне услугу? Убедись, что с Марчелло все в порядке, и что Истрелла..." Я сглотнула: "Ну, чтобы она не услышала какой-нибудь глупый слух и не расстроилась больше, чем нужно?"

Заира обменялась взглядом с Терикой, которая кивнула: "Это не услуга, идиотка", - сказала она: "Это просто здравый смысл. Иди и делай то, что должна делать".

"Спасибо", - эмоционально сказала я. Вокруг Марчелло было достаточно людей, чтобы я не могла его видеть; это облегчило мне задачу - я отвернулась и пошла одна в сторону башни с курьерскими лампами. Но это была холодная и одинокая прогулка по дворовому саду, страх таился в каждой тени.

Через час я обнаружила, что они отвели Марчелло в его комнату. Заира встретила меня у двери, все еще в своем золотом платье, без маски и с наполовину распущенными волосами. Внутри слышалась болтовня Истреллы.

"Его перевязали и дали около четырнадцати разных зелий", - сказала мне Заира, зевая: "Терика говорит, что он поправится, врачи говорят, что он поправится, Марчелло говорит, что он поправится - но я уверена, что он больше не знает своего имени, так что я бы не слишком этому доверяла".

Мои плечи разжались, как будто с них упали камни: "О, хорошо. Я беспокоилась, что Рувен... Ну, ты знаешь, что он делает".

"Уф." Заира скорчила гримасу: "Нет, ничего такого, насколько доктор мог судить. Он в порядке. Можешь поцеловать его на ночь и идти спать".

"Я не собираюсь этого делать", - запротестовала я.

"А я собираюсь. Спать, то есть". Она потянулась: "Может, попробуешь уговорить Истреллу сделать то же самое. Она там болтает с ним без умолку, и я думаю, что это мешает ему спать".

Я обнаружила, что Истрелла сидит на стуле у кровати Марчелло и рассказывает о своей идее создания лампы, работающей не на солнечной, а на лунной энергии. Марчелло ошарашенно смотрел на нее со своей кровати, наморщив лоб в отчаянной, но обреченной попытке сосредоточиться на ее словах. Может быть, это и к лучшему, что он был слишком одурманен, чтобы расслышать напряжение, скрывавшееся за ее энтузиазмом.

Я все слышала слишком отчетливо; грубость ее голоса заставила меня почувствовать себя виноватой. Рувен причинил боль Марчелло, чтобы добраться до меня. Из-за моего уважения он оказался в опасности, из-за меня он лежал с дыркой в плече и несколькими сломанными костями. Истрелла была бы права, если бы обвинила меня в том, что с ним случилось.

Грейс знала, что я виню себя.

"Я уже здесь, Истрелла, если ты хочешь лечь спать, - мягко приветствовала я ее.

Она повернулась, глаза ее были широко расставлены даже без искусственных очков, которые их подчеркивали, волосы непослушным облаком лежали вокруг лица. Я поняла, что она была в ночной рубашке; должно быть, она уже спала, когда мы вернулись в "Конюшню".

"Ему дали зелье, чтобы он уснул, - серьезно сказала она, - но, похоже, оно не помогает".

"Может быть, ему нужен отдых", - предположила я.

"А." Она задумалась, потом кивнула: "Наверное, ты права. Я не очень хорошо переношу тишину, если только не работаю, а у меня со времен взрыва было строгое правило не работать над проектами после полуночи".

Я моргнула: "Может быть, тогда тебе лучше лечь спать?"

"Да, наверное". Она встала, затем заключила меня в яростные и внезапные объятия, от которых у меня перехватило дыхание: "Позаботься о нем, Амалия".

"Обязательно", - пообещала я, сглатывая болезненный комок в горле. Лучше, чем сегодня, - тихо добавила я.

Когда она ушла, я, наконец, села рядом с ним, сняв нагрузку с больных ног. Юбки моего бального платья зашуршали вокруг меня.

"Малия, - прошептал Марчелло, его глаза остекленели, когда бледно-серый свет рассвета поцеловал небо в окно.

"Ты хочешь, чтобы я ушла?" тихо спросила я: "Чтобы ты мог поспать?"

"Нет", - пробормотал он: "Останься, пожалуйста".

Я сидела у его кровати и держала его слабую, теплую руку, нежно поглаживая ее большим пальцем, пока мой подбородок не упал на грудь, и только косточки корсета удерживали меня в вертикальном положении.

"Амалия, просыпайся. Пора пить эликсир".

Я рывком проснулась. Боль от сна в корсете нахлынула на меня, когда я моргнула от яркого утреннего света. Голова закружилась, и на мгновение я не могла отвести взгляд от Марчелло, который все еще спал, слегка нахмурив брови. Его рука выскользнула из моей, пока я дремала. В тревоге я как-то не заметила, что вчера вечером его плечи и грудь были обнажены под повязками, а сейчас солнце золотило его гладкую бронзовую кожу.

Но этот голос - в моем затуманенном со сна сознании появились первые слабые признаки того, что я опоздала с эликсиром. Этого не могло быть.

Я повернулась и увидела, что рядом со мной сидит моя мать во всем своем великолепии: Ла Контесса Лиссандра Корнаро, все еще одетая в роскошное бордовое шелковое платье, которое она надела на свой собственный маскарад вчера вечером, ее русые волосы были убраны золотом и драгоценными камнями. В простой и свободной спальне Марчелло она выглядела так же неуместно, как рубиновая брошь на клочке льна. Ее пронзительные темные глаза застыли в лужах усталости, и она предложила мне бутылочку эликсира с видом человека, который выпивает крепкий напиток после долгого и трудного дня.

Я моргнула, но странное видение не исчезло. Взяв бутылку, я сделала несколько глотков со вкусом аниса и поставила ее на прикроватную тумбочку Марчелло рядом с догорающей масляной лампой.

"Я захватила флакон, - сказала я. Может быть, я и совершила несколько ошибок прошлой ночью, но это была не одна из них; у меня было достаточно встреч со смертью, чтобы не шутить с зельем, которое поддерживало мою жизнь: "Я не торчала всю ночь без всякого плана. Я просто..."

Мама наклонилась вперед и крепко обняла меня: "Я рада, что с тобой все в порядке", - прошептала она.

Я прижалась к ее покрытому шелком плечу: "Мама, Рувен ранил его, чтобы добраться до меня". Мой голос дрогнул, как будто я снова была ребенком, слезно признающимся в том, что пролила шоколад на свою любимую книгу: "Он мог бы убить его, если бы не появился ворон Катэ, и все из-за меня. Теперь он сломан и истекает кровью, а все потому, что я забочусь о нем. Я не..." Слова застряли у меня в горле, и мне пришлось бороться с тяжелым, ужасным, безымянным чувством в груди, чтобы заставить его вырваться наружу: "Я не могу сделать это лучше", - прошептала я.

Мама держала меня на расстоянии вытянутой руки и свирепо смотрела на меня: "Я знаю", - сказала она с убежденностью в голосе, достаточно глубокой, чтобы потрясти меня: "Поверь мне, Амалия, я знаю".

На мгновение я уставилась на нее, пораженная болью, которая ясно и ярко отразилась в ее глазах. Но тут до меня донесся томительный аромат аниса, и я с ужасом поняла, что она говорит обо мне. Все те годы, когда меня отравили, и все другие случаи, когда мне угрожали, похищали или пытались убить в детстве, и все это для того, чтобы добраться до моей матери. Я никогда не задумывалась о том, что она чувствовала, она относилась к этому как к обыденности, читала мне лекции о безопасности и одновременно организовывала казни виновных, и мне не приходило в голову, что каждый раз это причиняло ей больше боли, чем я могла себе представить.