Я рассмеялась: "Да, даже если большинство порядочных людей с ней не согласятся".

"Тогда будем по очереди ставить друг друга в такие затруднительные ситуации?" Он протянул руку, как бы предлагая мне нечто удивительное: "Мы оба можем ответить на каждый из них".

"Очень хорошо." Я не могла устоять перед возможностью заглянуть в душу Катэ: "Кто будет отвечать первым?"

"Может быть, начнем с моего примера?" Он наклонил голову: "Честность или вежливость?"

"Вежливость", - твердо сказала я: "Если только речь не идет о серьезном вопросе. А вы?"

"Правда, всегда". Он усмехнулся: "Но я признаю, что иногда использую разницу между правдой и честностью".

Я подняла бровь: "Иногда?"

"Часто". Он благосклонно кивнул: " Твоя очередь спрашивать".

"Хорошо." Я задумалась на мгновение: "Как насчет этого: друзья или страна?"

Лицо Катэ стало торжественным: "Как повелительница ведьм Лета, я должен всегда ставить владения, которыми я управляю, выше своих личных привязанностей. И мои друзья не хотели бы, чтобы я пожертвовал ради них благом своего домена. Но это трудно, признаюсь, потому что я дорожу своими друзьями".

Я кивнула: "Я бы не стала ценить слепой патриотизм выше друзей. Когда ты обладаешь властью в великой империи, бывают моменты, когда ты должен быть готов противостоять ей, не дать ей уничтожить свой собственный народ, потому что она слишком велика, чтобы видеть его. Но если бы дело дошло до вопроса выживания, между моими друзьями или всей моей страной, конечно, я бы выбрала свою страну".

"Ты говоришь "конечно", но в моей Сердечной Гвардии есть один или два человека, которые выбрали бы противоположное". Катэ ласково улыбнулся, глядя через мое плечо на кого-то за сотни миль от меня - и, насколько я знал, он действительно мог смотреть на них, в некотором роде, с помощью своего магического чувства собственных владений: "И есть что-то, что можно сказать о такой глубокой преданности, даже если она идет вразрез с разумом".

Заира могла бы позволить Империи сгореть, чтобы спасти Терику, раз уж я об этом подумала. А Бри попыталась бы спасти всех, полностью отвергнув выбор: "Полагаю, ты прав", - сказала я: "Твоя очередь, я полагаю".

"Посмотрим". Он в задумчивости постучал пальцем по губам, затем поднял палец: "Ага! Классика: твоя жизнь или твоя честь?"

"Это зависит от обстоятельств", - медленно произнесла я: "Я бы не стала бросать свою жизнь только ради гордости. Но есть дела чести, за которые стоит умереть. Например, я умру, прежде чем преклоню колено перед Рувеном".

Катэ издал легкий вздох, похожий на призрачный вздох: "Может быть, это связано с тем, что я вивомант, но я ставлю жизнь выше чести. Честь - это вещь, которую можно починить потом, если ты ее нарушишь. Жизнь же, разрушенную однажды, уже не исправить".

"Полагаю, ты прав. Но бывают моменты, когда нужно отстаивать свою точку зрения. Вещи более важные, чем жизнь одного человека". Я пожала плечами, чувствуя себя немного глупо: "Может быть, это говорит моя калламорнская сторона".

"Скорее всего". Катэ улыбнулся: "Калламорны - прекрасный народ. И упрямый, как камень. Тогда твоя очередь".

Я не могла не думать о Марчелло и Заире. Я не сомневалась, что первый выберет честь, а вторая - жизнь: "Хм, дай подумать..." Марчелло. Черт возьми, почему бы и нет? В игре нужны ставки. Я встретила взгляд Катэ: "Любовь или долг?"

Он поколебался: "Ты имеешь в виду романтическую любовь или любовь вообще?"

"Романтическую любовь". Я положила эту карту на стол; я должна была разыграть свою руку.

"Ах..." В голосе Катэ прозвучала странная грусть, как летний дождь: "Я не... ну. Как Повелитель ведьм, нужно быть очень осторожным с тем, кого любишь. Во-первых, если ничего не случится, ты переживешь почти всех, в кого влюбишься".

Об этом я не подумала: "Я понимаю, что это может омрачить ситуацию".

"Я мог бы полюбить Джейтана, - тихо сказал он после молчания: "Но он был частью моих владений, и я не мог позволить себе думать о нем в таком ключе".

Имя на мгновение ускользнуло от моего внимания. Но потом я вспомнила: Это друг Катэ, которого убила Леди Терновника: "О! О", - сказала я.

"Наверное, это означает, что я уже выбрал долг, не так ли? Иначе я бы понял, что люблю его, пока он был жив". Он взял мою руку в свою тонкую холодную ладонь, на его губах заиграла странная, грустная улыбка: "Должен признать, что романтическая жизнь Повелителя ведьм иногда кажется безнадежной. Но я думаю, что мог бы полюбить тебя, Амалия, если бы ты позволила".

Слова застряли у меня в горле. Честность превыше вежливости, действительно. Я всегда считала термин "влюбленность" нелепым; любовь - это то, что растет, как взращенное семя, а то, на что можно наткнуться, как на яму в плохом асфальте, - это в лучшем случае увлечение. Но каждый раз, когда за озорством в глазах Катэ я улавливала неуловимый проблеск истинной души, я чувствовала, что неумолимо приближаюсь к головокружительной пропасти.

Он - Повелитель ведьм, - твердо напомнила я себе. Он готов причинить тебе тяжкие страдания и, возможно, убить, чтобы отомстить. Если он и был очарователен, то что с того? Акулы тоже были очаровательны.

"А ты как?" - спросил он, снова повеселев: "Любовь или долг?"

Вопрос ударил меня, как пролитое вино: "Долг", - сказала я: "Как и ты, я уже сделала этот выбор". То же самое я сказала Марчелло, когда просила его не ждать меня.

Катэ вздрогнул, и я поняла, как грубо это прозвучало после того, что он сказал. Его рука все еще сжимала мою, я сжала ее и быстро добавила: "Но я не считаю, что эти два понятия должны быть взаимоисключающими".

Его губы дрогнули: "Неужели романтика Раверрана всегда звучит как переговоры по контракту?"

"Наверное", - рассмеялась я.

В дверь осторожно постучали.

"Войдите", - позвала я. Руку Катэ я не отпустила: все-таки мы ухаживали, и держаться за руки было вполне в рамках корректного поведения даже на людях.

Появился Кьярда, поклонившись с элегантной точностью. Несомненно, это была именно та степень, которая подобает приезжему Повелителю ведьм: "Прошу прощения, леди, но прежде чем я уйду к Ла Контессе, вы могли бы решить еще один небольшой вопрос. Если бы вы выбрали маску для Фестиваля удачи, то избавили бы Рику от беспокойства по поводу подходящего платья, и мне кажется, что лорду Катэ понравится возможность узнать больше о культуре Раверрана".

Катэ моргнул: "У вас есть фестиваль масок?"

"Вы не празднуете Ночь масок в Васкандаре?" спросила я.

Он покачал головой: "Мы празднуем времена года на земле, а не дары ваших милостей. Но мне нравятся маски, и я люблю учиться".

Я встала, увлекая его за собой, и по моему лицу расплылась предвкушающая ухмылка: "Ну что ж, тогда у меня есть для тебя угощение".

Магазин масок мадам Николя был одним из лучших в Светлом Городе, и поэтому в нем было ужасно многолюдно, ведь до Ночи масок оставались считанные дни. Но если вы были Корнаро, а особенно Корнаро с Повелителем ведьм на руках, вам не нужно было даже ступать в переполненную витрину с полками, уставленными нарисованными лицами, украшенными яркими бусинами и перьями. Если уж на то пошло, я легко могла бы попросить слугу устроить мне просмотр любого количества масок в моем дворце, но я была рада предлогу показать Катэ город, к тому же нам обеим было выгодно появиться вместе на публике и напомнить всему миру о нашем союзе.

Мадам Николя сама заметила нас, прежде чем мы успели вклиниться в толпу, толкающуюся локтями у ее дверей. За считанные мгновения она провела нас в отдельную комнату, задрапированную бордовым мятым бархатом, закрывающим солнечный свет, и освещенную теплыми фонарями, имитирующими освещение, в котором маски будут демонстрироваться во время фестиваля. Мы потягивали вино в удобных креслах, пока ее ассистенты приносили нам ассортимент лучших масок, раскладывая их на длинном столе, застеленном роскошным бархатом глубокого черного цвета.

А потом мадам Николя извинилась за занятость своего магазина, попросила звонить ей, если возникнут вопросы, и оставила нас одних рассматривать маски, не имея за компанию ничего, кроме зеркала, выпроводив своих помощников взглядом и кивнув в мою сторону. Это была одна из тех вещей, которые мне нравились в мадам Николя: она понимала, что не все хотят, чтобы кто-то висел у них под локтем, пытаясь продать им что-то, когда они пытаются принять решение.

Кроме того, я снова осталась наедине с Катэ. В тесной атмосфере магазина масок колючая энергия его близости была неизбежна.

Он с интересом склонился над ассортиментом масок: "Это прекрасно, - сказал он, протягивая мне изящное изделие из стеклянных бусин, нанизанных на сложные витки золотой проволоки, - но действительно ли разумно надевать на свое лицо искусственное приспособление?"

"Это зависит от того, что оно делает. Вот этот безвреден". Я подняла его, чтобы показать ему, холодная проволока вдавилась в мой нос и скулы. Мое зрение сразу же затуманилось и стало зеленым, затем медленно перешло в голубой цвет: "Видишь, он просто изменяет цвет твоих глаз".

Катэ моргнул, затем поднес свои длинные пальцы к маске и нежно провел ими по одному краю: "Как странно. Ты выглядишь совсем по-другому".

"В том-то и дело. Это игра".

По мере того, как комната нагревалась от сумрачного фиолетового до розового, кончики пальцев Катэ скользили по моей щеке: "Ты знаешь, как я люблю игры".

Моя кожа приятно задрожала от его прикосновения. Я сглотнула: "Тогда ты поможешь мне выбрать". Я отложила маску в сторону, и в комнату вернулся полный цвет. Теплый свет ламп позолотил черты лица Катэ: "Эта, признаться, немного отвлекает".

"А как насчет этой?" Он взял в руки фантастическое творение из кожи, искусно выделанной и раскрашенной: изображение Демона Кошмаров с восемью закрученными черными рогами и острыми надбровными дугами: "Тобой можно пугать маленьких детей".