Глава 6. Три лепёшки с ослиным мясом.
Со времени переселения народа Цзинь на юг прошло более двухсот лет. После восстания пяти варваров северные земли стали постепенно заселяться людьми.
Страны Ци и Чжоу заняли восточный и западный регионы соответственно. Император Ци Гао Вэй был человеком недалёким, чья небрежность в отношении национальных дел привела к тому, что Северная Ци постепенно пришла в упадок, а беженцы рассеялись по всей стране. В то же время Северная Чжоу под руководством императора Юйвэнь Юна с каждым днём процветала, благодаря чему увеличивались её стабильность и благосостояние.
От округа Фунин до империи Чжоу довольно далеко и добраться туда сложно из-за беженцев. Если бы кто-то отправился в дорогу, не будучи полностью готовым, несомненно, это было бы равнозначно «безответным молитвам к небесам и земле».
В прошлом году Северная Ци переживала сильную засуху. Снега почти не выпало даже зимой, поэтому засуха продолжалась с прошлого по нынешний год. Беженцы были повсюду вдоль дороги, протянувшейся на юг от города Е до самой границы с Чэнь. Поговаривали, что в некоторых местах люди даже начали обменивать детей на еду. Поразмыслив, Шэнь Цяо почувствовал, что, если дело дойдёт до каннибализма, из-за слабого зрения, и без боевых способностей он, вероятно, будет первым, кого схватят и бросят в котёл.
Поскольку округ Фунин располагался в северном регионе и находился довольно близко к городу Е, рядом не наблюдалось никаких серьёзных стихийных бедствий, и, несмотря на отсутствие дождей в течение всего прошлого года, ситуация выглядела относительно стабильной. Окружной город был достаточно большим; храмовая ярмарка [1] шла полным ходом, что делало город чрезвычайно оживлённым, множество людей и прибывало, и покидало его.
[1] Храмовая ярмарка (庙会 miàohuì): также известная как храмовые собрания, религиозные собрания, проводимые храмами ближе к китайскому Новому году или дню рождения почитаемых богов. Мероприятия обычно включают ритуалы, совершаемые в храме, оперу на сцене, обращённой к нему, шествие изображений богов на повозках по деревням и городам, выступление музыкальных и ритуальных трупп, благословение подношений, приносимых в храм семьями, и различные виды экономической деятельности.
Обе страны были расположены на севере, и обычаи Сяньбэя [2] преобладали в их ранние годы. Спустя долгое время эти обычаи постепенно китаизировались, в результате чего одежда и аксессуары начали включать в себя элементы Сяньбэя поверх утончённого стиля ханьцев.
[2] Сяньбэй (鲜卑 xiānbēi): протомонголы, живущие на территории, сегодня известной как Восточная Монголия, Внутренняя Монголия и северо-восточный Китай. Наряду с Сюнну, они были одной из основных кочевых групп в Северном Китае во времена династии Хань и последующих династических периодов.
Аристократы высшего класса стремились к элегантным и изысканным нарядам, поэтому их одежда часто украшалась развевающимися на ветру длинными лентами и свисающими жемчужинами и нефритом, которые гремели при ходьбе. Новомодное веяние также оказало влияние на массы, поэтому выходцы из богатых семей тоже начали носить длинные одеяния в пол, в то время как некоторые надевали шляпы и струящиеся платья на иностранный манер. Во время проведения храмовой ярмарки это разнообразие узоров в одежде рисовало картину «маленькой столицы» в уездном городе округа Фунин.
Храм князя Цзяна, где проходила ярмарка, был построен позднее в честь Великого князя Тая Цзян Шана [3]. Сначала храм находился в южной части города. Говорят, что его возвели во времена династии Хань, однако после разрушений, вызванных войной, он полностью пришёл в негодность, не оставив ничего, кроме полуразрушенной оболочки, и даже статуи князя нигде нельзя было найти. Этот пустой, обветшалый храм затем стал пристанищем для бедняков и нищих.
[3] Великий князь Тай, Цзян Шан (姜太公/姜尚/姜子牙): также известный как Великий князь Тай из Ци или Цзян Цзыя. Знаменитая историческая личность в китайской истории, которая также упоминается в некоторых легендах и мифах.
Недавно к группе людей, живущих здесь, присоединился человек по имени Чэнь Гун.
Днём он временно работал в рисовой лавке в городе, загружая и разгружая тележки с мешками риса и выполняя другой ручной труд подобного рода. Своё низкое жалование он не хотел тратить все деньги на аренду, поэтому возвращался ночью в этот убогий храм — для него жизнь была вполне свободной и приятной.
Единственное, в храме приютились ещё двое нищих, что делало его непригодным для длительного проживания; Чэнь Гуну приходилось всё время носить деньги с собой и следить даже за своей едой, чтобы ничего из этого не стащили, стоит ему ослабить бдительность.
Вернувшись тем же вечером, внутри старого храма он сразу же заметил ещё одного человека.
Там сидел мужчина в серовато-белых одеждах.
Поначалу Чэнь Гун невольно нахмурился. Пространство храма было довольно ограниченным. С появлением здесь ещё одного человека казалось, что у него отнимут ещё одну часть его территории.
Затем он заметил, что у мужчины в руках что-то завёрнутое в бумагу и источающее аппетитный запах. Опустив голову, он не спеша ел из неё, отщипывая пищу по кусочку.
Соблазнительный аромат лепёшек с ослиным мясом он узнал с одного вдоха.
Когда ещё был жив его отец, Чэнь Гун ел их пару раз. Но после смерти отца его мачеха объединила усилия со своими детьми и выгнала его из дома. Что же касается пары медяков [4], которые он зарабатывал, каждый день таская мешки с рисом, его злило уже одно то, что, даже разделив их пополам, он не мог удвоить их ценность, так как он мог позволить себе съесть что-то подобное?
[4] Медь: относится к 铜钱 (tóngqián), также известному как медные монеты, или вэнь, самая дешёвая валюта в Древнем Китае.
Со второго взгляда Чэнь Гун увидел рядом с мужчиной ещё один бумажный свёрток.
Это означало, что осталась ещё одна лепёшка.
Чэнь Гун был не единственным, кто заметил её: казалось, двое других нищих тоже, ибо кто-то из них уже закричал:
— Эй! А разрешения жить здесь ты у нас спрашивал? Этот храм больно мал для такого количества людей. Немедленно убирайся отсюда!
Чэнь Гун знал, что они нарочно затеяли ссору. Не говоря ни слова, он направился прямо к тому месту, где обычно спал, и начал собирать охапку соломы, при этом его уши оставались навострённым, а взгляд прикованным к лепёшке с ослиным мясом.
— Мне тоже некуда идти, — мягко сказал человек в сером. — Увидев, что в храме осталось немного места, я подумал о том, чтобы зайти отдохнуть. Если бы этот братец любезно оказал мне эту услугу, я был бы ему очень признателен.
— Если ты собрался здесь передохнуть, тоже неплохо, — ответил нищий. — Тогда отдай нам всё, что у тебя есть!
Чэнь Гун презрительно усмехнулся:
— Мне вот не нужны твои вещи. Но если заплатишь едой, я готов прогнать этих двоих прочь!
— Старший Чэнь [5], — нищий пришёл в ярость, — мы тебе ничего не сделали, почему бы тебе просто не убраться с нашего пути!
[5] Старший Чэнь (陈大 chén dà/陈大郎 chén dàláng): буквально означает Старший сын Чэнь, так что он, вероятно, является старшим ребёнком в семье.
Чэнь Гун был довольно молод. Ему всего шестнадцать лет, и крупным телосложением он не отличался, но наряду с поистине выдающимися гибкостью и выносливостью, обладал жестокой силой духа, глубоко укоренившейся в его костях. Если бы не это, будучи новичком, ему бы не удалось одержать верх и отхватить самую большую «территорию» внутри храма.
— Ну и что? Тебе говорить можно, а мне нет? — лениво ответил Чэнь Гун.
Хотя эти двое были всего парой нищих, правда заключалась в том, что все бедняки в городе объединялись, поддерживая связь друг с другом. Полагаясь на численное превосходство, они решили, что им, возможно, не придётся трусить перед Чэнь Гуном.
Потеряв к нему интерес, нищий выпрямился и потянулся к лепёшке с ослиным мясом, лежащей рядом с человеком в сером.
— Прекрати нести чушь! Просто отдай мне всё! Ты хочешь остаться здесь? Так вот это решать мне, старику Лаю!
Но прежде чем его рука коснулась еды, кто-то уже перехватил его запястье. Босяк взорвался от ярости:
— Старший Чэнь! Опять суёшь свой нос в чужие дела! Чем тебе голод этого старца-то не угодил?
— Я тоже есть хочу, — Чэнь Гун быстро схватил лепёшку. — Меня спросить забыл?
Сразу после этих слов он разорвал бумажную обёртку и немного откусил, а затем торжествующе произнёс:
— Теперь это мои объедки. Будешь?
Нищий бросился к Чэнь Гуну, и тот быстро спрятал бумажную обёртку за пазухой. Двое сцепились друг с другом. Другой бедняк тоже поспешил присоединиться, превратив сцену драки двух человек в схватку троих. Чэнь Гун не был ни сильнее, ни выше других, но секрет его побед в битвах заключался в том, что он сражался ценой своей жизни — другими словами, он был очень жесток.
Безжалостно наступив на живот одному из них, Чэнь Гун хлопнул в ладоши. Затем, уперев руки в бока, выплюнул:
— Надоели ваши постоянные придирки ко мне только потому, что обосновались здесь первыми! Думаете, я не замечал, как вы тайком плюёте мне в еду?! Мало получили? Ну, так вперёд! Мне терять нечего. Случись худшее, единственное, что я потеряю, — это свою жизнь. Давайте же, если осмелитесь!
Именно этого безрассудства и боялся его противник. Услышав слова Чэнь Гуна, он взглянул на своего спутника, который растянулся на земле, всё ещё не в силах подняться, и тут же поджал хвост. Придерживаясь за поясницу, он развернулся и сразу умчался прочь.
Видя, что его приятель уже унёс ноги, другой нищий тоже не решился продолжать бой. Прикрыв живот руками, тот встал с потоком болезненных стонов, а затем неуклюже убежал, на ходу бросая угрозы вроде: «Ты тупица, смотри у меня!»