Глава 31. Могу я попросить главу Шэнь быть нашим свидетелем?

К этому часу почти все приглашённые уже были в сборе. Зал был наводнён множеством одарённых и выдающихся людей, включая членов императорской семьи, отпрысков знатных школ и даже мастеров боевых искусств из ряда орденов. Это было редкое зрелище, и всё это происходило из-за разных положений [1] двух братьев Су.

[1] 身份 (shēnfèn) — 1) положение (социальное); юридическое положение, статус; квалификация, звание, ранг, личность. 2) престиж, авторитет.

В это время нравы и обычаи были ещё довольно открыты. Каждому полагался свой обеденный стол, и гости мужского и женского пола могли остаться в одной комнате с небольшой перегородкой, помещённой посередине в виде символического разделителя. Забота о женщинах легла на плечи супруги Су Вэя, а его мать госпожа Цинь сидела во главе стола. Рядом по обе стороны от неё стояли два брата Су, Су Вэй и Су Цяо. Прислуга сновала туда и обратно с изысканными яствами и отличным вином, и этот миг был наполнен весёлой болтовнёй и смехом. Были рады и хозяева, и гости.

Вместе с музыкой, льющейся из лютен и флейт, танцовщицы начали свободно порхать вокруг. Шэнь Цяо не видел ясно, но всё ещё мог различить гибкие, изящные фигуры этих девушек и их развевающиеся ленты — совсем как бессмертные, сошедшие с небес в этот суетный мир, они ступали по дорожкам, усыпанным живыми цветами. Танец был непорочным и священным, но в нём неосознанно улавливался оттенок особого очарования, совершенно отличного от ныне модных стилей плясок Ху и Жун. Не был он похож и на танец Южных династий, описанном в стихах «опустив голову и прикрыв лицо рукавом, нефритовая шпилька плывёт на осеннем ветру». Все присутствующие были удивлены его новизной и аплодировали один за другим. Спустя пару-тройку чарок вина некоторые из гостей, кто любил танцы, даже начали кивать головой в такт ритму.

Заметив, что Шэнь Цяо увлёкся танцем, Пулюжу Цзянь объяснил:

— Это танцевальная музыка из Кучи [2]. Она называется «Земной рай». Народ Кучи — набожные буддисты. Когда государства не стало, его музыка достигла Центральных равнин, вот почему в этой мелодии присутствуют нотки буддийской школы.

[2] 龟兹 (qiūcí) — Куча, Цюцы (также Кучэ и Кучар) — древнее буддийское гос-во, что протянулось вдоль северной кромки пустыни Такла-Макан по северному маршруту Великого шёлкового пути между Карашаром к востоку и Аксу к западу.

Шэнь Цяо вдруг осенило, и он, рассмеявшись, поделился:

— Немудрено, что у всех этих дам обнажены пупки и плечи, и на них так много украшений. Это в стиле Кучи!

Пулюжу Цзянь рассмеялся в ответ:

— Точно подмечено.

Как раз в тот момент, когда все вокруг наслаждались приятным времяпровождением, из-за двери в спешке засеменил слуга. Он подбежал к Су Вэю и что-то прошептал ему на ухо. Лицо хозяина дома напряглось, и он подал рукой сигнал.

На долгой резкой ноте танец внезапно оборвался, и музыка замерла. Все, как один, гости, будто очнувшись от безграничного мира блаженства, озадаченно повернулись к хозяину.

Су Вэй поднялся с места и, сложив ладони, поклонился.

— Известие о дне рождения моей матери дошло до императрицы, и Её Величество специально прислала своего представителя с поздравительными подарками. Прошу, подождите немного, господа. Я вернусь к вам всем после того, как поприветствую гонца.

Как было очевидно из фамилии, императрица государства Чжоу Ашина [3] была родом из Туцзюэ, которую правитель Чжоу взял в жёны чисто ради дружбы со страной. Никакой связи с семьёй Су у неё никогда не было, а император уже прислал подарки на день рождения госпожи Су, так что, в принципе, это событие не имело к ней никакого отношения, но, к всеобщему удивлению, она тоже решила преподнести их.

[3] Ашина (阿史那皇后 Ашина Хуанхоу) — дочь коктюркского Мукан-Кагана (551—582 гг.), жена императора У (543—578 гг.). Императрица китайско-сяньбийской династии Северная Чжоу.

Такой поворот событий привёл в замешательство всех присутствующих. Они растерянно переглянулись.

Посланец был от императрицы, так что хозяину дома надлежало выйти поприветствовать его. Песнь смолкла, и все, приняв скромный вид, чинно и благородно восседали по местам, вытянув шеи в сторону входа.

Су Вэй оправил полы одежды и собрался было выйти, как снаружи раздался резкий смех:

— Незачем тревожить начальника уезда Мэйян. Я сам войду!

Это был незнакомый голос, большинство который в зале не признало. Все мысли их были о том, как груб этот человек. Лишь один Шэнь Цяо едва заметно нахмурил брови. В нём зародилось плохое предчувствие.

Новоприбывшим оказался высокого роста молодой человек с бородой. Пусть он и был одет на манер Центральных равнин, однако было в нём что-то до дерзости смелое и свирепое.

Его яркие глаза были остры, взгляд светился крайней агрессией. Войдя, он даже не обратил внимания на Су Вэя. Вместо этого он рассмотрел комнату.

Не считая мастеров боевых искусств, все, на кого падал взор мужчины, отворачивались в сторону. Никто не произнёс ни слова, но каждый чувствовал себя не в своей тарелке.

Пулюжу Цзянь в изумлении выдохнул и зашептал:

— Ха! Погляди, как горит взгляд этого человека. Он, должно быть, уже  Сяньтяньский знаток. Как вышло, что я никогда раньше не видел его в Чанъане?

— Все члены семейства Су чрезвычайно тронуты благосклонностью Её Величества императрицы к нам. Осмелюсь спросить, милостивый господин, как ваше имя? — спросил Су Вэй.

Мужчина с улыбкой ответил:

— Ваш покорный слуга, Дуань Вэньян. Герцог, оставьте церемонии. Ваша матушка славится своим милосердием, и императрица давно наслышана об этом. У неё, увы, ещё не было возможности встретиться с ней. Её Величеству стало известно, что у вашей матушки сегодня праздник, поэтому она попросила вашего покорного слугу передать вам этот скромный подарок в знак уважения и признательности.

Су Вэй сложил руки в знак благодарности:

— Мы ценим внимание императрицы. Каждый приходящий — наш гость. Посол Дуань, если у вас есть время, почему бы вам не зайти присесть?

Поскольку этот человек представлял императрицу Ашину, госпожа Цинь и Су Цяо, стоявшие позади Су Вэя, также поклонились Дуань Вэньяну.

Дуань Вэньян, однако, внезапно улыбнулся:

— Не время мне ещё присаживаться. По правде, есть кое-что ещё, о чём я хотел бы спросить у госпожи Цинь.

Су Вэй знал, что его мать, в отличие от Дуань Вэньяна, из благородной семьи и никогда не была в Туцзюэ. Родственниками они быть никак не могли, так о чём же Дуань Вэньян хотел её спросить? Немного смущённый, Су Вэй произнёс:

— Посол Дуань, прошу, говорите.

Дуань Вэньян спросил:

— Госпожа Цинь, кое-кто просил меня передать вам приветствие от его имени. Он хотел бы знать, помните ли вы ещё старого друга, который ждал вас в имперском дворце Туцзюэ тридцать лет назад?

Су Вэй и Су Цяо были застигнуты врасплох. Взоры их непроизвольно устремились к матери.

Выражение лица госпожи Цинь осталось неизменным, когда она любезно ответила:

— Молодой человек, боюсь, вы приняли меня за кого-то другого.

Смех Дуань Вэньяна звучал чисто и ясно:

— Я знаю, что госпожа Цинь не признает этого так легко, но вы действительно хотите, чтобы я при всём честном народе рассказал, как обстоит дело?

Су Вэй, естественно, уже догадался, что мужчина прибыл с дурными намерениями и целью его была их мать.

— Ваше Превосходительство, не слишком ли вы грубы? — Его тон тут же стал ниже. — Неужели императрица отправила вас не подарок доставить, а найти повод вменить нам вину? Между императрицей и семьей Су нет ни вражды, ни ненависти, между нами вообще нет связей. Почему императрица совершила такую бестактность на дне рождения моей матери? Я сам доложу государю о том, что произошло сегодня. А теперь, слуги! Проводите гостя!

Услышав приказ Су Вэя, слуги сразу в спешке бросились уволочь Дуань Вэньяна. Мужчина, однако, лишь легонько дёрнул рукавом, и все они попадали наземь.

Присутствующие один за другим подскочили с мест и поражённо воззрились на Дуань Вэньяна. На лицах некоторых из них застыло выражение крайнего недовольства, люди были готовы отчитать его от имени хозяина дома.

Су Цяо сердито выкрикнул:

— Как ты смеешь затевать здесь скандал?! Неужели думаешь, что семья Су позволит тебе вот так пройтись по нам?

Он был готов ринуться в бой.

Однако Дуань Вэньян внезапно сделал шаг назад и, повысив голос, сказал:

— Минутку! Мне есть что сказать. Как только я закончу, милостивые господа, немедля дадите волю рукам. Это дело особой важности. Все вы — благородные и всеми уважаемые люди. Я хотел бы услышать и ваше мнение о том, нарочно я, в конце концов, затеял ссору или это у госпожи Цинь совесть нечиста!

Прежде чем кто-либо успел среагировать на то, что он только что сказал, тот продолжил:

— Госпожа Цинь, не могли бы вы вернуть памятный подарок моего шицзуня?

Су Цяо взорвался от гнева:

— Ты, варвар, клевещешь на мою мать! Она родилась в именитой семье на равнине Гуаньчжун [4]. Как она может быть связана с тюрками? Если ты не сможешь сегодня дать внятные объяснения и восстановить репутацию моей матери, тебе не удастся легко уйти, как бы ты этого ни хотел!

[4] 关中 (guānzhōng) — Гуаньчжун (центральная часть провинции Шэньси).

Он вынул меч из ножен. Под его подобным поверхности воды блеском таилось намерение убить.

Ли Цинъюй вышел из толпы и проговорил спокойно и невозмутимо:

— Можно есть что попало, но говорить, что попало, нельзя. Госпожа Цинь — мать моего шисюна, и я уважаю её так же, как уважаю собственную мать. Если вы замыслили опорочить её, даосский храм Чуньян этого так не оставит.

Он намекал, что, даже если Су Вэй не представит императору доклад о том, что было сегодня, и не потребует объяснений через правительство, даосский храм возьмёт это на себя. В данном случае отныне и впредь Дуань Вэньян и его школа станут враждовать с храмом Чуньян.