Задача состоит в том, чтобы выяснить, как будет выглядеть кооперирование и как это повлияет на нашу концепцию вреда. Мы должны рассматривать вопросы в обратном порядке. Очень важно начать с правильного места и задать правильный вопрос: Как выглядело бы надежное сотрудничество? И каков при этом будет ущерб? Как пишет Мариаме Каба в книге "Мы делаем это, пока не освободим себя", правильное исследование должно начинаться "не с вопроса "Что мы имеем сейчас и как мы можем сделать это лучше?". Вместо этого давайте спросим: "Что мы можем представить для себя и для мира?". Если мы это сделаем, то перед нами откроются безграничные возможности более справедливого мира".
Кооперативизм, в отличие от других прогрессивных усилий, содержит единственные семена справедливого преобразования общества. Достижения реформистов, такие как принятие и выживание Obamacare, как правило, являются компромиссной политикой, которая удовлетворяет немногих и мало чего достигает. Важно признать это и работать над будущим кооперизма. Вместо того чтобы препятствовать этим усилиям, мы должны работать вместе с отменой и новым обществом, основанным на сотрудничестве.
Что касается левой критики, то она просто устарела. Не имеет смысла рассматривать класс как основное противоречие, а другие социальные, расовые, гендерные и сексуальные конфликты - как частные противоречия, как это предлагает Жижек. Более логично рассматривать движение за жизнь чернокожих как современное проявление классовой борьбы. Как утверждает Барбара Рэнсби в своем эссе "Классовая политика Black Lives Matter", движения за жизнь чернокожих включают в себя требования экономической справедливости, опираются на концепцию расового капитализма и стремятся улучшить жизнь наиболее маргинализированных слоев населения. Они представляют собой современное воплощение того, что раньше называлось "классовой борьбой", даже если в их центре не находится рабочий класс и особенно не белый рабочий класс. Жижек может называть классовую борьбу единственной формой "чистого" антагонизма или главным антагонизмом, но сегодня именно вызов парадигме наказания представляет собой радикальную форму противоречия.
В конечном счете, попытка представить себе кооперирование - это упражнение в том, что Харша Валия называет в контексте границ и миграции "созданием мира". Выступая за мир без границ между государствами, Валия опирается на Арендтовское понятие создания мира как процесса "домостроительства"; она завершает свою дискуссию отрывком из эссе Тони Моррисон "Дом" из сборника "Дом, который построила раса":
В этом новом пространстве можно представить себе безопасность без стен, итерировать различие, которое ценится, но не привилегируется, и представить себе третий, простите за выражение, мир, "уже созданный для меня, одновременно уютный и широко открытый, с дверью, которую никогда не нужно закрывать". Дом.
В одном из интервью 1976 г. Фуко сказал, что "не может быть реформы тюрьмы без поиска нового общества". Он добавил, что, пытаясь представить себе, как будет выглядеть наказание в этом новом обществе, не следует спрашивать, какая форма наказания будет "более мягкой, приемлемой или эффективной", а поставить более фундаментальный и сложный вопрос: "Можно ли, по сути, концептуализировать общество, в котором власть не нуждается в противозаконности? " Именно с этого и следует начинать.
Некоторые модели парадигмы кооперизма
Возникает новая парадигма общества, основанного на сотрудничестве, которая может вывести нас за рамки карательного общества, в котором мы живем сейчас. Это видение в корне меняет вопросы, которые мы задаем. Оно переформулирует проблемы, которые мы должны решать. Оно представляет собой наиболее перспективный путь к преодолению нынешних кризисов.
Одним из источников скепсиса в отношении сотрудничества является вопрос о том, возможно ли представить себе общество без наказания. Можно ли представить себе крупномасштабное общество, которое не наказывает так, как мы? Какова будет роль правоприменения в мире, где нет расовой и этнической иерархии, гендерного доминирования, классовых конфликтов? Что считалось бы вредным и требовало бы соблюдения закона? Какова будет роль наказания в борьбе с этими новыми видами вреда?
Здесь нет простых ответов, потому что многое из того, что мы сегодня считаем преступной деятельностью, само по себе является продуктом системного расизма и сексизма. Домашнее насилие - это в основном гендерное насилие, которого не было бы, если бы в обществе было больше сотрудничества и не было бы системного сексизма. Большая часть уличной полиции, занимающейся борьбой с наркотиками и мелкими беспорядками, является продуктом бедности и расизма, которых, опять же, не было бы, если бы в обществе господствовала парадигма сотрудничества. Даже преступления "белых воротничков" - обман рынков, инсайдерская торговля, обман потребителей - не существовали бы, если бы наше общество было основано на сотрудничестве, взаимодействии и взаимном уважении.
Иными словами, в кооперативном обществе, не пронизанном расизмом и сексизмом, совершенно иными были бы представления о вреде, определения преступлений и наши представления о том, как бороться с нарушениями норм. Мы жили бы в мире сотрудничества, уважения и достоинства, отношения к другим так, как хотелось бы, чтобы относились к тебе самому. В таких условиях мы не будем лечить отклонение от нормы, сажая людей в отвратительные условия, где они скорее подвергнутся изнасилованию, чем получат образование. Даже восстановительное правосудие придется переосмыслить, поскольку представления о вреде, лежащие в основе восстановительных подходов, сильно изменятся.
На самом деле, нам придется выходить за рамки восстановительного правосудия или заново его создавать, поскольку сегодня оно остается слишком привязанным к существующему пониманию вреда, сформированному нашим современным обществом. В настоящее время восстановительное правосудие берет эти представления о вреде за отправную точку и стремится вовлечь все стороны, пострадавшие от преступления, включая лиц, утверждающих, что им был причинен вред, тех, кто предположительно его совершил, а зачастую и их соответствующие семьи и сообщества, в процесс коллективного урегулирования, который позволяет всем сторонам быть услышанными, понятыми и участвовать в выработке мер по возмещению вреда. На практике восстановительное правосудие часто использует методы конференций, на которых стороны собираются вместе для обсуждения и поиска дальнейших действий. Конечно, восстановительное правосудие имеет множество разновидностей и может служить зонтичным термином для обозначения других инновационных разработок, таких как терапевтическая юриспруденция или позитивная криминология. Однако большинство из этих практик исходят из существующих определений преступления и вреда. Они еще не переосмыслены для общества без расизма и сексизма.
Восстановительное правосудие, как правило, представляет собой форму альтернативного разрешения споров в рамках существующего уголовно-правового процесса. Оно остается вписанным в традиционные рамки преступления и наказания; оно в значительной степени вытесняет наказание, но согласуется с ним как альтернатива. Джон Брейтвейт, сторонник восстановительного правосудия, признает это: "В принципе, мы должны попробовать восстановительное правосудие, возможно, снова и снова; когда восстановительное правосудие не сработает, попробовать сдерживание, а когда сдерживание не сработает, попробовать лишение трудоспособности". В этом смысле восстановительное правосудие лучше всего понимать как форму наказания, восходящую к форме компенсации как наказания. Это попытка компенсации и восстановления целостности, но она предполагает современные представления о вреде. Такой подход слишком ограничен моделью преступления и наказания.
Вместо этого мы можем искать ориентиры в новых экспериментах в области трансформативного правосудия. Мариаме Каба подробно рассматривает принципы трансформативного правосудия в своей книге "2021 год", а также подробно описывает некоторые из его практик и экспериментов. Каба описывает стремление трансформативного правосудия как попытку решить проблему насилия и вреда таким образом, чтобы не увеличивать насилие и вред (термины, которые мы должны будем пересмотреть в справедливом мире). "Она просит нас реагировать так, чтобы не полагаться на государство или социальные службы", - поясняет Каба. "Трансформирующееся правосудие выступает против дихотомии между жертвами и преступниками, поскольку мир более сложен".
Один из таких экспериментов был связан с ответом на обвинение в сексуальном нападении, когда и пострадавший, и обвиняемый были членами чикагской организации Black Youth Project 100 (BYP100). В этом случае организация намеренно не стала обращаться в полицию или уголовные правоохранительные органы, а вместо этого создала собственный процесс для рассмотрения обвинения, организовав так называемый "процесс ответственности сообщества", или, как его называет Маклеод, "процесс трансформационного правосудия, чтобы примириться с нанесенным ущербом". Он начался примерно с пятнадцатимесячной работы, каждая сторона работала с отдельной группой поддержки, а затем привел к проведению собрания. Этот процесс объединил обе стороны, а также фасилитаторов трансформационного правосудия, в попытке рассмотреть предполагаемый ущерб без привлечения правоохранительных органов. Маклеод, ссылаясь на Харшу Валию, называет это попыткой "реализовать критические обязательства на местном уровне как политику префигурации, в которой участники стремятся через свой собственный выбор и отношения префигурировать тот мир, в котором они хотели бы жить". Кроме того, организация выработала новые способы решения будущих инцидентов, включая создание Совета по исцелению и безопасности, который будет собираться каждый раз, когда поступит заявление о неправомерных действиях. По словам Маклеода, "Совет состоит из двух групп, одна из которых занимается профилактикой, а другая - вмешательством, и обе они сотрудничают для реагирования на случаи причинения вреда в отделениях организации и для развития культуры "исцеляющего праксиса". Они также создали руководство "Stay Woke Stay Whole: Руководство для черных активистов", призванное помочь в предотвращении и устранении будущих повреждений.