— Что?

— У тебя очень грязные мыслишки, босс.

Я окинул взглядом комнату и подавил веселье.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Ни на секунду не поверю. У тебя была явная реакция на то, о чем ты думал там. Я также почувствовал это, когда ты дотронулся до меня, — его улыбка развеялась, и на ее месте появился тоскливый взгляд. — Ты заставляешь меня желать вещей, которые я никогда не получу. Это пытка. Никто и никогда не смотрел на меня так, как ты.

Заставив себя оставаться на месте, я покачнулся, подавляя желание подойти к нему. Сократить расстояние. Дотронуться до него.

После того одного раза, когда Эзра оставил меня одного в комнате посещений, я узнал, что это против протокола. Если в помещении нет двух надзирателей, мы должны стоять вне досягаемости заключенного, хотя цепь и прикована к полу. Мы никогда не должны оставаться одни в комнате с заключенным из 12 блока.

Никогда.

Когда Деррик ушел, я должен был покинуть комнату. Запереть ее. Подождать снаружи, если уж пришлось задержаться. Но когда я находился рядом с Бишопом, все эти протоколы и правила превращались в неясную мешанину.

Мои ноги игнорировали его протесты. Мой разум бунтовал. Я подходил ближе, один размеренный шаг за другим, пока не оказался на таком расстоянии, что можно протянуть руку и дотронуться до него.

Голод расцвел в его глазах, пока он наблюдал за мной тем ровным взглядом. Он передвинул руки на колени, и цепи звякнули в тишине комнаты. Он был прямо передо мной. Рядом никого не было. Надо лишь протянуть руку и...

Бишоп поднял ладони (обе вместе, потому что у него не было выбора), и я среагировал без раздумий, испытывая лишь жгучее желание ощутить его теплую кожу на своей.

Наши пальцы вскользь соприкоснулись.

Мое сердце затрепетало от предвкушения.

Ладонь к ладони.

Никакого окна между нами.

Наш контакт был легким. Робким.

Опасным.

Наши пальцы инстинктивно переплелись, цепляясь и держась. Мы оба наблюдали друг за другом. Ни один не осмеливался заговорить.

Я шаркающим шагом подвинулся ближе. Наши колени соприкоснулись.

Движение по ту сторону окна застало нас врасплох, и я отпрянул так быстро, что едва не споткнулся о собственные ноги и не упал. Наша связь разрушилась, когда охранник завел в комнату стареющую бабушку Бишопа.

Мое помутнение сознания было недолгим, но имело бы серьезные последствия, если бы я попался.

Проблеск понимания отразился на лице Бишопа, когда я отступил к двери, вышел и запер ее за собой. Мое сердце колотилось о ребра. Следующие несколько минут я с закрытыми глазами прислонялся к стене. Хавьер прав. Я беспечен, и если не поумнею, то все рванет мне в лицо.

Я оттолкнулся от стены и подошел к окну, которое давало мне обзор на комнату посещений. Бишоп говорил с бабушкой, и та мирная доброта сочилась из него, пока он улыбался и общался.

Я знал, что надо сходить на обед, уйти, пока есть возможность, но мне совершенно не хотелось. Так что я стоял и смотрел, подмечая все его выражения лица и повадки. Он уделял бабушке безраздельное внимание, говоря, делясь и улыбаясь особенной улыбкой, которая принадлежала ей одной. Его любовь расходилась по комнате, прогоняя тьму тюрьмы и сияя чистотой, которую надо увидеть своими глазами, чтобы понять.

Когда он находился в данной комнате с этой женщиной, все его тревоги исчезали. Они как будто могли бы болтать где угодно. В беседке, в парке, в местной кофейне. Эти еженедельные визит давали Бишопу что-то, чего он ждал с нетерпением — капельку радости в несчастном существовании.

Я узнал об его отношениях с бабулей, о том, как она воспитывала его и брата. Я знал, что она важна в его жизни. Бишоп мало говорил о Джалене. Может, он и простил Аянну за все, что связано с его арестом, но он не простил брата.

До меня дошла одна мысль, и я осознал, что пожилая женщина навещала его не одна. Джален ждал на парковке или вернется через два часа.

Оставив Бишопа, я решил, что мне и правда надо кое-что сделать в свой часовой перерыв на обед.

Глава 13

Лицо Деррика просияло, когда я влетел в комнату для персонала. Он пинком выдвинул стул напротив себя и махнул мне.

— Не думал, что ты придешь. Садись. Мне не помешает компания.

— Я бы с радостью, но мне надо кое с кем встретиться. Это может не занять много времени, так что прибереги мне местечко.

Я схватил рюкзак, решив, что если не найду брата Бишопа на парковке, то пообедаю в своем джипе; слишком много молодого ума и энергии Деррика будет перебором.

Любопытство заставило меня шагать быстро. Адреналин курсировал по венам, пока я думал, что скажу Джалену, если найду его. Я не знал, зачем искал встречи с ним, только понимал, что испытываю внезапный порыв отыскать еще одну связь с Бишопом. Узнать больше.

На парковке я прикрыл глаза ладонью от полуденного солнца и осмотрел машины и грузовики в поисках автомобиля с кем-либо внутри. Я не знал, как выглядел Джален, но я не был стеснительным, так что даже если подойду не к тому человеку, это меня не смутит. Если он здесь, то я хотел его найти.

Пот собирался под моей плотной униформой и смачивал волосы на висках, пока я шел между рядов припаркованных автомобилей. Отдергивая ткань рубашки от тела и слегка обмахиваясь ей, я уже собирался сдаться, капитулировать перед летней жарой и пойти в местечко попрохладнее, но тут заметил движение на дальней стороне парковки у забора. Мужчина прислонялся к бордовому Понтиаку Гранд При с четырьмя дверцами.

Он стоял спиной ко мне, но его темная кожа и телосложение напоминали Бишопа. Его черные волосы были коротко подстрижены, плечи выглядели широкими. Приближаясь, я заметил, что на нем была угольно-серая майка, потрепанные джинсы Левайс и коричневые рабочие ботинки со стальными носками. Шнурки не были зашнурованы, просто засунуты за верх ботинок, будто ему было лень, или он слишком спешил.

Он опустил голову, уткнувшись в смартфон, и печатал большими пальцами обеих рук. Улыбка на его лице вторила улыбке Бишопа.

— Джален? — крикнул я, когда оказался в пределах слышимости.

Он дернулся и резко вскинул голову. Брови нахмурились, улыбка исчезла. Проступило непонимание.

— Да? Это я, — он глянул на ворота тюрьмы возле будки охраны, затем снова на меня. — Что-то случилось?

Он был более худым, чем его брат, но имел достаточно мышц, чтобы я предполагал, что его работа подразумевает интенсивный физический труд. Мы были примерно одного возраста, но он производил впечатление более молодого.

Я протянул руку и дружелюбно улыбнулся.

— Энсон Миллер.

Он пожал руку, но вопросительное выражение так и оставалось на лице.

— Джален Ндиайе, но вам это уже известно. Вам нужно, чтобы я зашел внутрь или что? Я говорил ей, что помогу с бумагами, но она не слушает.

Я предположил, что он говорит о своей бабушке, так что отмахнулся и сунул руки в карманы, стремясь к небрежности.

— Нет, все хорошо. Она сейчас на посещении. Я надзиратель. Охранник в секции вашего брата. Я подумал, что вы можете быть здесь.

Его тело напряглось, и он сунул телефон в карман, после чего скрестил руки на груди.

— Да? Ну вот он я. Чего вы хотели?

— Да. Я... Он упоминал вас несколько раз. Я подумал... — да понятия не имею, о чем я думал. — Может, мы могли бы поговорить.

Он тряхнул головой, будто я нес какой-то бред.

— Поговорить о чем?

— О вашем брате.

Если я думал, что пронизывающий взгляд Бишопа нервировал, то это ничто в сравнении со взглядом Джалена. Он склонил голову набок в той же манере, которую я столько раз замечал за Бишопом. Он нахмурился еще сильнее.

— Не уверен, что понимаю, зачем надзиратель, — он махнул рукой, указывая на мою униформу, — хочет обсудить моего брата. Если он сделал что-то не то или не подчиняется каким-то правилам, то я уверен, что на такой случай существуют протоколы, и они не включают выслеживание членов семьи на парковке. Я прав?

Моя спина напряглась, расслабленная поза сменилась более обороняющейся стойкой. Не то чтобы я ощущал какие-то враждебные намерения, но горечь буквально волнами исходила от Джалена. Когда кто-то оскорблялся, то инстинктивно хотелось насторожиться — слишком много лет стажа сформировали такую привычку.

— Бишоп не сделал ничего плохого. Я здесь как дру...

— Практически уверен, что два убийства с отягчающими обстоятельствами — это плохо, офицер, — он показал пальцами кавычки в воздухе, подчеркивая свой посыл. — Из-за этого он здесь, так?

— Вы правда верите, что он виновен в этих преступлениях?

Я ответил на его недрогнувший взгляд таким же твердым взглядом. Бросил ему вызов, пусть осмелится солгать мне в лицо. Это было мимолетным, но его щека дернулась, взгляд скользнул туда-сюда. Неважно, что утверждал Джален, правда была на виду.

— Неважно, что я думаю.

— Неправда. Это очень важно. Для него, — я махнул рукой на бетонное здание, вмещавшее его брата.

Джален ничего не сказал. Он закусил щеку изнутри, нахмурившись, и снова достал телефон, откровенно игнорируя меня и строча сообщения. Может, ему и было за тридцать, но с моей точки зрения он был каким-то наглым подростком.

— Ты хоть понимаешь, каково это — жить в камере смертника? — Джален не поднимал головы, но я продолжал, зная, что он прекрасно меня слышит. — Это непросто. Ты ограничен помещением, которое меньше ванной комнаты в домах большинства людей. Кровать, которую там предоставляют, не вмещает 195 см роста как у твоего брата. Матрас от силы пять сантиметров толщиной. Он сырой, плесневелый и горячий. Единственное окно — это крохотная щель под потолком, не дающая света. Ты ешь, срешь и спишь в этой комнате. Никаких удобств. Единственный момент, когда тебе разрешается выйти — это в душ и для отведенного времени досуга.

Он продолжал игнорировать меня, так что я рванулся к нему, выхватил телефон из его руки и бросил на крышу машины, чтобы он уделил внимание. Затем вплотную приблизил свое лицо к его лицу.