Глава 9

Как только Николас увидел Грейс на тротуаре перед сломавшейся машиной, его мозг перестал работать, и все решения были делегированы органу внизу, который, как известно, не способен думать, не говоря уже о том, чтобы отличать правильное от неправильного. И всё рухнуло в момент, когда он заглянул в эти глаза, затуманенные желанием, когда положил руку на её бедро, потом обхватил грудь, а затем обладал обнажённой перед собой, под собой, вокруг себя. Грейс, которая была мечтой, воплощённой в плоть, Грейс, которая пожирала его ртом и телом, Грейс, которая заключила его в такую тесную паутину наслаждения, что Николас даже на секунду не подумал о том, чтобы уйти после того первого раунда. Ни после второго, ни после третьего.

Мысль остаться пришла внезапно посреди ночи, после того как она заснула. И тогда его охватил страх, такой же липкий, как холодный пот. Желать женщину перед тем, как отнести её в постель, было нормально, но после нескольких часов фантастического секса — не очень, и Грейс была наименее подходящей кандидатурой для подобных эмоций. Николас не собирался ни с кем сближаться, делиться привычками или знакомиться с новыми. Не в тридцать семь лет.

Но потом он остановился, чтобы взглянуть на неё; это была глупая оплошность. На измятой многочасовым наслаждением постели Грейс выглядела томной и тёплой, искушение стало слишком велико, а сети паутины удовольствия настолько тугими, что Николас поддался.

Он положил на стул одежду, которую собирался надеть, и скользнул под простыни. Грейс не спала — он понял это по тому, как изменилось её дыхание, став менее глубоким, но он не стал анализировать причину притворства. Николас прикоснулся к ней, поцеловал, снова поглотил, и это было идеально. Лучше, чем в предыдущие разы, потому что их тела узнавали друг друга на инстинктивном уровне и находили правильные места, где прикасаться, целовать, поглощать.

Сам не зная как, он оказался за завтраком, перед чашкой капучино и подносом с круассанами, рядом с Грейс, обнажённой и мокрой после душа, которая смотрела на него со смесью благодарности и обожания, что настораживало. Как только закончит есть, он поцелует её в щёку и вернётся в Рим, чтобы спланировать выходные. Может быть, он позвонит какой-нибудь старой знакомой, чтобы заняться сексом без всяких запретов и надежд. Любая женщина подойдёт, лишь бы она не смотрела на него таким взглядом, как у Грейс — полным жгучего желания и с губами, припухшими от его поцелуев.

Ему хотелось убежать как можно дальше и в то же время стащить с неё халат и овладеть прямо на полу, в луже света, нарисованного восходящим солнцем.

— Извини, если напугал. Я думал, что застану тебя ещё в постели, — с подчёркнутой беспечностью сказал Николас, откусывая круассан с кремом и разглядывая часть груди, выступающую из махровой ткани халата.

— Забыла закрыть ставни вчера вечером, иначе я бы ещё спала.

— Ты крепко спишь. И да, я шумел: душ и всё остальное.

— Я люблю поспать, — Грейс вытерла руки бумажной салфеткой, которую комком бросила на стол. — И вообще, я не привыкла к такому сексу. Я уже несколько месяцев не занималась им, понятно, в конце концов, свалилась.

Она сказала это непринуждённо, словно они обсуждали чёртово слияние компаний.

Затем встала из-за стола, унося пустой поднос, пахнущие кофе пластиковые стаканчики и скомканные бумажные салфетки.

Выбросила всё в мусорное ведро, а Николас смотрел на её босые ноги, точёные икры, и его мысли запутались, застревая на признании, произнесённом с полной откровенностью. У неё не было секса… как давно?

— Как давно у тебя не было мужчины?

Голос прозвучал сдавленно, и он почувствовал, как между ног нарастает давление.

Николас представил, как Грейс лежит на столе, широко раздвинув бёдра, а он, зарывшись головой в середину, пирует, будто она одно из тех пирожных с кремовой начинкой.

— Ммм… думаю, несколько месяцев.

Она ответила с тем же безразличием, повернувшись к нему спиной.

— Будь точнее, — умолял он, чувствуя себя жалким.

Грейс повернула голову и посмотрела на него через плечо.

— Прости, но какая разница?

Николас встал, опрокинув на пол стул. Он не потрудился поднять его и поставить на место. Он решительно подошёл к Грейс, а она озадаченно смотрела на него. Оказавшись рядом с ней, он обнял её сзади и стал возиться с узлом на поясе, а развязав, распахнул халат.

Обнажённая Грейс была такой же, как он себе представлял — мягкой, тёплой, притягательной. Он взял её груди в руки и застонал вместе с ней. Грейс откинула назад голову и выгнула спину навстречу мучениям, вызванным его пальцами.

— Грейс, я либо трахну тебя, либо взорвусь… Солнце стояло высоко в небе. Николас взглянул на часы на прикроватной тумбочке — доисторический экземпляр, одно движение стрелок которого, издавало невероятный грохот.

Он удивлялся, как она может это выносить. Всё в квартире было антикварным, от полов до мебели, выглядевшей так, словно её взяли из кукольного домика. Повсюду лежали книги — на настенной полке, стопкой на прикроватной тумбочке, в явном хаосе на каждой свободной полке, даже в ванной. Однако на стенах он не увидел ни одной картины, а скудость мебели и обстановки заставляла предположить, что Грейс живёт здесь недолго.

Грейс снова задремала, позволяя ему смотреть на неё сколько пожелает. Николас рассматривал её спокойно, как никогда не мог сделать ни в офисе, ни во время встреч, ни когда они виделись вне работы, потому что, если бы он поддался искушению, Грейс поняла бы, какой одержимостью стала для него.

Такой она и осталась до сих пор. Одержимостью. Несмотря на дикий и неистовый секс, он чувствовал к ней нездоровое влечение. Грейс даже не была самой красивой женщиной, с которой он когда-либо занимался сексом, но она была многим другим: чувственная, элегантная, утончённая, умная, обладала острым чувством юмора, а также была трансгрессивной и раскованной. Они испробовали всё, что могут испытать два обнажённых тела, но если бы Николас дал волю своему пылкому воображению, то, уверен, сумел бы создать короткометражный фильм, достойный лучшего Марио Сальери.

Она пошевелилась, простыня сползла в сторону, обнажив провокационные бёдра.

Николас провёл пальцем по следам от купальника, которые оставили жемчужные дорожки на фоне золотистой кожи.

— Прости… я только и делаю, что засыпаю… — пробормотала она, поворачиваясь к нему лицом и обнажаясь полностью.

Николас почувствовал покалывание между рёбрами, что-то слишком далёкое от возбуждения, чтобы быть знакомым. Его рука шевельнулась прежде, чем он успел обдумать жест. Он потянулся к ней рукой, и через мгновение уже гладил изгиб её щеки, задержавшись на контуре скулы, чтобы ощутить шелковистость кожи. Проследовал ниже, коснулся губ в череде лёгких поцелуев, и нежелание трогать лоно, сосать её соски или впиться в губы, может быть, не в такой последовательности, вызвало у него приступ страха.

— Можешь не извиняться. Я рад, что утомил тебя.

Она удовлетворённо улыбнулась, потягиваясь в медленном, гипнотическом танце.

— Но теперь мне любопытно.

Грейс расхохоталась, возможно, представив себе вопрос, который он собирался ей задать.

— Сколько времени прошло с последнего раза?

Грейс приподнялась, взбила подушки за спиной и уселась, бросив на него весёлый взгляд.

Она согнула одну ногу и сложила руки на животе, заключив грудь в манящую скобку.

— Девять месяцев, плюс-минус.

— Ах, однако… — Не так уж и много!

Николас скептически приподнял бровь.

— Ну, говори за себя.

— Женщины не такие, как мужчины, мы не думаем, как бы трахнуть всё, что дышит… — Неправда… — Ты только что сказал, что девять месяцев — это очень долго!

— Потому что мы разные.

— И, значит, права я, — она нагло ухмыльнулась, а он испытал искушение стереть эту улыбку долгим, карающим поцелуем, только ради того, чтобы заткнуть ей рот, попробовать на вкус, подтвердить свои собственные слова. Ведь это было неправдой, что он готов трахнуть любую женщину, по крайней мере, не в этот момент. Модели с обложки Blitz могли продефилировать по подиуму, но он всё равно предпочёл бы женщину рядом с собой, ту, которую трахал всеми возможными способами, ту, которая, очевидно, вые*ала ему мозг, поскольку он хотел знать о ней больше, чем просто обладать её телом.

— Допустим, ты права, чисто гипотетически, что должно быть у мужчины, чтобы привлечь тебя? Кроме красивого лица, конечно.

— Хочешь верь, хочешь нет, но одного красивого лица недостаточно.

— Приведи пример.

«Скажи мне, что тебе нравится во мне. Скажи, что я нравлюсь тебе больше, чем любой другой мужчина, которого ты когда-либо встречала». — Я не знаю, что ответить. Это субъективно.

— Ты когда-нибудь была влюблена?

И откуда только взялся этот вопрос?

Грейс опустила лицо и стала теребить край простыни.

— Может быть, однажды, очень давно.

Николас с трудом сохранял непринуждённую позу. Ему хотелось встряхнуть Грейс за плечи и заставить признаться во всём, о её прошлом.

— Откуда ты знаешь, любила ты его или нет?

— Потому что ситуация была… необычной, — она покраснела и бросила на него быстрый взгляд.

— Теперь мне ещё любопытнее.

Она улыбнулась, чуть поджав губы, а Николас почувствовал раздражающее щекотание между рёбрами и кислое бурление в груди. Эта крошечная улыбка, кому она предназначалась?

— Мне было двадцать лет, я училась в университете. Тогда я была совсем другой.

— Мы все изменяемся.

— Но я была совсем другой, поверь мне. Настолько застенчивая, что краснела, как только кто-нибудь со мной заговаривал. К тому же я страдала от панических атак, что не совсем идеально для социальной жизни девушки.

— Он был уверен в себе, видел за пределами внешности и стеснительности. С ним ты могла быть собой, может быть, даже не краснеть. Возможно, ты даже была девственницей.