Он мечтал, чтобы с этой кожи не сходили поставленные им засосы, и чтобы разбуженный в нем ненасытный зверь мог каждую ночь вгрызаться в эту сладкую плоть, наполняя нутро горячей любовью до тех пор, пока хотя бы немного не удовлетворит свой чувственный голод.

Однако любовь заставила Мо Жаня проникнуться состраданием.

Это чувство вынудило его считаться с желаниями Чу Ваньнина. Теперь он хотел видеть его воодушевленным и полным сил, верхом на легконогом скакуне или выступающим против суетного мира с мечом в руке, одним взмахом длинного рукава сметая облака, словно свежевыпавший снег.

Он был готов позволить ему вознестись до небес и, возвысившись над всеми деревьями в лесу, накрыть все живое тенью своей доброты и человеколюбия. Согласен потворствовать его стремлению раскинуть над миром свою пышную крону, и позволить ветру и дождю ломать его ветви и срывать листья.

Так любовь надела кандалы на его инстинкты и обуздала его животные желания. Заставила скромно опускать глаза и подавлять сжигающий сердце жар, впредь строго придерживаясь правил приличия.

В этой жизни он был согласен навеки запереть в клетку свою животную натуру и вырвать из ее пасти остро заточенные клыки.

Когда-то любовь сделала его собственником и эгоистом, теперь из-за любви он стал терпеливым и бескорыстным.

Ведь только так в итоге он не будет пытаться, как в прошлой жизни, связать и изменить Чу Ваньнина.

Эта запоздалая чистая любовь смогла заставить Наступающего на бессмертных Императора сдаться и по своей воле согласиться остаток жизни просто быть рядом с Чу Ваньнином.

Меч медленно поднялся, постепенно достигнув нужной высоты. Хотя Чу Ваньнин не смотрел вниз, но скрытые длинными рукавами кончики пальцев едва заметно дрожали, а кожа на голове онемела.

Заметив состояние Чу Ваньнина, Мо Жань попытался его успокоить:

— Не бойтесь, это ведь то же самое, что цингун.

— Это другое, — ответил Чу Ваньнин, — в цингуне все зависит только от тебя, а тут решает меч...

— Но мечом-то управляете именно вы.

— Мечом управляет душа меча! — сердито возразил Чу Ваньнин.

Мо Жань: — ...

Кажется, он начал понимать, почему его наставник, который был известен как непревзойденный мастер цингуна, боялся летать на мече. Просто в жизни Чу Ваньнин привык полагаться только на себя, поэтому мог оставаться спокойным, лишь используя собственные силы.

Осознание этого очень расстроило Мо Жаня и ранило его сердце.

— Все хорошо, Учитель, вам просто нужно довериться Хуайше.

Хотя лицо Чу Ваньнина казалось спокойным, но скрыть волнение и панику в глазах у него не получалось. Мо Жань видел, что его лоб покрыла испарина, а ноги дрожат. В таком нестабильном состоянии продолжать этот урок было опасно. Если Чу Ваньнин сейчас упадет с меча, есть вероятность, что его страх укоренится еще глубже, поэтому Мо Жань поспешил предложить:

— Давайте пока закончим.

Чу Ваньнина не пришлось упрашивать, и они тут же спустились. Оказавшись на земле, его наставник немного пришел в себя и сразу спросил:

— Как высоко мы поднялись?

Намеренно преувеличив его достижение, Мо Жань ответил:

— Выше пяти метров.

Чу Ваньнин от изумления широко раскрыл глаза:

— Так много?

— Так и есть! — Мо Жань широко улыбнулся, — Учитель, вы такой крутой, что в следующий раз с легкостью подниметесь выше ста пятидесяти метров.

— ...

Стоило Чу Ваньнину услышать про сто пятьдесят метров, и его побледневшее лицо стало совсем белым. Отмахнувшись, он отвел глаза и молча уставился на Хуайшу.

Немного погодя Мо Жань предложил:

— Учитель, чтобы привыкнуть к ощущению полета, давайте вместе пролетим один круг на моем мече.

— В этом нет необходимости. Не нужно.

— Но, Учитель, стоя на мече, вы ни разу так и не взглянули на землю.

Своими словами Мо Жань попал прямо в цель. Каждый раз, когда Чу Ваньнин летел с кем-то на мече, он смотрел в спину человека перед ним или в какую-нибудь другую точку, стараясь представить, что они все еще на земле.

Мо Жань снова призвал свой меч, специально расширил его чуть больше, чем было необходимо, после чего, наступив на него ногой, обернулся и мягко позвал:

— Давайте, идите ко мне.

Стиснув зубы, Чу Ваньнин собрался с силами и легко вскочил на зависший над землей меч.

— Займите устойчивое положение, — посоветовал Мо Жань.

Следуя его приказу, меч быстро взмыл в воздух и набрал высоту. Сначала Чу Ваньнин как обычно закрыл глаза, но, услышав смех Мо Жаня в своих ушах, пришел в себя и, набравшись храбрости, посмотрел вниз.

Казалось бы, ничего страшного, всего один взгляд, но все волосы на его теле тут же встали дыбом.

Этот сукин сын Мо Жань продолжал набирать скорость, взлетая все выше в небеса. Очень скоро остров Фэйхуа остался далеко позади. Шквальный ветер свистел в ушах и, быстро прокравшись под одежду, пробирал до костей. С единственной опорой в виде меча под своими ногами они летели над морем, черные воды которого этой ночью напоминали огромную пасть древнего гигантского монстра, готовую поглотить неосторожно упавших в нее глупых людишек.

Ресницы Чу Ваньнина задрожали, и он неосознанно снова закрыл глаза. В этот момент он услышал голос Мо Жаня за своей спиной:

— Не бойтесь, с вами ничего не случится.

— Я... не боюсь, — пробормотал Чу Ваньнин, лицо которого стало белее листа бумаги.

Мо Жань с улыбкой ответил:

— Отлично! Не боитесь, значит не боитесь. Тогда, если вам вдруг станет холодно или скучно, просто скажите, и я сразу же верну вас обратно на остров.

Чу Ваньнин ничего не ответил, ведь он прекрасно понимал, что Мо Жань просто дал ему возможность отступить, сохранив лицо.

В конце концов, дрожащий от холода уважаемый бессмертный несомненно выглядит куда лучше, чем уважаемый бессмертный, дрожащий от страха высоты.

Увидев, что несмотря на душевные страдания, этот гордец упрямо отказывается признаться в своей слабости, Мо Жань не выдержал и предложил:

— Я еще немного увеличу меч.

Он поднял руку и увеличил лезвие в несколько раз, так, чтобы можно было встать бок о бок с Чу Ваньнином.

— Учитель, через несколько дней пожар в Линьи потухнет. Мы просто вернемся на Пик Сышэн, но что делать с привезенными нами людьми? — Мо Жань специально завел этот разговор, чтобы отвлечь Чу Ваньнина и помочь ему немного расслабиться.

Несмотря на собственный душевный разлад, Чу Ваньнин смог собраться и спокойно ответить:

— Мы отвезем их в Шучжун.

— А?

— Им лучше будет там, чем в землях Линьи, которые после пожара превратятся в непригодное для жизни пепелище.

Мо Жань кивнул:

— Ладно.

Сердце его сжималось от боли, стоило ему взглянуть на побелевшего Чу Ваньнина. Не выдержав, он сам предложил:

— Может, вернемся?

— Нет, полетаем еще немного.

Мо Жань снова увеличил размер меча и попросил Чу Ваньнина сесть. В конце концов, сидеть и смотреть вниз легче, чем делать это стоя. После этого он принялся плести барьерное заклинание. Краем глаза заметив его действия, Чу Ваньнин повернулся к нему и спросил:

— Что ты делаешь?

— Это просто барьер, отгоняющий холод, — ответил Мо Жань, одарив его теплым и нежным взглядом, — на такой высоте слишком холодно.

Чу Ваньнин не стал с ним спорить.

Барьер Мо Жаня оказался очень похож на тот, что обычно создавал он сам, вплоть до проступивших на духовной сфере яблоневых цветов, только у Чу Ваньнина они сияли расплавленным золотом, а у Мо Жаня — алым огнем.

Под этим полупрозрачным барьером, который по сути спасал лишь от холода, он вдруг почувствовал себя под защитой и даже океан под ними уже не казался таким устрашающе темным. Напряженное тело Чу Ваньнина постепенно расслабилось, сбившееся дыхание стало более ровным и размеренным.

Сидящий рядом с ним Мо Жань с улыбкой сказал:

— Учитель, посмотрите вон туда.

— Куда?

— Там, видите?

— ...

Чу Ваньнин долго смотрел в том направлении, куда указывал Мо Жань, но ничего примечательно так и не увидел. Нахмурившись, он сказал:

— Кроме луны ничего там нет.

— Вот именно, это луна.

Удивленный Чу Ваньнин на миг замер, после чего спросил:

— И что в ней такого? С земли она выглядит точно так же.

Мо Жань улыбнулся:

— Это первый раз, когда я любуюсь луной вместе с учителем.

Чу Ваньнин ничего не сказал. Когда Мо Жань уже и не ждал ответа, Чу Ваньнин вдруг прошептал:

— На самом деле это не так. Мы с тобой уже смотрели на нее раньше.

— ...Что?

Сбитый с толку Мо Жань повернулся и удивленно уставился на него.

Бледное лицо Чу Ваньнина в свете луны было похоже на белые лепестки цветка, раскрывшегося навстречу луне. Густые ресницы прикрывали темные глаза, в глубине которых, словно на дне морском, скрывались неведомые ему воспоминания.

— Это было слишком давно, ты, должно быть, уже не помнишь, — сказал Чу Ваньнин, — а впрочем, это не так уж и важно.

Мо Жань не знал, что и сказать. В общей сложности он прожил дольше, чем сидевший рядом с ним Чу Ваньнин. Многие воспоминания сгладились и стерлись из его памяти, так что, возможно, Чу Ваньнин помнил и хранил вместо него в своем сердце то, что он давно забыл.

Сейчас, глядя на его профиль, он не мог не испытывать горькую вину, но был в ней и привкус медовой сладости. Внезапно память подбросила ему образ парчового мешочка, и Мо Жань вспомнил, о чем вчера хотел спросить Чу Ваньнина... почему он так бережно хранит их сплетенные волосы и воспоминания о минутах, проведенных с ним…

В городе Цайде и в озере Цзиньчэн...

Во время Небесного Раскола он пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти его.

Почему?

Раньше он не решался строить настолько смелые догадки, считая, что это было бы слишком дерзко и нагло с его стороны.

Но маленькие открытия последних двух дней раздули греховное пламя в его волчьем сердце.

Почему?

— Учитель.

— А?

Горячая кровь прилила к сердцу Мо Жаня, в горле пересохло от неутолимой жажды, а в глазах вспыхнуло обжигающее пламя желания. Внезапно ему захотелось прямо сейчас придвинуться ближе и поцеловать его, а потом, набравшись храбрости, задать всего один вопрос... я тебе нравлюсь?