Глава 145. Учитель получил сотрапезника

Леса окрасились в золото и багрянец, время страды подошло к концу.

К их отъезду жители деревни Юйлян подготовили много больших и маленьких узелков, корзин и мешков с вяленым мясом, рисовым печеньем, пряностями и мешковиной. Кроме того, они так и норовили сунуть в руки Мо Жаню и Чу Ваньнину свертки с едой.

Хотя Пик Сышэн не испытывал проблем в снабжении, но селяне делали это от чистого сердца, и отказ обидел бы их. Поэтому двум даосам оставалось только с благодарностью принять эти дары и помочь старосте загрузить их в седельные сумки.

Пришла и Лин-эр. В руках у девушки была бамбуковая корзинка, накрытая расшитым голубой нитью полотном. Под тканью оказались паровые булочки и с десяток вареных зеленых яиц[145.1].

Она встала перед конем Мо Жаня. Взгляд ее ясных больших глаз, интуитивно различающих ложь и правду, скользнул по его внушительной фигуре и тут же вильнул в сторону. Она хотела увидеться с ним в последний раз, но сейчас, вспомнив, как в ту ночь, подогретая алкоголем и расчетом, смело призналась ему в своих чувствах, девушка почувствовала себя очень неловко. Помявшись, она вышла вперед и, подняв корзину над головой, обратилась к сидевшему на лошади красавцу:

— Бессмертный господин Мо, это… это то, что я сама приготовила утром. Возьмите с собой и поешьте в дороге с бессмертным господином Чу.

Не зная ее намерений, Мо Жань с сомнением посмотрел на нее, не уверенный, стоит ли принимать от нее что-то.

Лин-эр, однако, поняв его опасения, внезапно вскинула голову и прямо взглянула на него. Ее щеки полыхали от стыда, но в глазах были видны упрямство и раненая гордость.

Хотя она приложила все силы, чтобы дотянуться до этого великого бессмертного, Лин-эр была не из тех девушек, которые не знают, что такое чувство собственного достоинства, и преследуют объект своих мечтаний даже после того, как их отвергли. Она лишь сказала:

— Бессмертный господин, не беспокойтесь. Лин-эр не имеет никаких скрытых намерений. Я лишь хотела поблагодарить вас за те замечательные две недели, что господа даосы заботились о деревне Юйлян.

Мо Жань принял корзинку и, бросив на нее взгляд из-под полуопущенных ресниц, искренне ответил:

— Спасибо, барышня.

— Бессмертный господин очень любезен.

Убедившись, что эта девушка смогла справиться с чувствами в своем сердце, Мо Жань почувствовал укол вины в отношении нее и, в конце концов, не удержался от вопроса:

— Барышня, какие у тебя планы на будущее?

— Бессмертный господин, зачем вы спрашиваете?

— Я чувствую, что барышня не из тех людей, кто может долго жить в сельской местности.

На губах Лин-эр появилась улыбка, но в глазах все еще можно было прочесть затаенную обиду:

— Я думала отправиться в Верхнее Царство. Слышала, что Духовная школа Жуфэн славится своим милосердием. В Линьи простые люди из Нижнего Царства могут получить работу и не бояться быть вышвырнутыми за городские ворота. Я хороша в рукоделии, неплохо готовлю, так что точно смогу найти свое место в жизни.

Конечно, о самом главном она умолчала. Духовная школа Жуфэн среди прочих заклинательских школ была самой многочисленной. Под ее контролем находилось семьдесят два города, а Линьи был ее сердцем. Из десяти человек, встреченных на улицах Линьи, пять точно были заклинателями, поэтому там проще всего было встретить подходящего для ее целей достойного мужчину.

Чу Ваньнин не знал о ее целях, но, услышав о желании девушки отправиться в Линьи, нахмурился и посоветовал:

— Духовная школа Жуфэн — это слишком глубокие воды. Одинокой девушке выжить там будет очень непросто. Барышня, если собираешься переселиться в Верхнее Царство, почему бы тебе не отправиться на Остров Линьлин в Янчжоу?

— В Янчжоу мне не выжить, расходы на еду и одежду слишком велики, — ответила Лин-эр. — Большое спасибо, бессмертный господин, за совет и участие, но у Лин-эр есть своя голова на плечах.

Выслушав ее ответ, Чу Ваньнин понял, что убеждать ее бессмысленно и отступился.

Нагрузив лошадей седельными сумками, заклинатели пустились в путь. Проезжая мимо Цайде, Чу Ваньнин внимательно осмотрел установленный там магический барьер. К счастью, он и правда оказался очень мощным и устойчивым. Так как они скакали почти без передышки, то к полудню уже вернулись на Пик Сышэн.

Чу Ваньнин сразу же отправился с докладом к Сюэ Чжэнъюну, а Мо Жань, не зная чем себя занять, слонялся без дела. Около моста Найхэ он наткнулся на человека, старательно натирающего голову одного из львов, венчавших опоры моста.

Про себя Мо Жань подумал: «кто-то опять нарушил правила или сотворил что-то такое, за что его сослали заниматься этой тяжелой работой».

Как правило, отбывающий наказание человек чувствовал себя неловко, поэтому Мо Жань решил не подниматься на мост. Он уже собирался развернуться и уйти, но вдруг услышал, как кто-то окликнул его:

— А-Жань!

— …

Присмотревшись, он с удивлением обнаружил, что льва натирал не кто иной, как Ши Мэй. Мо Жань обомлел, ведь в голове его никак не укладывалось то, что сейчас видели его глаза.

Во-первых, он был удивлен, что такой благонадежный и правильный человек, как Ши Мэй, провинился так, что в наказание его отправили чистить мост.

Во-вторых, его поразило то, как он сейчас выглядит.

Учитывая то, что он совсем недавно своими глазами видел, каким долговязым стал Ши Минцзин, тем не менее издали Мо Жань его не признал. Более того, с каждой встречей Ши Мэй казался ему все более чужим и незнакомым, а теперь, увидев его на мосту, он даже не сразу признал его.

— Почему ты здесь? Что-то натворил? — спросил Мо Жань, подойдя к нему.

Ши Мэй выглядел несколько сконфуженно.

— Эм… нас наказали вместе с молодым хозяином.

— Мэнмэн? — после небольшой паузы Мо Жань рассмеялся.

Все было как обычно. Сюэ Мэн вечно во что-то вляпывался, и в этом уж точно не было ничего нового.

— На что он опять подбил тебя?

— Сказал, что хочет войти в запретную область на заднем склоне горы, чтобы поймать несколько призраков для тренировок.

— …

— И в итоге почти пробил брешь в барьере, который установил Учитель перед уходом.

Услышав это, Мо Жань не знал смеяться ему или плакать:

— Он считает, что призраки — это кошечки или собачки? Поймает их и будет воспитывать, как домашних питомцев. Ты тоже хорош! Видел же, что он опять валяет дурака, так почему не отговорил его?

Ши Мэй тяжко вздохнул, на лице его отразилась безысходность:

— Конечно же я пытался убедить его не делать этого, но все без толку. Я боялся, что он попадет в беду, поэтому и пошел с ним, чтобы помочь, если что… ох, забудь, просто ничего не говори, к счастью, несмотря на мою бесполезность, все закончилось не так уж и плохо. А-Жань, ты лучше о себе расскажи. Ты ведь с Учителем ездил в деревню Юйлян, чтобы помочь простым людям с уборкой урожая?

— Да.

— Ну и как, все хорошо?

— Да, все прошло очень гладко.

Перебросившись еще парой пресных фраз, они попрощались, и Мо Жань в одиночестве побрел по тенистой тропе через рощу. В своих мыслях он вновь вернулся в прошлое, только чтобы прийти к выводу, что все эти годы его чувства к Ши Мэю были похожи на навязчивую идею, где-то даже привычку, но никак не любовь.

Раньше он думал, что раз ему очень комфортно и хочется быть рядом с этим красивым, милым и талантливым юношей, то это и есть соблазн и чувства, но на деле все было совсем не так.

Людям нравятся красивые вещи. Как ни крути, он всегда восхищался экзотической красотой Ши Мэя, но если копнуть глубже, этот тип внешности нравился ему чисто эстетически и совершенно не будил в нем никаких желаний.

Ему нравилось смотреть на него, но точно также ему нравилось смотреть, как по осени горы одеваются в алый наряд и в жаркий летний день в пруду расцветают лотосы. Все эти годы, думая о Ши Мэе, он никогда не грезил ни о чем неподобающем и пошлом.

Да, он по-прежнему дорожил Ши Мэем и относился к нему с симпатией и заботой.

Но все же его восприятие отличалось от того, что было в прошлом. Сейчас Мо Жань наконец-то понял, что значит любовь именно для него. Он точно не добрый самаритянин Люся Хуэй[145.2]. Его любовь должна быть влажной и обжигающей, с полным проникновением и обладанием, множественным столкновением двух тел, пылающей в жилах страстью и обильным семяизвержением.

Да, он волкособ[145.3], хотя умеет ценить аромат диких роз.

Но у него острые клыки хищника и соответствующий аппетит, поэтому и питался он, конечно, не травой и цветами, а плотью и кровью.

К ужину Сюэ Мэн наконец-то закончил приводить в порядок книгохранилище, систематизировав и аккуратно сложив все канонические книги и свитки во второй секции. Он так вымотался, что даже в Зале Мэнпо продолжал вздыхать и охать, жалуясь на то, что даже его любимая острая рубленая жареная курятина по-ляньпиньски[145.4] не могла вернуть ему радость жизни.

Умирая от скуки, он вяло поигрывал палочками для еды, как вдруг увидел, что Чу Ваньнин вошел в столовую. В тот же миг его душа воспарила, и, резво вскочив с места, он выкрикнул на весь зал:

— Учитель!

Чу Ваньнин лишь раз глянул на него и чуть кивнул.

В это время Мо Жань сидел рядом с Сюэ Мэном и Ши Мэем. Эти трое учеников, словно связанные красной нитью судьбы, всегда ели вместе, но сегодня, стоило появиться Чу Ваньнину, Мо Жань поспешил сдвинуть всю посуду на столе, чтобы освободить побольше места рядом с собой.

— Что ты делаешь?

Мо Жань ничего не ответил, а просто улыбнулся Сюэ Мэну и, вскочив на ноги, помахал Чу Ваньнину:

— Учитель, садитесь здесь.

Сюэ Мэн: — …

Ши Мэй: — …

Уважение — это одно, а есть вместе — совсем другое дело.

В большинстве случаев люди предпочитают садиться за один стол и грызть кости с теми людьми, рядом с которыми они могут чувствовать себя свободно. Во время совместных приемов пищи как минимум нужно поддерживать застольную болтовню и быть терпимым к неизбежным оплошностям и проявлению дурных манер со стороны сотрапезников.