Глава 146. Учитель, то, что она хочет замуж, на самом деле не имеет ко мне никакого отношения!

С тех пор в Зале Мэнпо каждый день можно было наблюдать удивительное зрелище.

До Мо Вэйюя никогда ни один посторонний человек не посмел бы приземлить свой зад на «Почетное место старейшины Юйхэна».

Однако теперь все пришедшие в столовую ученики могли наблюдать, как Мо Жань мирно и спокойно ест вместе с Чу Ваньнином. Эти двое сидели лицом к лицу, и Мо Жань то и дело подкладывал в тарелку своего наставника что-нибудь вкусненькое.

— Шшш, смотрите скорее, старший брат Мо опять предлагает старейшине кусок говяжьей грудинки. Ба! Ставлю серебряную монету на то, что Юйхэн не будет ее есть.

Неподалеку группа учеников глазела на них, шепотом делая ставки.

— Я тоже готов побиться об заклад, что не съест. Старейшина Юйхэн, вроде бы, не любит говядину.

— А я ставлю на то, что съест. Все-таки голубиные яйца до этого он принял.

Вся компания, затаив дыхание, украдкой посмотрела в ту сторону, где нахмурившийся Чу Ваньнин проткнул палочками подброшенный в его тарелку кусок говядины и что-то холодно сказал Мо Жаню.

С такого расстояния было не расслышать, о чем они говорят, но по губам было видно, что Мо Жань что-то ответил, отчего выражение лица Чу Ваньнина стало еще более суровым.

Ученик, поставивший на то, что Чу Ваньнин не станет есть говядину, тут же просиял. Он так пристально смотрел на эту парочку, что вместо рта чуть не залил суп себе в ноздри.

— Смотри! Смотри, старейшина не ест. Он не стал его есть!

— Не бей меня локтем и говори потише. Если старейшина Юйхэн услышит, что мы делаем на него ставки, он с нас шкуру живьем спустит!

— Эй, мне все равно, эти двадцать серебряных монет мои!

Но прежде, чем спорщик успел забрать со стола «призовые» серебряные монеты и уйти, ученики, сидевшие рядом, хоть и понизив голос, довольно громко зашипели на него:

— Погоди, победитель еще неизвестен. Старейшина опять взялся за палочки!

— Как?

Они опять дружно уставились в ту сторону, где Чу Ваньнин снова прихватил палочками кусок говядины. Все спорщики полными надежды глазами следили за ним, словно сейчас в тисках этих палочек из белого нефрита был не кусок мяса, а их сердца. В этот томительный момент любое промедление причиняло невыносимую боль.

— Ешь! Ешь! Ешь его!.. Двадцать серебряных монет, двадцать серебряных монет, двадцать серебряных монет… — повторял ученик, поставивший на то, что Чу Ваньнин съест мясо. От напряжения у него начали трястись колени, а потом его тело застыло, а взгляд остекленел. — А?!

Ухватив мясо палочками, старейшина Юйхэн без лишних слов бросил его обратно в тарелку Мо Жаня!

— …

— Ха-ха-ха! Я победил! Трудно далась мне эта победа!

— Я ведь сразу сказал, что старейшина не будет это есть. Так что, отдавай мои монетки.

Проигравший ученик тяжело вздохнул. С поникшим видом он ударился лбом об обеденный стол и, повернув голову, в расстроенных чувствах уставился на Чу Ваньнина, думая про себя:

«Старейшина, я был неправ. Не стоило мне делать ставку на вас и тогда я не проиграл бы все деньги, отложенные на покупку духовных камней в этом месяце!»

В процессе этого самобичевания он первым заметил, что локоть Мо Жаня сдвинулся, а потом и его внушительное тело наклонилось вперед. Склонившись к Чу Ваньнину, он что-то сказал ему. А потом в пух и прах проигравший неудачник своими глазами увидел, как старший брат Мо подцепил все тот же многострадальный кусок грудинки и вместе с несколькими кусочками овощей поднес к губам Чу Ваньнина.

—..?!

Ученик был просто потрясен… Неужели старший брат Мо действительно собрался своими руками накормить старейшину Юйхэна?!

Очевидно, что Чу Ваньнин тоже оказался не готов к подобной наглости. Он тут же схватил свои палочки для еды и, отбросив все нормы приличия, постучал ими по палочкам Мо Жаня, а потом строго что-то сказал ему.

Хотя было ничего не слышно, но и по губам легко читалось:

— Положи!

Мо Жань со смехом тут же положил еду в тарелку, но не свою, а Чу Ваньнина, поэтому у его сотрапезника просто не осталось выбора, кроме как, тяжело вздохнув, без дальнейших препираний съесть и мясо, и овощи. Все это время более десятка пар жадных глаз внимательно следилили за ним, не упустив ни единой детали этого «представления».

— …

Все спорщики за столом обомлели, а тот ученик, который уже праздновал победу, просто дар речи потерял. Серебряные монеты, которые он уже держал в руках, со звоном посыпались на стол.

А вот распластавшийся по столешнице тоскующий парнишка тут же воспарил от счастья и, сверкая глазами, с пылом заявил:

— Я вырвал победу из пасти поражения! Ха-ха-ха! Поражение обернулось победой! Братья и сестры, уж извините, но все монеты возвращаются ко мне! Ха-ха-ха, вот так-о! Готовьте денежки, завтра снова сыграем! Ха-ха, приготовьтесь делать ставки!

В стороне ото всех сидели ни о чем не подозревающие наставник и его ученик. Мо Жань неспешно подъедал палочками остатки риса в своей тарелке, незаметно наблюдая за тем, как Чу Ваньнин, опустив голову, доедает говяжью грудинку.

В зале Мэнпо было жарко. Мо Жань закатал левый рукав по локоть, обнажив часть крепкого предплечья и красиво перекатывающиеся под кожей цвета дикого меда мышцы. Разливая наваристый бульон из супницы по тарелкам, он воспользовался тем, что Чу Ваньнин не смотрит на него, и добавил в его чашку побольше ребрышек. Так как мясо оказалось на дне, обнаружить его было нелегко.

— Учитель, пейте бульон, пока не остыл.

— Бульон?

Мо Жань невинно захлопал глазами:

— Ой, кажется, я забылся и налил и для вас тоже.

Чу Ваньнин посмотрел на бульон, на поверхности которого плавали красиво нарезанные кусочки овощей и зелени. То, что он увидел, выглядело очень аппетитно и пришлось ему по вкусу, поэтому он не стал отказываться и зачерпнул одну ложку.

— Ну как, вкусно?

— Сносно.

— Тогда не пропадать же добру, — улыбнулся Мо Жань, — съешьте весь.

Чу Ваньнин холодно глянул на него:

— Смеешь говорить это мне? Зачем опять нахватал столько разных блюд? В следующий раз не бери так много. Если не наешься, я поделюсь с тобой.

— Ха-ха-ха, ладно, в следующий раз возьму меньше.

Довольный его ответом Чу Ваньнин кивнул головой. Мо Жань взял двумя руками свою чашку с супом, но бульон оказался слишком горячим, поэтому он подул на него. За облаком ароматного пара мужественное лицо смягчилось, и на нем проступила скрытая нежность.

Горячий бульон – это удивительная пища. Иногда одна тарелка кипятка с мясом и специями может согреть человека от желудка до сердца. Кроме того, пить горячий бульон вместе с любимым человеком так же приятно, как бросать в воду каменные блинчики и наблюдать, как по спокойной глади расходятся искрящиеся в лучах солнца причудливые волны.

Мо Жань, в жизни которого было не так уж много таких моментов, невольно затаил дыхание.

Оказывается, чтобы почувствовать себя беззаботным и счастливым, ему нужно было только выпить эту чашу бульона.

Но ради этой чашки когда-то он пил кровь невинных и косил людей как траву. Из-за нее же сейчас нечистая совесть грызла его кости, а раскаяние разъедало внутренности.

Обхватив суповую чашку двумя руками, он поспешно осушил ее.

На сердце кошки скребли — ну и ладно! Не было уверенности в завтрашнем дне — не важно! Мучили угрызения совести – пусть так! В этот момент он не хотел изводить себя этими мыслями. В его жизни было слишком мало таких светлых минут, так что, если уж судьба вдруг расщедрилась на целую чашку счастья, нужно было, не раздумывая, хватать ее и есть здесь и сейчас. Дело не в том, что он не хотел медленно и неспешно распробовать этот незабываемый вкус, ведь на самом деле Мо Жань всегда истово завидовал таким людям, как Сюэ Мэн: рожденные в достатке, они могли легко и непринужденно вкушать все блага жизни, даже не задумываясь о том, что кто-то может их отнять.

Мо Жань не мог просто наслаждаться благами, ведь в этой жизни ему ничего не давалось просто так. За все приходилось бороться, а потом, скаля зубы и громко лая, оборонять вырванный кусок. Поэтому для него единственным способом навсегда сохранить что-то дорогое, было сожрать это. Когда дело касалось сохранения нажитого, Мо Жань всегда действовал как дикий зверь. Только проглотив добычу, он мог почувствовать себя спокойно, ведь эта вещь в его желудке, а значит теперь всегда будет принадлежать ему и больше никто не сможет ее отнять.

В детстве он отбирал еду у других детей.

В прошлой жизни он прибрал весь мир заклинателей.

В этой жизни он хотел захватить лишь чашку супа.

Разумеется, Мо Вэйюй знал, что в жизни своей сотворил много зла и боялся, что когда-нибудь судьба расквитается с ним за все. Поэтому он так торопился отхватить свой жалкий кусочек счастья, а потом снова мчался куда-то со всех ног, изо всех сил пытаясь оставить злой рок далеко позади.

Как и большинство людей, совершивших тяжкие преступления, он раскаивался и хотел начать все сначала. С этим грузом вины, даже сохраняя показную беззаботность, Мо Жань не мог избавиться от тревоги. «Что посеешь, то и пожнешь» — он точно знал, что это не пустые слова. Даже в эпицентре веселой кутерьмы у него не получалось радоваться жизни. Где-то на грани сознания он чувствовал, что это все не более, чем мираж, и, в конце концов, однажды он проснется в опустевшем Дворце Ушань и вернется в свой персональный ад.

Поэтому, пока этот бульон не остыл, он торопился отпить хотя бы еще несколько глотков.

Тогда, даже если однажды он получит по заслугам и отвергнутый всем миром в наказание будет сброшен в холодный бездонный омут, просто сохранив в груди воспоминание об этом тепле, даже в одиночку он сможет все выдержать.

— О чем задумался? — спросил Чу Ваньнин.

— А? — тихо откликнулся Мо Жань. Придя в себя, он поспешил со смехом отмахнуться. — Пустяки! Наевшись досыта, я люблю иногда просто сидеть и ни о чем не думать.