Глава 27. БУМАГА, КОТОРАЯ ГОВОРИТ

Я люблю баллады в печати, в жизни, ибо тогда мы уверены, что они правдивы. -SHAKESPEARE

Мы переходим к очевидному вопросу, затрагивающему популярную культуру, и одному из

самый сложный, несмотря на все внимание к нему: когда и как читательская материя повлияла на простого человека. Печатный станок стоит у входа в современный мир, как драконы охраняют врата храма. Но кто во Франции XIX века имел доступ к храму печатного станка? Ответ: на удивление многим, ведь для того чтобы пользоваться его продукцией, не обязательно читать. Однако книгопечатание было искусством городского масштаба, оно распространяло тексты, образы, идеи, сформулированные городскими умами. Как и печатные песни, они часто становились популярными в смысле их признания. При этом они не обязательно были таковыми по рождению.

Книги - явные представители печатной культуры и самые очевидные обитатели города. В эпоху Реставрации книги можно было купить в универсальных магазинах, у бакалейщика, у торговцев старой одеждой и секонд-хендом.

Мебельщики, все они часто продавали буквари, календари, альманахи и молитвенники, а некоторые из них также давали их взаймы". Публичных библиотек было мало, и они мало использовались. Когда при Реставрации префект Ниевра взял ключи от библиотеки в Невере, он хранил их у себя в течение года, и даже после этого его попросили вернуть их только потому, что "появился второй желающий". Когда и где библиотеки стали посещаться, как, например, в Лилле, они оставались уделом культурных людей и местных ученых, своего рода святилищем, где на блузы и сабо смотрели с опаской". Читальные залы, работающие на прибыль, были еще более недоступны не только с точки зрения стоимости, но и чисто физически, поскольку, как и книжные магазины, все они располагались в лучших районах города. Начиная с 1820-х гг. стали появляться различные инициативы по выпуску "хороших" книг - христианских, нравоучительных, часто с приправами, и эти произведения широко распространялись благотворителями и духовенством. Серьезные усилия предпринимались для того, чтобы они попали в руки мужчин, а иногда и женщин, принадлежащих к рабочему классу. Однако скудные свидетельства позволяют предположить, что они попадали в основном к среднему классу и тем, кто стремился к нему. Более бедные жители городских центров, если они и умели читать, не имели возможности уединиться для чтения книги, света, при котором ее можно было бы читать, а также, скорее всего, времени и сил для этого.

Ситуация изменилась только в 1860-е годы, когда "народные библиотеки" в крупных промышленных городах стали бороться за возможность захватить народное сознание; когда конкурирующие библиотеки-кредиторы, одни "красные", другие католические, вступили в политическую борьбу, свидетельствующую о существовании читающей публики из рабочего класса; когда власти небольших провинциальных городов сообщили о спонтанном создании "сберегательных обществ" для коллективной подписки на газеты. Но, опять же, практически все свидетельства и все цифры, касающиеся этой плохо документированной области, относятся к городским центрам.* К 1890 г. в 758 коммунах Лимузена действовало 11 "народных библиотек". Школьные библиотеки, конечно, были гораздо многочисленнее - 333 в 1877 г. для 396 публичных школ, но даже они выдавали в среднем только 30 книг в год до 1880-х гг.

Во времена Второй империи произошла революция в полиграфическом производстве, позволившая выпускать книги на более тонкой бумаге и мелким шрифтом, что значительно уменьшило их объем, а следовательно, и стоимость, и способствовало конкуренции, позволявшей продавать их дешевле. Тем не менее, романы, детские книги и другие "респектабельные" произведения, продававшиеся по цене, равной одному-двум дням зарплаты, были ориентированы не на рабочий класс, а на мелкую буржуазию. Шарль Нисар, чья "История популярных книг", изданная в 1854 году и переизданная десять лет спустя, остается самым богатым источником, был впечатлен растущей жаждой печатной продукции, которая позволяла издателям избавляться от нераспроданных запасов. В 1853 году, по всей видимости, ежегодно распространялось около девяти миллионов книг. Но когда мы слышим о рабочих, покупавших книги, - Агриколе Пердигье или Пьере Жиллане, - мы видим, что они покупали уличные издания.

В качестве товара продавцы предлагали "маленькие брошюрки по 30 сантимов, расклеенные на стенах или на парапете мостов: сокращения "Робинзона Крузо", "Телемаха", "Павла и Виргинии", "Жизни Байяра" или басен Эзопа "*. Они читали практически те же книги, что и крестьяне, но меньше крестьян вообще читали какие-либо книги.

Императорский префект Ниевр как-то заметил, что если на дорогах разбросать книги, то их никто не будет подбирать. И при этом он, видимо, имел в виду не крестьян, а буржуазию". Может быть, дело было в том, что крестьяне не только не читали книг, но и просто не читали? В 1860-61 гг. в рамках конкурса, организованного Министерством народного просвещения, тысячи школьных учителей отвечали на вопросы, касающиеся читательских пристрастий на местах.

Изучение 1207 этих ответов, ставших "сливками", показывает (что вполне ожидаемо), что чтение было крайне редким (13 положительных наблюдений), а чтение романов практически отсутствовало. Те свидетельства интереса, которые имеются, приходят в основном с севера и северо-востока, из парижского региона, Сет-д'Ор и Буш-дю-Рен. Но сообщение из Эвр-и-Луар дает нам подсказку: "В сельской местности никто не читает, и плохих книг там больше, чем хороших". То есть, возможно, никто не читал, но книги были. Только они были плохими: "плохие книги кишат в сельской местности" (Арденны; "безнравственные сериалы" (Сомма; "альманахи - сборник рассказов, столь же абсурдных, сколь и незначительных" (Луара); "дешевые сериалы... отравляют нашу сельскую местность" (Сена-и-Уаз); "только "Альма-нак" (Эвр, Сена-Инферьер, Мозель); "легкомысленные и пагубные книги" (Йонна); "альманахи и сборники песен" (Авейрон); "те, кто умеет читать, владеют миссалом, альманахом, иногда сказкой о четырех братьях Аймон" (Дордонь)". И так далее.

)

;

)

Другие отрывочные сведения почерпнуты из обычных официальных источников. "В настоящее время, - сообщал в 1864 г. учитель из Сены-и-Луары, - в сельской местности совсем не читают, ни хороших, ни плохих книг". То же самое можно сказать и о Па-де-Кале, за исключением небольшого количества книг в зимний период veillées. В 1866 г. мэр города Сенеж (Басс-Альпы) ответил на запрос о читательских вкусах в его округе: "Имею честь сказать вам, что в коммуне не читают". Префект департамента Сена-и-Марна, столкнувшись с той же проблемой, пришел в недоумение: "Число любителей чтения в нашей стране настолько мало, что понять их вкус довольно трудно". Мы уже познакомились с этим вкусом, но он был явно не таким, каким должен был быть. То, что нравилось народу, и то, что он должен был получить, - это в целом разные вещи. Это видно на примере произведений, хранящихся в школьных библиотеках. Практически не использовавшиеся и практически не существовавшие на момент открытия в 1860-х годах, школьные библиотеки к 1866 году насчитывали 4 800 единиц, а к 1870 году - 14 395 единиц. За тот же пятилетний период их посещаемость выросла в пять раз. Однако значительная часть этого роста, а возможно, и большая, приходилась на городских читателей. В сельской местности, как говорилось в отчете из Морбиана за 1866 г., книги брали только школьники. В противном случае "книгам не хватает читателей еще больше, чем читателям - книг". Одно дело - отчеты из Финистера, Сет-дю-Норда и Корсики подтверждают это - большинство людей не знали французского языка, а из тех, кто знал, половина, по крайней мере, не умела читать. Но тогда зачем им было беспокоиться?

Инспектор начальной школы из города Экс в 1864 г. пояснил: "Сельские жители, которые обратились к учителю за этими книгами [из школьных библиотек], ... очень похожи на детей; поэтому книги, предназначенные для детей, прекрасно им подходят"?°

И детям, и взрослым школьные библиотеки давали основательные знания и приобщали к новому миру. Мэр Сенеза, сообщив, что в его районе никто не читает, высказал мысль, что если люди читают, то им нравятся книги с рассказами. Префект Сены-и-Марны указал на огромную популярность "маленькой прессы" - Journal de la Semaine, du Dimanche, du Jeudi- с ее рассказами и новостями, страшными и сентиментальными сериалами. Но все это было слишком опошлено. Списки книг, представленные преподавателями или кафедральными группами для своих библиотек, состояли, прежде всего, из сельскохозяйственной литературы. Может быть, именно поэтому книги не имеют читателей; почему в 1866 г., через два года после того, как школьная библиотека Оканьяно (Корсика) получила прекрасную коллекцию (французских) книг, их страницы все еще оставались неразрезанными; почему в 1878 г. инспектор по образованию докладывал из Аллье, что работа школьных библиотек "продвигается медленно", хотя приведенные им цифры показывают, что число читателей фактически упало?' Книги не представляли интереса для местного населения.

Мы увидим, что к этому времени все начало меняться, и именно это изменение нас интересует. Но от чего? Мы уже слышали, какое чтение нравилось крестьянам, а власти держались настороже.

Что касается тех, кто их распространял, то мы уже познакомились с одной из главных фигур - странствующим разносчиком с рюкзаком, иногда в сопровождении маленькой обезьянки, который выставлял свои товары на ярмарках, на пороге фермы или на деревенской площади. В его рюкзаке всегда лежали печатные издания, трактаты, сборники, иногда в ложементе коробки. Кроме того, существовали профессиональные певцы баллад, иногда подрабатывавшие нищими, со своим запасом листов; сборщики тряпья, занимавшиеся тем же ремеслом. Существовала особая порода святых, которые ходили по дорогам со своим "святым" в маленьком шкафу на спине. Некоторые из них были итальянцами, с восковой куклой в стеклянном футляре, одетой в изысканные одежды и окруженной искусственными цветами; а многие были шарлатаны, представлявшие свою фигурку каким-либо святым, почитаемым в той местности, где они останавливались, и продававшие цветные гравюры и благочестивые предметы-чаплеты, медали, которые становились святыми от простого соприкосновения с ними. Были люди из Шамани, лотарингской деревни, где родился художник Клод Желе. Шаманьонские семьи покидали свою деревню каждую осень, мужчина нес на спине небольшой сундучок, раскрывающийся в триптих. На центральной панели изображена Богородица или Распятие, на одной из фланговых панелей - изображение святого Юбера. Жена и дети несли товары. В случае, если семья не имела возможности купить медаль, часослов, трактат и образки, имевшиеся в ее фонде, она продавала их. Таких предпринимателей принято называть монтерами.