Говоря по правде, Железный судья Гао Чун не мог похвастаться героическим обликом. Он не был ни статным, ни грозным. Невысокий, полноватый человек с седеющими висками, Гао Чун выглядел обычным стареющим мужчиной. Однако его бодрый голос, живая манера поведения и открытый искренний смех сразу вызывали расположение.

Чжоу Цзышу быстро понял, каким образом Гао Чун добился известности и уважения. Каждый человек обладает совокупностью черт характера, из-за которых другие люди либо ищут, либо избегают его общества.

Взять, к примеру, Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсина. Один — болезненный, еле держащийся на ногах бродяга. Другой — словоохотливый балагур, любитель красивых мужчин. На первый взгляд они не кажутся особенными. Тем не менее, однажды пообщавшись, проницательный человек обнаружил бы необычные нюансы в их поведении. И Вэнь Кэсин, и Чжоу Цзышу могли при желании смешаться с толпой, но ни один из них не принадлежал к окружающему обществу, поэтому они особо и не пытались быть как все. Зато оба прекрасно умели становиться незаметными тенями.

С самого начала Чжоу Цзышу был начеку рядом с Вэнь Кэсином. После первой же их встречи Вэнь Кэсин предупредил Гу Сян, чтобы она не провоцировала Чжоу Цзышу. Это обоюдное признание схожести состоялось на уровне инстинктов.

Гао Чун был иным. Он принадлежал к тому типу людей, что при знакомстве легко переходят в статус «старых приятелей». В силу неизменной сердечности Гао Чуна собеседники не ощущали давления его почтенного возраста, знатного происхождения или высокого статуса. Молодые и старые, адепты благородных школ и странствующие заклинатели — все чувствовали тёплую дружескую близость, точно герой Гао был им ровней, точно он пережил те же беды и радости. 

Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин вынужденно прекратили свои праздные склоки в присутствии Железного Судьи. Они молча наблюдали за прославленным героем, время от времени вежливо отвечая на задаваемые вопросы. Всё это время Чжоу Цзышу не мог избавиться от мысли: «Если бы только в рядах Тяньчуана был такой талант!».

Но на земле имелся всего один Гао Чун.

Чжоу Цзышу и его спутники оказались в городе с первой волной прибывающих героев. В следующие несколько дней представители различных кланов приезжали один за другим. Вскоре берега озера Дунтин стали напоминать место воссоединения одной большой семьи. Каждый день можно было услышать что-то вроде:

— Ах, вы, должно быть, тот-то и тот-то, премного о вас наслышан… Пожалуйста, не льстите мне! Несомненно, Долина призраков слишком долго отравляла улинь, их мерзкие деяния заслуживают возмездия. Наш долг — объединиться и уничтожить исчадий горы Фэнъя, всех до единого. Я приложу все усилия во имя справедливости, праведности, чести и достоинства…

Через пару дней подобные речи намозолили уши Чжоу Цзышу донельзя. Он начинал сходить с ума от скуки, а тут ещё Вэнь Кэсин куда-то запропастился! Без назойливой трескотни этого болтуна стало пустовато.

В новом наряде, любезно предоставленном Гао Чуном, Чжоу Цзышу одиноко и бесцельно шатался по Дунтину. Благодаря «дружбе» с Цао Вэйнином он комфортно устроился в поместье Гао, где вкусно и вдоволь поили и кормили, а также позаботились о том, чтобы гость сменил запылённые дерюжные лохмотья на что-нибудь приличное. Удивительно, но Чжоу Цзышу успел привыкнуть к простому грубому платью, и теперь скользкий шёлк с дорогой парчой неприятно холодили кожу. 

Ему оставалось только качать головой, невесело подсмеиваясь над собой. Желтоватое болезненное лицо, измождённая шея и тощие руки в обрамлении богатых тканей смотрелись нелепо. Дорогие одежды жалко болтались на изувеченном гвоздями теле. Стоило бросить случайный взгляд в зеркало и увидеть шаткий полуобморочный скелет, как отпадало всякое желание полюбоваться своим отражением повторно. Чжоу Цзышу был живым воплощением фразы «драконьи мантии не делают наследным принцем».^[126]

Вероятно, в путешествии Вэнь Кэсин был слишком занят, поэтому не мог уделить время своим цветочным королям-королевам с их расшитыми орхидеями носовыми платками. Вот он и вился назойливым комаром рядом с бродягой — ведь в шторм любая гавань хороша! Говорят, после трёх лет в армии даже свинья покажется красоткой. Обстоятельства Вэнь Кэсина мало отличались — у него попросту не было выбора. Хотя в данном конкретном случае объектом его интереса стал, страшно сказать, кабан.

- - - - -

Итак, Чжоу Цзышу отправился пить в одиночестве. Выбрал место у окна, заказал пару закусок, кувшин вина и принялся неторопливо потягивать янтарную жидкость, наслаждаясь солнечными лучами. 

Вэнь Кэсин заметил его спину сразу, только переступив порог таверны. Он сам не знал, почему спина этого человека была такой особенной, почему глаза выхватывали её в толпе и всегда безошибочно узнавали. Чжоу Цзышу редко держался прямо, чаще лениво сутулился, но этот естественный, приятный глазу изгиб позвоночника лишь подчёркивал изящность его обладателя. Непринуждённо сидящий за столом Чжоу Цзышу, казалось, был чужд всех мирских забот. 

Обычно Вэнь Кэсин чувствовал умиротворение, наблюдая за ним, но сейчас замер от внезапно накатившей опустошённости. Его невидящий взгляд был всё так же прикован к расслабленной фигуре Чжоу Цзышу, когда опустошённость превратилась в злость. Словно этот безмятежный человек молча издевался над теми, кому, как Вэнь Кэсину, приходилось спешить по разным неотложным делам. Словно свободная поза была насмешкой над всеми, кто был вынужден суетиться и барахтаться в море жизненных забот, цепляя на себя маску притворного благополучия. 

«Чжоу Сюй — водной ряской плывёт душа, ивовым пухом по ветру тело его плывёт»,^[127] — подумал Вэнь Кэсин. 

В безграничном мире столько вещей стоили того, чтобы их увидеть и попробовать! Как можно было ничего не желать и просто довериться течению? Чжоу Цзышу не оставался совершенно равнодушным, но любое чувство, будь то радость или печаль, приходило к нему так же легко, как уходило, и забывалось через мгновение.

Вэнь Кэсин тяжело вздохнул и опустил взгляд. Вскоре на его лице вновь появилась широченная, раздражающая своей жизнерадостностью улыбка. Он подошёл к Чжоу Цзышу и сел напротив. Не спрашивая, взял пиалу, забрал из чужих рук кувшин, налил себе вино, сделал маленький глоток и разочарованно оценил:

— Довольно посредственное. 

Чжоу Цзышу безразлично взглянул на Вэнь Кэсина и кликнул разносчика:

— Парнишка, принеси нам самое дорогое вино, какое есть в запасах, да пару лучших блюд. Запиши на его счёт. 

Вэнь Кэсин не сказал ни слова, но смотрел во все глаза. Чжоу Цзышу решил пояснить, что дело не в недостойной скупости, и дружелюбно улыбнулся:

— Ты должен мне два ляна, помнишь? Я просто помогаю вернуть долг раньше и без процентов. Разве это не в твоих интересах?

Спустя долгое время Вэнь Кэсин только и смог, что глубоко вздохнуть и вымолвить:

— Премного благодарен…

Чжоу Цзышу полуприкрыл глаза и улыбнулся ещё приятнее: 

— Это сущие пустяки, Вэнь-сюн.

Такой ответ и само поведение Чжоу Цзышу вызвали у Вэнь Кэсина острое, неодолимое желание поддеть его в отместку, но тут в таверну вошли новые посетители, и раздались знакомые голоса:

— Давай отдохнём и поедим здесь, а после отправимся поприветствовать брата Гао.

— Как скажете, бофу.^[128]

Затем Вэнь Кэсин стал свидетелем занимательной сцены. Его кредитор, который мгновением раньше весьма трезво помогал разобраться с долгом без уплаты процентов, вдруг покачнулся и с глухим стуком повалился на стол.

Опьянение накрыло Чжоу Цзышу без предупреждения. Его пальцы продолжали сжимать пиалу с вином, а повёрнутое к окну лицо приклеилось щекой к столешнице. Он словно пытался подняться, но забыл, как это делается, и сопровождал свои потуги заплетающимся ворчанием:

— Не пьян… могу выпить ещё кувшин…

Несмотря на то, что Вэнь Кэсин и Гу Сян следовали за Чжоу Цзышу и Чжан Чэнлином всю дорогу до Тайху, замечал их только Чжоу Цзышу. Чжан Чэнлин в то время был в подавленном настроении и слишком рассеян, чтобы глазеть по сторонам. Теперь мальчик попросту не узнал Вэнь Кэсина.

Чжоу Цзышу рухнул лицом в стол, как только Чжан Чэнлин и Чжао Цзин зашли в таверну. К счастью, они сразу направились на второй этаж, даже не взглянув на случайного пьяницу.

Дорогое вино и лучшие блюда подоспели как раз в тот момент, когда глава Чжао с мальчиком поднимались по лестнице. Подавальщик удивлённо взглянул на Чжоу Цзышу и обеспокоенно спросил:

— Разве господин не был трезв всего минуту назад? Как получилось, что он так быстро захмелел?

Юноша ещё не закончил выражать недоумение, а Чжоу Цзышу уже снова выпрямился и сел, как ни в чём не бывало. Не взглянув на еду, он бодро схватил кувшин с вином и отмахнулся от ничего не понимающего служки:

— Я же говорил, что не пьян и могу выпить ещё! Я не из тех, кто шутит на такие темы.

К счастью, парнишка многое повидал и оказался достаточно смышлёным, чтобы развернуться и уйти без дальнейших расспросов.

Когда они остались одни, Вэнь Кэсин рассмеялся и вкрадчиво спросил:

— Ты что, боишься малыша Чжана?

— С чего бы? — Чжоу Цзышу не удостоил его даже взглядом.

— Тогда почему ты прятался?

Чжоу Цзышу повертел в руках арахис, сделал глоток вина и нехотя объяснил:

— С этим ребёнком одни проблемы. Увидев меня, он начнёт твердить шифу-то, шифу-это. Приставучий как девчонка!

Брови Вэнь Кэсина взметнулись вверх.

— Зачем тогда ты его спасал? К тому же продался за лян серебра?  

Чжоу Цзышу задумчиво похрустел орешком, неторопливо подбирая ответ:

— Ммм… Он выглядел жалко.

Вэнь Кэсин какое-то время обдумывал услышанное, а затем достал из нагрудного кармана кошелёк, скрупулёзно отсчитал небольшую кучку монет и пододвинул её к Чжоу Цзышу: