ГЛАВА 17

ДЭННИ

Я выхожу из машины, Брэд и Ринго — следом, и, сняв солнцезащитные очки, осматриваю фасад здания. Все утро я ощущал себя не в своей тарелке, и хотя хотел бы свалить это на бутылку виски, в которой утонул прошлой ночью...

Хочу, чтобы ты убралась отсюда до моего возвращения.

Ее удивление. Жесткий, решительный взгляд. И... принятие.

Я останавливаюсь у дверей больницы Форт-Лодердейла с повлажневшими ладонями. Просто сделай это. Разберись с этим дерьмом и закрой сделку.

Автоматические двери открываются, и я осматриваю вестибюль.

— Ты уверен в этом? — спрашивает Брэд, заговорив впервые с тех пор, как мы покинули Майами.

— Нет.

— Дэнни, женщина.

— Что с ней?

— Она тебя отвлекает. Оказывает влияние. Ты принимаешь глупые решения.

— Вроде убийства мальчишки? — Я перемещаюсь по больнице широким шагом. — Где его палата?

— Он в саду, дышит свежим воздухом, — говорит Ринго, указывая дорогу. — Я приставил человека следить за ним.

Мы сворачиваем за угол и обнаруживаем ряд автоматических дверей, ведущих в просторный зеленый ландшафтный сад, где слоняются десятки людей. Я отвожу руку в сторону, останавливая Брэда и Ринго у двери. Слишком многолюдно.

— Камеры?

— Отключены.

Брэд практически вздыхает, когда я поворачиваюсь к Ринго.

— Приказ я тебе отправлю. Встретимся у машины.

— Понял, — подтверждает Ринго, а я небрежной походкой направляюсь к кирпичной дорожке, осторожно оглядываясь по сторонам.

Мне не требуется много времени, чтобы обнаружить мальчика. Он у пруда в инвалидной коляске, медсестра протягивает ему хлеб, чтобы покормить уток. Я останавливаюсь, наблюдая за ними: на лице мальчика ноль эмоций, медсестра вымученно ему улыбается. Ее попытки напрасны. Малыш очнулся и узнал, что его родители мертвы. Наверное, он сам хочет умереть. Я могу избавить его от страданий. Покончить с этим для его же блага. Сделать одолжение нам обоим.

В сердце возникает некое щемящее чувство, и оно нежелательно.

— У тебя есть семья?

Я взял деньги и покачал головой.

— Нет, сэр.

— На стольнике далеко в жизни не уедешь, не так ли?

— Полагаю, что нет, мистер. Хотите дать еще?

— Забирайся в машину.

— В вашу машину?

— Да, в мою машину. Залезай.

— Зачем?

— Затем, что ты едешь со мной домой.

И он сдержал слово. Дал мне крышу над головой. Спас от страданий. И я осознаю, что в тот момент у ребенка появилось все, ради чего стоит жить. Я смотрю на паренька у пруда и вижу в нем себя. Мальчика без надежды. Без будущего. Без любви.

Бл*дь, какого хрена со мной творится?

Я вытаскиваю из кармана вибрирующий телефон и отвечаю Ринго.

— Я его вижу. Выстрел будет четким, — сообщает он, и я отвожу взгляд от пруда, замечая на крыше своего человека. Винтовка наведена, прицел готов к выстрелу. Мои глаза снова обращаются к мальчику. Он улыбается. Слабо, но улыбается.

— Отставить, — приказываю я, одновременно качая головой.

— Что? — Ринго звучит растерянно.

— Я сказал: отставить. Не стрелять. Операция прекращена. Понял? — Я поворачиваюсь к Брэду и вижу его глаза. — Всем. Отбой.

Он мягко улыбается и кивает. Да, черт возьми, я пришел в себя. Лучше не будем придавать этому большого значения. Я мысленно качаю головой и прерываю связь. Мальчик исключен из уравнения. А приказав Роуз убираться, и она тоже. Я придумаю другой способ заполучить пристань. Я выясню, кому принадлежит доверенность, и уговорю их продать ее наилучшим из известных мне способов. Запугиванием. Шантажом. Угрозой смерти.

Некоторое время я стою, просто наблюдая за ребенком. Не знаю, как долго, но достаточно, чтобы Ринго спустился с крыши, и как раз в тот момент, когда я собираюсь рассказать им о новом плане, который включает в себя предложение Брэда о пытках Адамса, раздается резкий хлопок, сопровождаемый пронзительным криком. Я вздрагиваю, как и Ринго с Брэдом, мы все пригибаемся, так как звук нам знаком.

Выстрел.

— Нет, — кричит женский голос, вокруг нас начинается хаос. Все устремляются к дверям больницы, что приводит к паническому бегству перепуганных людей.

— Что, на хрен, происходит? — спрашивает Брэд, осматриваясь по сторонам, его рука инстинктивно тянется за спину, к поясу брюк.

Ринго делает то, что ему положено: хватает меня, утаскивая с открытого пространства, но я вырываюсь и, выпрямившись во весь рост, устремляю взгляд в сторону пруда. Мальчик один, легкая мишень в инвалидном кресле.

— Чертов ад. — Я бросаюсь к ребенку, услышав, как Брэд кричит на меня. Когда добегаю до него, выдергиваю из кресла и вздрагиваю от звука срикошетившей о металл кресла пули. Какого хрена?

— Дэнни, тупой ублюдок, — рычит Брэд, я смотрю на него, прижимая ребенка к груди, и обнаруживаю, что Брэд лихорадочно обшаривает сад с пистолетом наготове. — Беги!

Мозг включается, и я мчусь через зеленые насаждения с ребенком, вздрагивая от его вскриков боли из-за потревоженного исцеляющегося тела, трясущегося в моих руках.

Я добираюсь до больницы, Ринго и Брэд бегу следом, охраняя нас, и направляюсь к ближайшей стойке.

— Нужна помощь, — кричу я, останавливая медсестру и практически таща ее за собой. Мальчик в шоке смотрит на меня, пока я укладываю его на ближайшую каталку. — Позаботьтесь о нем, — приказываю я, прежде чем уйти, проходя между Ринго и Брэдом, шныряющих глазами повсюду.

Брэд останавливает меня у двери, прикоснувшись ладонью к моей груди.

— Ринго пригонит машину и встретит нас на заднем дворе.

Не могу спорить с разумностью его слов, и, поскольку в последнее время мне ее не хватает, я слушаюсь, как бы мне ни хотелось убраться отсюда и, наконец, разобраться с этим дерьмом.

— Отлично. — Я отступаю и позволяю им делать свое дело, а сам думаю: что, черт возьми, только что произошло.

Когда мы подъезжаем к особняку, я остаюсь на месте, глядя вперед в никуда. Понятия не имею, что происходит, и не в первый раз, мне бы хотелось, чтобы отец был здесь и помог мне разобраться в этом дерьме. Дергаю ручку двери и выхожу, мысленно возвращаясь в кабинет к новенькой бутылке виски. Мне нужен покой. Тишина. Алкоголь. Они помогут мне распутать все это дерьмо.

На моем пути возникает Эстер, останавливая меня в коридоре. Ее лицо. Раньше я не видел у нее такого выражения, хотя, будь я проклят, если знаю, что оно означает.

— Что? — рявкаю, как всегда отрывисто, мое терпение на грани.

— Мисс Роуз.

Эстер бросает взгляд на Брэда и Ринго позади меня, и только сейчас я распознаю на ее лице страх. Она живет здесь уже десять лет. Все эти годы она безропотно терпела мою резкость. Десять лет наблюдала, как с каждым днем я становился все больше похожим на своего отца, и без вопросов принимала это. Я знаю, ей ненавистно то, чем мы занимаемся, и напрашивается вопрос: почему она все еще здесь и наблюдает за всем этим. Почему удовлетворяет каждое мое требование. Почему смотрит на меня со смесью восхищения и разочарования.

— Что с ней? — спрашиваю я, уклоняясь от своих мыслей. Я уже достаточно зол. — Если она до сих пор здесь, я сам вышвырну ее отсюда.

— Она еще здесь. — Эстер пожимает губы. — В своей комнате.

Меня охватывает безмерная ярость.

— Нет у нее здесь никакой гребаной комнаты.

— Недавно я принесла ей чай.

Что?

— Здесь что — отель? — рявкаю я, быстро взбегая по лестнице и направляясь по коридору к ее комнате. Моей комнате.

Я чувствую ее аромат, сладость, пропитавшую стены, каждую дверь, каждую чертову частичку меня. Было бы разумно с моей стороны остановиться на мгновение и успокоиться, прежде чем сделать то, о чем я действительно пожалею. К несчастью для Роуз, у меня был плохой день, а она лишь все усугубила. Войдя в дверь, обнаруживаю, что комната пуста. Кровать заправлена. Двери террасы закрыты. Мой взгляд падает на ванную. Дверь закрыта. Десять шагов, которые мне потребуются, чтобы добраться до нее, не дают мне шанса остыть. Ничто не даст. Берусь за ручку и нажимаю, встречая сопротивление замка. Стиснув зубы, чуть отхожу и врезаюсь плечом в деревянную преграду, и дверь распахивается, ударяясь о стену.

— Я сказал тебе убираться на х*й…

Едкие слова замирают на губах, когда я вижу, как она съеживается в углу, ее лицо заплакано, а черные дорожки туши окрашивают щеки. Она в красном платье, которое было на ней в ту ночь, когда я ее встретил, ноги босые, сумочка и туфли свалены в кучу рядом. Когда я встречаюсь с ней взглядом, ее глаза переполнены слезами, и она утыкается лицом в колени, прячась от меня.

Мой гнев утихает в секунду. Ее плечи вздрагивают от сдерживаемых рыданий, пальцы рук и ног сгибаются, будто она не может сделаться достаточно маленькой. Тихонько подхожу к ней, словно подкрадываюсь к дикому зверю, боясь, что он убежит. Опускаюсь на корточки перед ее сжавшимся телом и кладу ладони ей на плечи. Ожидаю, что она вздрогнет. Она этого не делает. Ожидаю, что вырвется от меня. Этого она тоже не делает. Вместо этого ее руки разжимаются и опускаются на мои, безмолвно показывая, что она рада моему присутствию. И, боже, помоги мне, я тоже. Шлепнувшись на задницу, сгибаю ноги, раздвигая их, и перемещаюсь вперед, будто огораживая ее тело, а она вползает в меня, обвиваясь вокруг всеми конечностями, сжимая с такой силой, как никогда раньше. И успокаивается. И впервые за сегодня, впервые за целую жизнь, я тоже это чувствую. Покой. Сидя на жестком полу, прижимаю ее к себе, окружая себя ею, и ничего не делаю, ничего не спрашиваю, пока задница не начинает неметь.

Опершись одной рукой в пол, поднимаюсь, не тревожа Роуз, которая все еще цепляется за меня. Подвожу нас к ее кровати и устраиваюсь у изголовья, а она все это время не отнимает лица от моей шеи.

— Хочешь поговорить об этом? — спрашиваю я, кружа ладонями по ее спине и чувствуя, как она качает головой. — А если я не оставлю тебе выбора?

Еще одно мотание головы, и я задаюсь вопросом: каким должен быть мой следующий шаг. С кем-то другим я, как правило, решил бы проблему пистолетом у виска. Но не с Роуз.