— Отправь Адамсу ее мизинец.

Ватсон, ублюдок-садист, вытаскивает нож еще до того, как я успеваю осознать свои слова, и моментально хмурюсь, задаваясь вопросом: какого хрена он делает.

— Уверены, босс? — Брэд, должно быть, заметил мое замешательство, его испытующий взгляд устремлен на меня через стол.

— Да, уверен. — Встаю и подхожу к Ватсону, забирая у него нож. — Но честь сделать это выпадет мне.

Выхожу из кабинета, чувствуя, как взволнованный взгляд Брэда прикован к моей спине, и иду по особняку, крутя лезвие в руке. Что может быть лучше, чтобы доказать кому-то, включая себя, что она ничего для меня не значит?

С затрудненным дыханием останавливаюсь перед ее дверью, держась за ручку. Ладонь вспотела. Сердце колотится. Гребаная голова может взорваться. Просто сделай это. Во всяком случае, это действительно заставит ее ненавидеть меня. Остановит безумные моменты восхищения, быстро сменив их на реальность. Это покажет ей, что она здесь только по одной причине. Решительно вхожу в ее комнату с ножом наготове... и замираю, обнаруживая ее сидящей на краю кровати в нижнем белье, с бритвенным лезвием, воткнутым в предплечье.

Мою голову, которую, казалось, вот-вот разорвет, сносит напрочь. Глаза застилает красным. Ярость проносится по телу, как гребаный лесной пожар, неудержимый и разрушительный. Такого я раньше еще не испытывал.

Роуз замечает меня, вибрирующего от гнева у двери, резко встает и убегает в ванную. Я тут же устремляюсь в погоню за ней. Она собирается захлопнуть дверь перед моим носом, но та ударяется о мою ногу и отскакивает. Черт возьми, я чувствую себя неуправляемым. Роуз осторожно пятится, в ее глазах страх, которого я раньше не видел. И я не удивлен, потому что должен выглядеть за пределами своей обычной убийственности.

Роуз заводит руки за спину, опираясь на туалетный столик.

— Ты что, стучать не умеешь? — бормочет она, и ее жалкий вопрос лишь превращает мою и без того бурлящую кровь в реки лавы.

Я даже не могу говорить. Все мое внимание сосредоточено на том, чтобы дышать сквозь ярость. Капли крови, падающие на кафельный пол, оглушают. Я иду вперед, все лицо болит от напряжения стиснутых челюстей. Она даже не может смотреть мне в глаза. Опустила голову, сосредоточившись на чем угодно, кроме безумца, медленно приближающегося к ней.

Когда я добираюсь до нее, прижимаюсь к ней, хотя бы для того, чтобы она почувствовала бешеный стук моего сердца.

— Дай мне руку, — хриплю я, глядя на нее. Она качает головой, отказываясь смотреть на меня. — Дай. Мне. Свою. Гребаную. Руку.

Еще одно покачивание головы и дальнейшее неповиновение, когда она опускает голову ниже. Я хватаю ее за челюсть, сильно сжимая, наверное, слишком сильно. Я знаю, что она это чувствует, потому что вздрагивает, пытается вырваться. Это что-то новенькое. Роуз действительно что-то чувствует. Не двигаясь, она борется со мной изо всех сил, сопротивляясь моему давлению, но я побеждаю. К тому времени, когда я вижу ее глаза, она вздрагивает, синие бездны переполнены гневом.

— Дай мне руку, Роуз.

— Иди на х*й, Дэнни, — выдавливает она сквозь сжатые губы.

Тянусь ей за спину, хватаю за ее крепко стиснутый кулак и притягиваю его к ее груди. Теперь она не вздрагивает. Не кричит. Не пытается отстраниться. Посмотрев вниз, вижу кровь, сочащуюся между ее сжатыми пальцами, и проклинаю себя за то, что чувствую себя грубым и жестоким.

Разжимаю ее кулак и смотрю на лезвие бритвы, металл которого блестит от крови. Ее крови. Единственной крови, которую я когда-либо жалел, что увидел. Я вдыхаю, пытаясь собраться с силами и заговорить. Но не могу. Эта женщина на каждом гребаном шаге лишает меня обычных возможностей. Я наклоняю ее руку, отправляя лезвие на мраморный пол с легким звоном. Это нелепо красивый звук для чего-то столь уродливого и вредоносного. Сделав вдох, поворачиваю ее руку, пока не вижу предплечье, где идеальную кожу портит аккуратный порез, из которого стекает кровь. Я замечаю их только сейчас. Вероятно, дюжина белых линий пересекает ее загорелую кожу. Все аккуратные. Все точные. Все сделаны специально. Я смотрю ей в глаза, и они наполняются слезами. Не из-за раны. Не потому, что она сожалеет о том, что навредила себе. А потому, что я застукал, как она это делает. Узнал ее слабость. Или, может быть, силу. Может, таков ее способ справляться с обстоятельствами. Но с какими именно? Неизвестность — настоящая убийца. Мне физически больно. Это медленно сводит с ума, и я поражен своей неспособностью знать, что делать. Я чертовски озадачен. Инстинкт — это все, что у меня есть, и, прежде чем успеваю осознать свои действия, отступаю от нее и прижимаю нож Ватсона к своему предплечью.

Взгляд Роуз переключается с ножа на меня.

— Скажи, почему, — требую я, лезвие надавливает на кожу.

Она качает головой.

Поэтому я медленно провожу ножом, разрезая плоть, и ее рот открывается, а кровь стекает к моему запястью.

— Скажи, почему, — повторяю я.

Еще одно покачивание головой.

Так что я перемещаю лезвие и снова вонзаю его в плоть, параллельно первому разрезу.

— Скажи, почему.

Роуз сглатывает, ее глаза широко раскрыты, взгляд загнанный. И снова мотание головой.

На этот раз лезвие резко пронзает плоть, и потоки крови из трех ран собираются вместе и стекают на пол.

— Скажи, почему, — снова говорю я спокойно, приставляя нож к невредимому участку.

— Нет, — говорит она, переводя взгляд с моего лица на мою руку и обратно.

Я режу снова, теперь рука мокрая от крови.

— Скажи, почему.

— Дэнни, пожалуйста.

Моя челюсть вот-вот сломается, с каждым отказом мышцы напрягаются. Еще один разрез.

— Дэнни, — хнычет она.

Еще один разрез.

— Я продолжу, Роуз, — обещаю я. — Мне не больно.

Режу еще два раза, но тут она бросается вперед, выдергивает у меня нож, бросает его на пол и хватает меня за руку. Я наклоняюсь, чтобы его поднять, не принимая ее ужас за что-то большее. Она все равно ничего не скажет. А значит, моя рука очень скоро будет похожа на гребаное лоскутное одеяло.

— Нет! — Она отпинывает нож подальше и рывком поднимает меня.

— Говори, — хриплю я, когда она хватает полотенце и с силой придавливает его к моему предплечью, выглядя встревоженной и напряженной. Но ее состояние не сравнится с моим.

— Я не делала так годами.

Она отпускает меня и отходит назад, я вижу ее намерение сбежать, ее взгляд мечется между моей рукой и дверью. Ну, нет. Я блокирую дверной проем и сдергиваю полотенце.

Подняв на меня взгляд, Роуз снова чуть качает головой, будто думает, я приму безмолвную мольбу отпустить ее.

— Так почему сейчас? — Я пинком захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной.

— Почему тебя это волнует?

Вопрос сбивает с толку. Это чертовски хороший вопрос, который я себе не задавал.

— Не волнует.

Она смеется тихо и недоверчиво, и я не могу ее винить.

— Не волнует?

— Меня волнует, чтобы ты жила, и я мог бы использовать тебя в качестве приманки.

— Лжец, — шепчет она, делая шаг вперед. — Ты скрываешь столько демонов и…

— Теперь ты одна из них, — выпаливаю я, и она отшатывается. Я отворачиваюсь, не в силах справиться с вопросами в ее глазах.

— Я?

Я смотрю на пропитанное кровью полотенце на полу и поднимаю его, зашвыривая в душевую кабину.

— Ты — демон, Роуз. — Глядя на нее, тянусь к дверной ручке. — Меня не волнует, почему ты причиняешь себе боль. Меня волнует, что ты делаешь это в моем доме. Меня не волнует, что ты пускаешь себе кровь. Меня волнует, что ты проливаешь ее на мой гребаный ковер. Меня не волнует, если ты хочешь убить себя. Меня волнует, что если ты это сделаешь, то разрушишь мои планы.

Рывком распахиваю дверь, наблюдая, как ее ноздри раздуваются от ненависти.

— Мне плевать на тебя.

Я — чертов идиот и заслуживаю медаль за запредельную глупость. Взглянув на свою изрезанную руку, закрываю глаза. В этот раз инстинкт подвел меня.

Пытаюсь отвернуться, но меня останавливает ощущение ее руки на моем бедре. Я смотрю вниз, на ее окровавленную ладонь на поясе моих джинсов.

— Что, если я скажу тебе, что мне не плевать на тебя?

— Я отвечу, что ты либо глупа, либо склонна к самоубийству.

— Вероятно, и то, и другое.

— Вероятно, мне плевать.

Пытаюсь стряхнуть с себя ее руку, но она держит крепко, вставая передо мной так, что наши тела соприкасаются, ее прикрытые лифчиком груди вдавливаются в мою футболку. У меня осталось не так много силы воли.

— Я скажу, что это чушь. — Она кладет руку мне на плечо. — Я скажу, что ты боишься.

— Кого?

— Меня.

С этим не поспоришь. Но я должен.

— Я никогда ничего не боялся.

— Как и я. До сих пор. — Она поднимается на цыпочки и прижимается губами к моей щеке. Клянусь, каждый раз, когда она касается меня, внутрь проникает что-то хорошее. — До тебя.

Моя голова безвольно опускается, пока мои губы не встречаются с ее обнаженным плечом. Она все еще пахнет мной. Я слышу, как отец орет на меня, напоминая о моих обязанностях и о слабости, вызываемой женщинами. Однажды он чуть не попался в эту ловушку.

— Ты меня не боишься, — заявляю я. — Вот, что меня пугает.

Разрываю наш контакт и отстраняюсь от нее. Сделать шаг труднее, чем прервать жизнь человека.

Собравшись с силами, наклоняюсь за лезвием, заворачиваю его в бумагу и смываю в унитаз. Затем беру полотенце и сосредоточенно обматываю им ее руку, чувствуя, как она наблюдает за мной.

— Будь благоразумна, Роуз, — говорю я, беру нож, разворачиваюсь и выхожу из ванной. — Я пришлю доктора, чтобы он разобрался с порезами.

Я игнорирую притяжение, пытающееся вернуть меня обратно, и буквально вылетаю за дверь спальни.

Натыкаюсь на Брэда, и его взгляд падает на мою руку. Любой нормальный мужчина предположил бы, что она изменила ситуацию и напала на меня. Но не Брэд.

— Тебе нужны швы, — говорит он, морщась при виде порезов.

— И проверить голову, — добавляю я, направляясь в кабинет.