— Я его подлатаю. — Мужчина, полагаю, это Ринго, качает головой в притворном отчаянии. У него чудовищный вид: высокий, подтянутый и очень страшный. — Думал, сначала отправлюсь еще на одну рыбалку.

— Только не обожгись, ладно? — серьезно просит Дэнни, отчего несколько мужчин тихо смеются. — Не хочу, чтобы ты загубил свою милую мордашку.

Снова раздается смех, и мне самой приходится сдерживаться. Ринго, вероятно, один из самых уродливых мужчин, которых я когда-либо видела, а я в свое время повидала несколько уродливых парней. Его рябое лицо похоже на шкуру, а нос достаточно большой, чтобы на него сел небольшой самолет. Я не проводила с ним много времени, но полагаю, что и характер у него не сахар. Что еще остается бедному парню. Только убивать с расстояния в милю.

Ринго фыркает в ответ на насмешки, но больше ничего не говорит, позволяя Дэнни продолжить.

— На все про все у нас максимум час. Загружаем поставку в контейнеры, проверяем и уходим. Затем ждем… — Блэк резко вскидывает голову, замечая меня у двери, и я не могу спутать вспышку в его глазах с чем-то меньшим, чем ярость. Его руки сжимаются в кулаки на столе. Все его люди оборачиваются и смотрят на меня.

Не говоря ни слова, отступаю и спешно возвращаюсь тем же путем, которым пришла. Я видела его глаза в разной степени ярости, но еще никогда она не пылала в них с такой мощью. Уже собираюсь подняться по лестнице, когда слышу, как меня зовут. Но не он. Оборачиваюсь на женский голос и вижу темноволосую Эстер, леди, которая вчера проводила меня до моей комнаты.

— Вы, должно быть, проголодались, — говорит она, указывая направо. — Я как раз собиралась принести завтрак вам в комнату, но раз уж вы здесь…

Она заговорила со мной впервые. Англичанка? Очень привлекательная женщина лет сорока, стройная, со светлым оттенком кожи. На ней то же, что и прошлым вечером, — серая униформа горничной. Простая. Скучная. В сомнениях оглядываюсь на кабинет Дэнни.

— Он хочет, чтобы вы поели, — говорит она, возвращая мое внимание. — Кухня здесь.

Повернувшись, Эстер уходит, и я решаю последовать за ней, возможно, потому, что она здесь единственная женщина, которую я видела с момента приезда. Будет с кем поговорить.

Войдя на кухню, в огромное пространство с большим количеством стеклянных дверей, ведущих в сад, я сажусь у островка. Эстер молчит, пока суетится вокруг, протирая столешницы, выгружая посудомоечную машину, засыпая кофе кофеварку. Тишина неловкая.

— Сколько вы здесь работаете? — спрашиваю я, пытаясь завести праздный разговор.

— Достаточно долго, — бросает она через плечо, вставляя кофейник, и он начинает наполняться густыми каплями кофеина. Достаточно долго. Звучит как слишком долго.

— Вы управляете домом?

— Я делаю то, о чем меня просят. — Она наливает кофе в чашку и передает ее мне, и я слегка улыбаюсь. — Вы мудро поступите, если сделаете то же самое.

Я не отвечаю, но размышляю. Все делают то, о чем их просит Дэнни Блэк. Нужно прислушаться к ее совету.

— Бейгл? Тост? — спрашивает она, открывая шкаф.

— Тост, пожалуйста.

Она загружает в тостер два ломтика хлеба и нажимает на рычаг, опуская их. Потом снова возвращается к своим делам, будто меня здесь нет. Я вращаю кофейную чашку, задаваясь вопросом: интересна ли ей я и причина моего пребывания в особняке ее босса.

— Надеюсь, вы не возражаете, если я спрошу…

— Эстер, можешь идти, — голос Дэнни с силой ударяет мне в спину, в нем звучит та же ярость, что я увидела в его глазах, убегая из кабинета.

Я не оборачиваюсь, вместо этого смотрю, как Эстер безмолвно исчезает. Опустив взгляд на пятнистую серо-черную мраморную стойку, принимаюсь изучать узоры, пытаясь составить из них фигуры и картины. Я знаю, что он приближается. Каждый волосок на затылке встает по стойке смирно. Я вздрагиваю и напрягаюсь. И тут его рука ложится мне на шею. Но вместо того, чтобы напрячься сильнее, я расслабляюсь.

— Никогда больше не подслушивай мои деловые разговоры.

— Хорошо. — Я не извиняюсь и не пытаюсь объясниться. Это пустая трата энергии.

Его хватка усиливается.

— Голодная?

Я киваю.

— Хочешь пить?

В ответ просто поднимаю кофейную чашку, и его хватка становится крепче. Можно подумать, что с моей уступчивостью он смягчится. Но его хватка все сильнее и сильнее. И я знаю почему. Он ждет от меня вскрик, что-нибудь, чтобы показать, как мне некомфортно. Но он не дождется.

— Сильнее, — бездумно выпаливаю я, ставя чашку на столешницу и накрывая его руку у себя на шее. — Если собираешься что-то делать, делай это правильно.

Я сжимаю его руку, провоцируя, и он приближается, упираясь пахом мне в спину.

Нагнувшись, он кусает меня за мочку, сильно царапая зубами. Я закрываю глаза и заставляю себя не позволить нашему контакту поколебать мою решимость.

— Кофе? — спрашиваю я совершенно неожиданно. Это глупо, но мое безумие — это метод. Отпугнуть его от себя, прежде чем я сделаю то, о чем пожалею. Например, повернусь и расстегну его ширинку.

Он усмехается мне в ухо — звук нежный и легкий.

Вот так просто.

Из рычащего сердитого медведя он превратился в милого медвежонка.

— Пожалуйста.

Он отпускает меня, и я спрыгиваю с табурета, как резиновый мячик, перебираясь на безопасную сторону островка и возвращаясь к жизни. Он занимает мой табурет, ставит одну ногу на перекладину и облокачивается на стойку, наблюдая, как я ориентируюсь на незнакомой кухне. Я наливаю ему кофе, одновременно уговаривая себя отойти от края смертельной скалы. А также пытаюсь придумать некую тему для разговора, которая не включала бы то, что я могла или не могла услышать с порога его кабинета. Нежелательная береговая охрана. Груз. Маневр отвлечения.

Я не удивлена тем, что узнала. Мне любопытно, а любопытство в этом мире убивает. К счастью для меня, я по-прежнему хочу дышать, даже если технически не живу.

— Сладкий? — спрашиваю я, поворачиваясь к нему.

— Несомненно, я достаточно сладок.

Я смеюсь и не извиняюсь за это. Дэнни Блэк такой же сладкий, как и чертовски холодный.

— Вот.

Двигаю чашку по островку, он ее принимает, но прежде чем я успеваю убрать руку, прижимает мою ладонь к горячей керамике, удерживая ее там и не отрывая от меня взгляда. Его глаза пылают. Огонь и лед кружатся в их глубинах. Я опускаю взгляд на его шею, где из расстегнутого ворота рубашки торчит пучок волос. А потом следую ниже, к нашим рукам на чашке. Жар проникает в мою плоть, но его будто нет. На самом деле, все исчезает, когда я прикасаюсь к этому мужчине. Нахожусь рядом с ним.

— Спасибо. — Он отпускает мою руку и, глядя на меня, подносит чашку к губам. — Кажется, что-то горит.

Мои чувства сверхобострены, но обоняние слишком занято оцениванием его одеколона, чтобы заметить другой сильный запах, пока Дэнни не указал на него.

Потом я вижу дым.

— Дерьмо.

Бросаюсь к тостеру и жму на все рычаги, пытаясь вытолкнуть дымящийся хлеб. Ничего не выходит. Завтрак продолжает гореть, запах усиливается. Я оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чем можно достать кусочки. Ничего нет.

— Проклятье. — Опасаясь, что могу активизировать пожарную сигнализацию, в отчаянии засовываю руку внутрь и выдергиваю кусочки.

Бросаю сгоревшие тосты на тарелку и смотрю на горку углей.

— Надеюсь, ты похитил меня не ради моих кулинарных способностей.

Поднимаю глаза и обнаруживаю, что Блэк с чашкой кофе у рта, неподвижный и тихий, наблюдает за мной. Лицо бесстрастно. Никакого веселья. Мы смотрим друг на друга. В тишине. Мои глаза блуждают по каждому дюйму его лица, а его — по моему. Его дыхание становится глубже. Мое — более затрудненным. В его глазах я вижу миллион грехов. И мне интересно, видит ли он в моих глазах грязь моей жизни.

Рычаг тостера выскакивает. Это заставляет меня подпрыгнуть и прервать наш зрительный контакт. Быстро перенаправив мысли в другое русло, беру тарелку, чтобы выбросить завтрак в мусорное ведро.

— Поставь тарелку.

Я замираю. Смотрю на него.

— Что?

Он медленно ставит чашку на островок, забирает из моей руки тарелку и откладывает в сторону. Затем снова нажимает на рычаг тостера.

— Я не положила туда хлеб, — говорю я, потянувшись за буханкой, оставленной Эстер. Мою руку останавливают, крепко сжимая запястье. Затем он направляет ее к тостеру. Жар мгновенно охватывает плоть. Как и возникшее замешательство. Блэк глазами просверливает во мне дыры, медленно опуская мою руку, пока ладонь не соприкасается с раскаленным докрасна металлом. Я ничего не чувствую. Я закалилась? Отупела? Не знаю, но я не чувствую того, что должна чувствовать. Боль.

— Если отдернешь руку, я не буду тебя останавливать. — Его предложение, должно быть, пробуждает во мне что-то. Бдительность. Мои нервы оживают, и внезапно приходит боль. Но я не отстраняюсь, стиснув зубы, терплю пытку. Это ничто по сравнению с другими жестокостями, с которыми я сталкивалась. Ничто по сравнению с другими наказаниями, которые перенесла.

Но он не наказывает. Он пытается меня понять.

А я пытаюсь понять его.

Свободной рукой слепо тянусь к нему, наши глаза не отрываются друг от друга. Дэнни мне помогает, фактически вкладывая свою большую руку в мою ладонь. Я тоже подношу ее к тостеру. Он не останавливает меня. Прижимаю его ладонь к металлу рядом с моей рукой.

Его лицо не морщится, но бурлящий в глазах жар превращается в адское пламя, его челюсти теперь так же сжаты, как и мои, мы стоим, мучая друг друга.

Он не отстранится. Я тоже. Что мы пытаемся доказать друг другу?

Затем тостер внезапно решает, что с него хватит, и рычаг поднимается. Жар сникает. И Дэнни внезапно отталкивает нас, мы оба задыхаемся. Повернув наши руки ладонями вверх, он смотрит на них, изучая схожие рубцы.

— Мы одинаковые, — шепчет он, поднося мою руку к губам и целуя ожог.

Нежный Дэнни.

И тут на меня обрушивается осознание, да так сильно, что он, должно быть, почувствовал толчок моего тела. Он смотрит на меня горящими глазами, будто услышал, как мой мозг детонировал.