Глава 25

Роклин

Мой отец гребаный лжец, а оптимизм моей сестры может пососать любой хуй. Прошло две недели после гала-концерта, и все пошло наперекосяк. Мой отец притворялся невозмутимым до конца вечеринки, но как только мы вернулись в его машину, он набросился на меня, требуя рассказать все до мельчайших подробностей о мальчике в черном, как он его называл. Я не дала ему ничего, кроме выбранного им имени, сохранив его настоящее, полное имя при себе, как он и предполагал.

Да, ты действительно преданная, Рокко.

Глупая.

В течение четырех часов я сидела напротив него, пока он обращался со мной как с десятилетним ребенком, который разговаривает с незнакомцем, и после этого он изложил все возможные сценарии того, кем он мог бы быть на самом деле, откуда он на самом деле взялся и каковы его истинные намерения. Затем вошел один из его приспешников и сообщил плохие новости… в день школьной экскурсии возникла проблема с охраной, и запись с экскурсии была случайно уничтожена, змеиная задница Оливера, должно быть, выдала меня, но, по крайней мере, он не упомянул о его появление в Энтерпрайзе.

Глаза моего отца стали убийственными и задумчивыми, и бедный Дамиано услышал об этом, но он не выдал меня. Он спокойно перенесет жару. Теперь я буду у него в долгу. Все время, пока мой отец был в режиме крутого детектива-босса, все, что я могла делать, это сидеть и терпеть это, потому что единственным другим вариантом было бы поправить его во всех его неправильных, но понятных опасениях.

Я сделала то же самое, когда встретила Бастиана, и продолжала играть в угадайку «что, если» в последующие недели, прежде чем поняла, что он не был каким-то наемным работником, посланным за мной.

В конце концов, я та, кто нашла его.

Нашла его, обокрала, а потом трахнула.

Меньше всего я ожидала, что он появится в Энтерпрайзе в тот вечер, но еще более шокирующим был тот факт, что после того, как я бесстыдно позволила ему поиграть со своим телом, он вернулся за добавкой.

И я говорю не о сексе.

Он, конечно, тоже этого хотел, мы оба этого хотели, но мальчик, который почти пятнадцать лет горел в своем личном аду, не нуждался во мне, чтобы поддерживать его член влажным.

Он нуждался во мне для большего.

Что-то в его разбитой душе распознало слезы в моих собственных, и мало-помалу он убрал их, открывая обо мне то, чего даже я не знала. Или, может быть, дело в том, что я не хотела знать. Например, я ненавижу, когда меня заставляют делать то, что требуют от меня другие люди, но, очевидно, жажду, чтобы мной командовали, когда это мой выбор и исходит от человека, которого мой разум считает своим.

Насколько это извращенно?

Я ненавижу, когда мной управляют, но я хочу, чтобы меня контролировали.

Я богатая девушка до мозга костей. Я родилась в деньгах и умру с еще большим их количеством. У меня есть все и средства для большего. В моем мире нет человека, который не ухватился бы за возможность подружиться со мной, проникнуть в мой внутренний круг или быть в самом его центре.

Люди уважают меня, любят, и да, некоторые меня боятся. Некоторые, возможно, захотят тайно вонзить нож мне в спину, но они не осмелятся этого сделать, по крайней мере, пока. У меня есть две лучшие подруги, о которых только может мечтать девушка, и обе они буквально умерли бы за меня, если бы до этого дошло. Сестра, которую я люблю, которая, несмотря на свои многочисленные недостатки, будет рядом со мной, несмотря ни на что. Отец, который защищает меня любой ценой, в буквальном смысле этого слова.

У меня есть все то, о чем люди могут только мечтать.

Мрачная, сказочная жизнь, полная блеска и гламура. Золото и серебро, бриллианты и гребаный жемчуг. Гала-концерты, художественные выставки и музыкальный театр, где я будущая королева, мой трон в тепле и ожидании, мой народ поддерживает и предан до предела. Но под улыбкой и сильными, уверенными словами скрывается трещина, которая проходит глубоко в самую темную часть моей души, ту часть, в которую истек кровью Бастион Бишоп, заполняя дыру, которая пряталась там, своим собственным злом. О добре.

О нем.

Он не смотрел на меня, не осуждал и не называл жалкой за то, что я чувствовала себя принцессой в запертом замке, я послушно притворялась, что отвечаю за все, хотя, в конце концов, это было неправдой. Как и все остальное в моей жизни, сколько я себя помню, важные решения исходили не от меня и не от девочек. Они исходили от мужчин, которые закрепляли наши поводки на месте.

Если бы я отвечала за свою жизнь, я бы взяла предложенную им руку и прижалась всем телом к его ожидающей руке, растворяясь в его тепле, в то время как все его внимание оставалось исключительно на мне и только на мне одной. Все глаза в этом месте были бы прикованы к нему, отчаянно желая узнать, кто был главным в данный момент, испытывая необъяснимое любопытство к необузданной силе, исходящей из самого его существа, требуя их внимания без их разрешения, но он не удостоил бы их ни единым взглядом. В глубине души он бы знал, что они наблюдают за ним, потому что он такой бдительный, но он бы не уделил им ни секунды своего времени, приберегая его для меня, и только для меня.

Всегда я.

Он готовил для меня, дрался за меня, научился танцевать для меня, а я не могла уделить ему даже пяти минут, чтобы он мог показать мне, насколько он быстро учится. Держу пари, он быстро освоился, держу пари, у него была идеальная форма и непревзойденный ритм.

Потанцуй со мной, детка …

Настоящая, физическая боль зарождается в моей груди, когда его хриплые слова прокручиваются в моей голове в сотый раз. Когда он произносил их, я не уловила ни намека на нервозность, ни крошечной толики застенчивости, которая была вплетена в них. Он стоял там сильный, с проницательными глазами цвета хрусталя и легкой улыбкой, когда попросил меня взять его за руку.

Я почти сделала это, мой разум был настолько захвачен его близостью и спокойствием, которое приходит только от его присутствия, что я почти забыла, где нахожусь. Все, что имело значение, это то, где я хотела быть, и это было в его объятиях. Что еще более отвратительно, так это то, что, если бы я могла вернуться в прошлое и провести вечер заново, я не уверена, что поступила бы совсем по-другому.

Мой отец не должен добраться до Бастиана.

Он заберет его у меня, и я …

Я что?

Я ни хрена не знаю, вот что!

Пыхтя, я отталкиваюсь от стены ванной только для того, чтобы прижаться плечами к другой. Я хочу прийти в ярость. Идти в тыл врага, и все ради того, чтобы я могла сразиться с кем-нибудь, проткнуть его тупым клинком, за которым Бастиан не вернулся, и смотреть, как они истекают кровью на полу.

Теперь, когда я его заточила, он так легко разрезал бы кожу.

Черт возьми, я схожу с ума, и во всем виноват Бастиан!

Мой отец держит меня в полной изоляции. Мне не разрешается покидать поместье, если только я не собираюсь заскочить в кампус, и все. Энтерпрайз был моим собственным гребаным творением, и меня даже туда не пускают. Он продолжает говорить всем, что это мера безопасности, но это не так. Это его высокомерный мудацкий способ делать все, что в его силах, чтобы держать меня подальше от мальчика, которого он не хочет видеть рядом, мальчика, который никогда не смог бы соответствовать его невероятным стандартам. Конечно, ладно, он все еще думает, что я убегаю тайком, чтобы встретиться с каким-нибудь убийцей, который собирается подстрелить меня во сне, или что-то столь же нелепое, но эй, его жена была убита в комнате, которую они делили, так что, думаю, я не могу его винить. Не то чтобы он признался в этом.

А еще есть проблема с Энцо и тот факт, что ее, похоже, вообще нет.

Не было никаких признаков присутствия Энцо. Никакого движения в его поместье, никаких записей о возвращении его самолета в Штаты, как утверждал мой отец, ничего. Судя по тому, что узнала Бронкс, он все еще отсиживается в Коста-Рике, попивая мимозу на завтрак с компанией бизнесменов-бужи. Или массовыми убийцами, которые одеваются как бизнесмены, это действительно может быть и то, и другое, и последнее более вероятно. Суть в том, что его здесь нет, а моя сестра все еще здесь, и не было ни единого намека на неприятности, о которых он заявлял, так какого хрена?

Моя нога начинает подпрыгивать, и я откидываю волосы в одну сторону, только чтобы откинуть их в другую, прежде чем начать обратный отсчет от десяти. Это не срабатывает, и я снова просматриваю сообщения, перечитывая наш последний бессмысленный разговор, который теперь значит больше, чем следовало бы. Я сказала ему, что попробовала какой-то сорт шоколада с чили, приготовленный нашим шеф-поваром на десерт, и на вкус он был дерьмовый. Он сказал, что принесет мне батончик с местного рынка по соседству, потому что был уверен, что двухдолларовый батончик изменит мое мнение. Я не сказала ему, что шоколад, который использовал шеф-повар, был импортным и стоил в сто раз дороже, но я почти уверена, что он собрал столько же. В любом случае, это часть затрат. А потом я делаю то, чего, как я сказала себе, не буду делать, то, от чего меня должно было удержать небольшое десятисекундное упражнение Дельты.

Я перечитываю все двенадцать сообщений, которые отправила ему с тех пор, как он исчез той ночью, все остались без ответа, морщась, когда добираюсь до последнего …

Я: если ты не ответишь, я буду считать, что с этим покончено и запрет не пускать Дома в мою постель аннулируется.

Да, не самый приятный момент для меня, но мысль о том, что Хлоя утешает его, вызвала у меня буквально приступ рвоты, и результатом стало сообщение. Я полностью осознаю, что этого ни за что на свете не может случиться. Он использовал ее, и она позволила ему, а это значит, что он провернул что-то грязное, чтобы добиться своего. Шантаж, если я правильно поняла, не менее, что-то хитрое. Она не в его вкусе. Она слабая, инфантильная и брюнетка…