Его темные глаза проницательны, выражение лица маска безразличия, но я вижу в них требование. Он хочет, чтобы я подчинился, отступил назад, отступил в сторону. Он хочет знать, кто я такой, черт возьми, почему я здесь и почему стою так близко к его дочери.

Большинство людей в комнате вернулись в свои маленькие мирки, пролитый поднос сиюминутная проблема, звуковой шок привлек их внимание, и не то, чтобы мне было насрать в любом случае, но я потерял самообладание, когда красавчик начал смеяться. Когда я ничего не говорю, глаза Райо сужаются, и он меняет позу, слегка приподнимая подбородок и наклоняя голову набок.

— Оливер, — медленно произносит он. — Почему бы вам с Роклин не пойти и не потанцевать.

— Папа…

— Иди, — обрывает он ее.

После еще двух секунд колебания Роклин обходит своего отца, прищурив глаза бросив взгляд в мою сторону, направляясь к другому мужчине.

Оливер протягивает руку.

Роклин протягивает ему руку.

Я хватаю ее за гребаное запястье, и тут Райо Ревено оказывается у меня перед носом, четверо охранников рассыпаются веером вокруг него.

— Убери свою руку от моей дочери, прежде чем я покажу тебе, что происходит с людьми, которые прикасаются к вещам, которые им не принадлежат.

— Если он положит на нее свою руку, я сам проведу демонстрацию и не буду ждать, пока никто не увидит, чтобы сделать это.

Тихие вздохи наполняют воздух, но единственные люди, которые могут слышать нас через стену, возведенную его людьми, это Роклин и ее девочки, которые медленно перемещаются в эту сторону. Ноздри мужчины раздуваются, чувак слева от него делает шаг вперед, но Райо едва заметно качает головой и подходит ближе.

— Твое имя, мальчик. Сейчас же. — Его тон низкий, убийственный и обещает боль, но это нормально.

За свою жизнь я со многим таким сталкивался. Он подходит ближе. Я стою во весь рост. Роклин бросается, между нами.

— Хватит! — Шипит она в лицо своему отцу, прежде чем повернуться ко мне. — Мы не хотим беспокоить наших гостей без причины, даже если они могут счесть пулю в голову забавной.

Она дрожит, прикусывая свою хорошенькую губку, глаза подергиваются, а брови опускаются все ниже и ниже. Но затем они разглаживаются, ее несчастное выражение проясняется, смятение в ее красивых зеленых глазах испаряется на глазах у меня.

Моя богатая девочка ушла, а на ее месте пластический хирург.

— Кто он такой, дочь моя? — Требует Райо грохочущим голосом.

Губы Роклин кривятся, и не в лучшем смысле этого слова. Она с отвращением смотрит на меня в ответ, а потом говорит:

— Он никто. Подражатель, заинтересованный в поступлении в нашу школу, но, как я ему сказала, мы не общаемся с прислугой.

У меня стучит в висках, пульс готов пробиться сквозь кожу и броситься на нее. Я переполнен яростью, готов устроить ад у самого дьявола, мать его, прямо здесь, прямо сейчас, но, в отличие от всех этих придурков, я этого не показываю.

Я чертовски стойкий человек. С невозмутимым лицом.

Плевать на весь этот гребаный мир. И вот я приподнимаю бровь, а эта маленькая соплячка вздергивает свой гребаный подбородок.

— Убирайся отсюда и не возвращайся, — выплевывает она, окидывая меня взглядом с головы до ног. — И верни костюм тому, у кого ты его украл, поскольку очевидно, что ты никогда не смог бы позволить себе что-то настолько красивое.

Мой телефон вибрирует в кармане, но я не достаю его, вместо этого потираю губы, чтобы унять дрожь в конечностях, и включаю периферийное зрение.

Хлоя сейчас рядом, Дамиано тоже.

Оказывается, Роклин еще не закончила.

— Уходи, лакей. Беги обратно туда, откуда пришел, и оставайся там. Мы не хотим, чтобы здесь были такие, как ты, и, как ты можешь видеть, мы пытаемся насладиться вечером с людьми, которые на самом деле были приглашены, так что, если ты не планируешь сделать свой последний вздох сегодня вечером, я предлагаю тебе убраться отсюда на хрен. — Она моргает один раз. Дважды. — Сейчас же.

Когда я делаю шаг к ней, ее брови приподнимаются до линии роста волос, а ее отец бросается к ней. Он бросается ко мне, крепко обхватывая за шею. Триумф сияет в его карих глазах, но, когда я просто приподнимаю подбородок, предлагая ему еще более крепкую хватку, что-то мелькает в его взгляде.

— Оставь его, пап. — Роклин пожимает плечами, подходя к Оливеру, который осмеливается, черт возьми, ухмыляться. Она берет его под руку, и мои пальцы проскальзывают под рукав, чтобы коснуться холодной стали.

— Почему я должен позволить ему выйти за дверь? — Райо рычит, его пальцы подергиваются на моей коже.

Я отказываюсь глотать или выказывать хоть какие-то признаки борьбы, хотя весь воздух в моих легких израсходован.

— Потому что он никто. Не стоит тех неприятностей, из-за которых он вляпался. — Она выравнивает свой взгляд, удваивая его. — Он всего лишь бедный панк с проблемными мамой… и папой.

Неохотно ее отец отпускает меня, но его глаза остаются прикованными к моим, даже несмотря на то, что я смотрю на нее, прищуриваясь, и будь я проклят, если на мою грудь сейчас не давит гребаное давление. Мой желудок скручивает, и я делаю шаг назад.

Ее губы плотно сжаты, но нос высоко поднят.

— Тебе здесь не место. А теперь иди.

Вена на моей щеке начинает пульсировать, и они это видят. Они смеются. Смотрят на меня сверху вниз. Качают своими гребаными головами.

Скованность в их мышцах ослабевает, и все до единого, кроме гребаного Райо Ревено, делают шаг назад, больше не видя во мне угрозы. Теперь им видны все мои цвета, такие чертовски яркие, что они ослепляют. Грязно-коричневый. Никчемный белый. Притупленный черный цвет. Они не могут видеть красную дымку ярости, застилающую мои глаза, или обещание возмездия, направленное прямо на них. Я просто сломленный мальчик, обозленный на весь мир, потому что мама и чертов папочка не любили меня.

Я рассказал ей это дерьмо по секрету и понятия не имею, почему. Я должен был знать лучше. Она не была готова к этому. Может однажды… Я, черт возьми, позабочусь об этом. Что касается их самих, я буду уничтожать их достоинство слой за слоем. Они увидят и научатся, хотя бы на собственном горьком опыте.

Требуются усилия, к которым я не прибегал чертовски долгое время, чтобы переставить ноги и пронести их по полу, а затем выйти через боковые двери, ведущие в сад, самый простой способ полностью отказаться от того, что я нашел.

Я не успеваю пройти и половины пути, как слышу, что внимание Райо переключено на что-то другое, и проходит всего несколько секунд, прежде чем следуют протесты Оливера. Затем раздается негромкий стук каблуков, а затем Дом спешит на помощь, но я не оглядываюсь. Я продолжаю, блядь, идти.

Роклин следует за ним.

Я спускаюсь на две ступеньки, когда ее настойчивый голос прорезает воздух.

— Подожди! — Кричит она.

Я не жду.

— Остановись на минутку! — Кричит она.

Я продолжаю двигаться.

— Черт бы тебя побрал! Вот почему ты такой властный в постели, верно? Потому что ты не можешь смириться с тем, что кто-то другой говорит тебе, что делать, потому что ты проводишь каждый второй день, выполняя чьи-то приказы!

Она задыхается. Мои ноги подкашиваются, и я оказываюсь лицом к ней, прежде чем она успевает произнести последнее слово. Я замечаю Дома у двери, недалеко, но он не подходит ближе. Ее рот плотно сжат, пока она ждет, что я заговорю, но я так чертовски зол, что все, что я могу делать, это смотреть на нее, пока даже ее вид не выводит меня из себя.

— Верно, Богатая девочка. Я питаюсь на дне. Никто иной, как бедный панк, который работает на кого-то другого по чьему-то зову. Это та жизнь, которой я живу, потому что мне выпала такая судьба. При рождении в мой карман не положили туза, но тебе лучше, блядь, поверить, что, когда я умру, — я наклоняюсь, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и ее нижняя губа дрожит, — у меня на ладони будет вся гребаная колода, включая даму, мою гребаную королеву. Так что развлекайся сегодня понарошку, делай папины добрые дела, но следи за собой. Наблюдай за своим миром чертовски внимательно, потому что никогда не знаешь, кто может войти и перевернуть его с ног на голову. И какой это будет скандал, мисс Грейсон.

Все ее тело поникает.

— Бастиан…

Я слышу мольбу, безмолвный крик, который мог уловить только я, потому что я единственный, кто знает ее достаточно хорошо, чтобы услышать это. Она умоляет меня понять, не принимать это за чистую монету и заверить ее, что мы поссорились, но помиримся позже. Вместо этого я стою во весь рост, глядя на нее свысока, как будто она пиявка, а я леопард.

— Меня зовут Басс, и, черт возьми, не забывай об этом. — Качая головой, я отступаю на несколько шагов. Насмешливый смех, который горчит у меня на языке, и ухмылка, которую я не чувствую, кривит мои губы. — Не то, чтобы ты могла.

Она делает еще один решительный шаг ко мне, но я показываю ей спину, стараясь двигаться быстро, потому что никто здесь не собирается наблюдать за этим всем вместо меня.

И я исчезаю в тени.

Роклин

Он уходит, исчезая в безопасности темных садов, не видно даже его тени. Я сбегаю вниз по последним нескольким ступенькам, но резко останавливаюсь, моя грудь вздымается, когда я снова и снова прокручиваю в голове каждое сказанное мной слово.

— Ты знаешь, что он послал людей следить за ним, — раздается голос Дома у меня за спиной, но я не оборачиваюсь.

Я знаю, что он не ошибается. Мой отец ни за что не позволил бы Бастиану уйти отсюда после этого.

— Должны ли мы… помочь ему? — Нерешительно спрашивает Дамиано.

Его преданность мне усиливает войну эмоций, уже бушующую в моей груди, но это Бастиан.

Я отрицательно качаю головой.

— Они его не найдут.

— Роклин… — не соглашается он, тоном прося меня прислушаться к голосу разума, но я не возражаю.

Мой мир темный и пугающий, но и его мир тоже, и он приспосабливается так, как может. Способы, которые работают и помогают ему справиться с его личной болью. Наши люди сильны, но я вижу ту же тень в глазах Бастиана.