Он не знал, что сибирская природа припасла им еще один неприятный сюрприз.

Когда на следующий день им попалось первое сухое дерево, они не обратили на это никакого внимания. Ну мало ли сухостоин стоит вот так же по тайге. Но пройдя еще с полкилометра они невольно остановились и ошеломленно осмотрелись по сторонам. Этот пейзаж напоминал декарации сьемок фильма про атомну катастрофу. Насколько хватало глаз перед ними стояли только высохшие деревья лишенные хвои, а большей частью и даже коры. Все те же ели, пихты стояли как люди воздевшие в ужасе обнаженные руки. Поражала тишина стоявшая в этом мертвом лесу. Ветер не шуршал в кронах деревьев, ни одна птица не летала не пела в округе. Только треск сучьев и облетевшей коры под ногами путников нарушали мертвящий покой этих мест. Лишь иногда издалека доносилась причудливая дробь дятла, даже трава не росла на земле засыпаной опавшей хвоей и корой. За прошедшие после этого несчастия годы у большинства деревьев подгнили корни и громадные завалы упавших деревьев заставляли компаньенов или продираться сквозь это сплетение высохших веток, или петляя обходить эти созданные природой барикады.

— Что же это такое? — растеряно спросил Степаныч. — А, Егорыч? На пожар не похоже, как будто нейтронную бомбу испытывали.

Тот ответил после небольшой паузы.

— Где то я уже читал про такое. Кажется это называется непарный шелкопряд, или что-то подобное.

— Ты хочешь сказать, что это все сделали какие то там гусеницы? удивленно спросил полковник.

— Именно так, — кивнул головой Золотов. — Ты про саранчу то слыхал? Ну вот это примерно тоже самое. Ладно, пошли.

Они двигались по мертвому лесу, и лишь через час Золотов нарушил это тягостное молчание.

— Да, в таком лесу мы зайцев больше не увидем.

В отличии от них Астахов точно знал что случилось с этим лесом. Нашествие непарного шелкопряда, пихтовой пяденицы и усача было ужасным. Миллиарды этих гусениц и жуков, по какой то ошибке природы расплодившиеся в немыслимых количествах, накатывались волной, за считаные часы оставляя от дерева оди qjeker. Они двигались как огонь, и в отличии от него ни дождь, ни громадное количество птиц и бурундуков, пожаловавших на это жуткое пиршество, не могли их остановить. Километр за километром погибала тайга, молча, в неслышных муках умирали сотни тысяч деревьев. Звери, птицы — все покинули эти прежде благодатные места, и еще не скоро жизнь возродится здесь. Лишь кое где островками зеленела трава, да робкая поросль с трудом продиралась сквозь завалы своих погибших предков. Сгнившие за годы корни уже не держали тридцатиметровых великанов, и не раз и не два за этот день невольные путники слышали где то вдалике протяжный скрипучий стон падающего дерева, а затем тяжелый удар массивного тела о землю. Временами деревья лежали столь густо, что приходилось обходить эти завалы делая петли в лишнии сотни метров. Одно время Золотов с компаньоном пытались идти вдоль русла небольшо ручья, надеясь по нему добраться до реки, но тот петлял настолько прихотливо, что они отаказались от этой идеи и просто пошли на запад.

Вечером, устраиваясь на ночлег, они доели остатки зайца, причем Степаныч перед трапезой уже долго, озабочено нюхал мясо, да и ел его с меньшим энтузиазмом чем прежде.

— Собачья жизнь, жрем какую то падаль, — пробурчал он после ужина. Проглоченная зайчатина обиделась на его слова и через полчаса полковника жутчайшим образов вырвало. Кроме того у Степаныча разыгрался понос, на всю ночь отправивший его в «сидячий караул». Золотов, перенесший ту же самую «диетическую» пищу абсолютно безболезненно отнесся к страданиям своего компаньона не более чем с юмором.

— Степаныч, ну и нахрена вот ты столько пищи в дерьмо переправил? Нет чтобы пожертвовать товарищу. Слушай, полковник, смени точку бомбометания, сел ведь как раз с подветренной стороны!

— Ничего, что естественно, то не безобразно, так что нюхайте, господин миллиардер российское дерьмо! — с кряхтением парировал полковник. — Эх, сейчас бы сюда стакан спирта с солью, и все бы как топором обрубило! Провереный метод.

К утру понос у артиллериста прекратился, но выглядел он ужасно: мешки под глазами, а цвет лица приобрел какие то желто- синие оттенки. Шел он с трудом, Степаныча шатало от слабости, он так часто спотыкался и падал, что к полудню уже перестал при этом даже материться. Но именно в это время они наткнулис на старое, заброшенное зимовье.

41. Пекло

Эту небольшую, скособоченную избушку первым заметил Золотов. Она стояла на высоком берегу ручья резко выделяясь своим потемневшим деревом на фоне побелевших стволов погибшего леса. Бредущий из последних сил Степаныч буквально врезался в спину остановившегося хозяина.

— Ты что, Егорыч? — пробормотал полковник, с недоумением глядя на Золотова.

— Смотри, — только и мог выдавить тот. Первое встретившееся за эти дни человеческое жилье, хотя и убогое, потрясло его.

— Степаныч, люди где-то близко.

Почти бегом они спустились вниз, перешли вброд ручей и вскоре стояли около небольшой избушки, размерами три на три метра, чуть выше человеческого роста, с плоской крышей, с кургузым огрызком почерневшей трубы. Небольшое окошко лишилось одного из стекол и от этого напоминало лицо подслеповатого mhyecn, выпрашивающего милостыню в московском метро. Золотов крутанул вертушку простейшего запора, потянул на себя дверь и пригнувшись осторожно переступил через порог. Почему то он ожидал увидеть что-то ужасное, вроде того скелета, чт обнаружили на болоте, но избушка оказалась девственно пуста. Дневной свет, пробивающийся через оконце и открытую дверь, так и не сумел развеять скопившейся за долгие годы мрак. В этой полутьме финансист рассмотрел небольшую железную печку с большой охапкой пересохших дров перед ней, маленький самодельный стол размером метр на метр, и лежанку, прикрытую истлевшей и потерявшей цвет оленьей шкурой. Кроме того в углу стояла большая и широкая самодельная охотничья лыжа, почему то одна. На всем этом лежал столь толстый слой пыли, что и Золотов и Степаныч сразу поняли, что здесь никого не было уже много лет.

Не говоря ни звука они разошлись по разным углам, Золотов нашел в углу пожелтевшую газету и поднеся к окну разочарованно вздохнул. Это была «Комсомолка» шестилетней давности. Степаныч же, поднимая клубы пыли, шуровал под столом и лежанкой. Из под топчана он выволок на свет большую жестяную коробку из под чая, при свете падающем из окна открыл ее, понюхал, и, выругавшись, тут же выкинул в окно.

— Пшено что ли было. Аж окаменело все. И запах!.. — пояснил он. Cледующая находка больше обрадовала компаньонов. В небольшом холщевом мешочке полковник обнаружил окаменевшую, но вполне пригодную для употребления соль. Несколько раз лизнув серый комок Степаныч мотнул головой.

— Эх, сейчас бы хоть какую живность подстрелить, теперь ее и посолить можно было бы.

Больше под лежаком ничего не было, но Золотов и из этого сделал необходимые выводы.

— Похоже сюда должны были вернуться.

— С чего ты взял? — удивился Степаныч.

— Не понимаешь что ли? Пшено, соль, дрова вон припасены…

Они посмотрели на печь и одновременно увидели на самом видном месте слившийся с пылью, потемневший от времени коробок спичек. И Золотов и Степаныч кинулись на него одновременно, но добычу первым успел схватить финансист.

— Ну, есть?! — нетерпеливо спросил артиллерист, пытаясь рассмотреть в полутьме содержимое коробка.

— Да погоди ты! — отмахнулся Золотов. — Пять, шесть, семь… Девять спичек!

— Живем! — восторженно заорал полковник.

— Не испортились ли они? — озаботился финансист.

— Ну попробуй.

— Совсем что ли охренел? Это же целый костер, ночь в тепле. Вечером и проверим.

Они еще раз обшарили всю избушку, но не нашли ничего пригодного для их существования.

— Странно, ни ложек, ни чашек, ни чего. Пшено то надо в чем то варить? — удивлялся полковник.