— Очевидно тот кто ее построил приносил все с собой. Что ему, много нужно? Вспомни Семена, два котелка и ложка, вот и все имущество.

— О, нашел кого вспомнить! А сам говорил не вспоминай на ночь глядя?!

Последняя фраза полковника заставила Золотова задуматься. Когда вскоре после этого Степаныч спросил его: — Ну что, дальше пойдем, или здесь заночуем? — тот махнул рукой в сторону двери, но сам в зимовье задержался.

Степаныч уже поднялся вверх метров на тридцать, когда Золотов наконец вывернулся из — за угла избушки. Полковник остановился поджидяя его, и вскоре увидел как за спиной миллионера из всех щелей зимовья повалил не слишком густой, но явный дым.

— Ты что, поджег ее? — ошеломленно спросил Степаныч финансиста.

— Ну да, надо было же проверить горят ли спички. Как видишь вполне пригодны, только ломкие больно. Две штуки сломал пока разжег.

— И надо было тебе этой фигней заниматься? — недовольно выговаривал полковник уже на ходу. — Говорят же не зря в таких зимовьях и спички, и еду оставляют. Да и дрова вон лежали. Как раз для таких как мы, бедолаг.

— Ну не оставлять же эту избушку Семену. Перебьется под открытым небом.

— Ты думаешь что он все-таки идет за нами? — несколько растеряно спросил Степаныч. За последние дни он как то уже и забыл про охотника, почему то уверился в мысли, что или Пашка его угробил, или тот просто напросто их потерял.

— Конечно.

— Откуда ты знаешь?

— Я его чувствую, — заявил Золотов, и странное, волчье выражение злобы появившееся на лице миллионера заставило Степаныча отставить вертевшуюся в голове заезженную шутку про различия между «чувствую и ощущаю», и прикусить язык.

Поджег зимовья имел для них самое неожиданное последствия. Они прошли примерно еще час, когда оглянувшийся на вершине очередной сопки Степаныч вдруг присвиснул, и шлепнул задумавшегося о чем то своем Золотова по плечу.

— Глянь-ка, Егорыч!

То что увидел финансист ошеломило и его. Сзади них на громадном пространстве полыхала тайга. Высохшие за пять лет деревья горели как порох, огонь распростронялся и по земле, обильно усыпаной обвалившейся с деревьев хвоей и корой, перескакивая с одного завала на другой. Не сильный, но постоянный ветер распростроняя зону огня словно бы растягивая между ними и охотником красивый, расшитый золотом занавес.

Эта тайга сгорела бы в любом случае, не от спички, так от удара молнии, просто пришел ее срок. Впервые за пять лет эти жаркие, сухие дни словно подкинули дровишек в гиганскую топку, и природа ожидала только того, кто даст ей «прикурить».

Астахов увидел пожар когда до линии огня оставалось каких то полкилометра. Сначало стихию почувствовала Найка. Остановившись она начала активно нюхать воздух, а потом странно, протяжно заскулила.

— Ты чего, Найка? — удивился охотник. Осмотревшись по сторонам и прислушавшись, Астахов на всякий случай снял карабин с плеча и пошел дальше, ведя на поводу неохотно переставляющую лапы собаку. Затяжной, длительный подьем на очередную сопку, густо усыпаную сушняком, утомил его. Семен решил что взойдя на вершину он остановится на привал, но тут и он почувствовал резкий запах гари. С беспокойством осмотревшись по сторонам охотник не заметил ни чего собенного, но взойдя на вершину увидел перед собой бушующий фронт огня.

Астахову и до этого приходилось попадать в лесные пожары, mn этот резко отличался от всего, что он видел прежде. Почти не было дыма, сухие стволы горели как свечки, а бушующий низовой пожар активно поглощал высохшие сучья кустарников, обширный слой опавшей коры и многочисленные упавшие деревья. Все это сопровождалось мощным гулом бушующего огня. Стихия двигалась прямо на него, и оглянувшись по сторонам Семен свистнул Найку и побежал с вершины сопки вниз. Сначало ему казалось, что он без труда сможет уйти от пожара, но уж через полчаса охотник начал сомневался, что вообще останется в живых.

Огонь продвигался вроде бы и медленно, но неумолимо и методично. Ели горели ровно и жарко, пихта же активно трещя отстреливала искры природных фейерверков. Астахов пожалел, что не успел до этого отдохнуть, теперь на ногах словно висело по гире, пот заливал глаза, а легким не хватало кислорода. К тому же огонь распростронялся не равномерно, на вершины сопок он поднимался как бы с трудом, зато скатывался с них словно первоклашка со снежных гор, быстро и весело. Временами между сопок, по ложбинам образовывалось что-то вроде аэродинамической трубы, и тогда пламя с гулом и ревом устремлялась вперед, как бы охватывая сопки огнеными руками. Из одной такой ловушки Семен еле успел выскочить, почувствовав на лице огненную печать стихии. Он пробежал еще метров пятьдесят, и обернувшись увидел как два очага пожара сомкнулись за его спиной, быстро поглотив небольшой пятачек, до этого свободный от огня. Громадные завалы упавших деревьев не позволяли двигаться Астахову прямо, ему постоянно приходилось петлять, чтобы миновать их, а огонь препятствия не обходил, казалось набрасываясь на павшие деревья с особенным удовольствием.

Вскоре Семен уже шел не туда, куда хотел, а туда, куда позволяла это стихия. По непонятным для охотника причинам левый фронт пожара начал распростроняться гораздо быстрей чем правый, и Астахову пришлось уходить вправо, в места для него еще не знакомые. Все это время он надеялся встретить реку, или хотя бы большой ручей, но увы. Ему попадались или сухие русла, остатки весеннего наводнения, или в ручьях, иссущенных засухой оставалось так мало воды, что они не могли остановить верховой пожар.

Время неумолимо шло к вечеру, Астахов изнемогал от усталости, ноги его временами просто подкашивались и он падал на землю, несколько минут лежал отдыхая, а потом с проклятьями поднимался и шел вперед. Было нестерпимо жарко. Погода в этот солнечный, ясный день могла достойно войти в летопись какого нибудь черноморского курорта, а для этих мест и подавно являлась удивительной. Временами, когда огонь догонял его, Семен чувствовал нестерпимый жар за несколько десятков метров, и это заставляло его двигаться еще быстрей. Охотник начал уж прикидывать что же ему делать ночью, когда стихия поймала его в ловушку.

Увидев с вершины сопки прямо перед собой небольшую скалистую гряду Астахов не придал этому особенного значения. Древние, выветрившиеся скалы издалека казались низкими, приземистыми, к тому же простирались всего то на полкиломет ра, не больше. Семен сразу принял влево, и спустившись вниз по распадку начал обходить этот небольшой хребет стороной. Но уже выйдя к левому краю скал Астахов неожиданно понял, что огонь опередил его, и впереди пылает море огня.

— Ах ты черт! — сквозь зубы процедил Семен, и оглянувшись назад увидал, что как раз в эту секунду огненный вал перевалил через вершину сопки и начал стремительно скатываться вниз.

— Быстро, Найка! — дернув за поводок уставшую собаку он побежал вдоль скал, на ходу присматривая место где можно было бы подняться наверх. Увы, хотя высота этой каменной стены едва ли достигала тридцати метров, но вскарабкаться на нее собакой не представлялось возможным. Все более убыстряя шаг Семен бежал уже на пределе сил, задыхаясь и постоянно оглядываясь на линию приближающегося огня. Он не хотел туда смотреть, но голова его невольно поворачивалась в ту сторону, где как свечи на праздничном торте одна за одной загорались сухие лиственницы и пихты. До огня оставалось триста метров, двести пятьдесят, еще меньше… Засмотревшись на пламя Семен споткнулся и упал, но тут же вскочил и, подгоняемый тяжелым ревом бушующего пламени, снова припустился бежать. Задыхаясь он пробежал до самого окончания гряды, но даже не завернув за нее, отшатнулся от полыхнувшего навстречу языка пламени. Огонь опередил его и здесь, охвати его словно в клещи.

Прикрыв глаза рукой Астахов оглянулся назад. Последние сухие деревья кончались метрах в десяти от скалы, но температура бущующего огня была такой, что и этого хватило бы для того, чтобы превратить их с Найкой в два бифштекса.