— Сначало надо оторваться от Семена, — говорил он в ответ на умоляющий взгляд напарника. Полковнику стало казаться, что Золотов боится охотника как-то уже по особому, панически, поддаваясь какому то внушенному страху. К вечеру они подошли к местности где временами сопки, обращенные на северную сторону, совсем не имели леса, лишь густой, таежный травостой.

— Что-то его не видно, — сказал Степаныч, когда заметил как Золотов начал более часто оглядываться назад. Тот сразу сплюнул и выругался.

— Просят тебя поминать его на ночь глядя? Еще обьявится.

— А может Пашка его все таки сделал?

— Не знаю, но уйти надо подальше.

А Семен в этот день и в самом деле не спешил. Утром он еле поднялся с земли, все тело болело так, словно по нему проехался каток для укладки асфальта.

Тщательный медосмотр оставил неутешительные итоги. Все тело, начиная с лодыжек представляло собой один большой синяк. Особенно досталось правой руке. Семен даже подумал было, что Золотовский телохранитель сломал ее, но ощупа грандиозный кровоподтек убедился, что слава богу, это не так. Но больше всего пострадала ладонь. Кроме пореза на ней отпечаталась еще и раскаленная дужка котелка. Оба шрама почти идеально перекрывали друг друга, так что резанную рану Астахову даже не пришлось перевязывать, кровь остановилась от ожога, зато нещадно саднили порезаные пальцы. Вчера, в горячке он не почувствовал боли, а сегодня еле поднял с земли карабин.

Зато с ним была Найка. Именно поэтому прошлую ночь Астахов спал как никогда спокойно и крепко. Природа дождя больше не обещала, так что Астахов решил сделать передышку. Спустившись с котелком к реке Семен приготовился увидеть внизу обгорелую Пашину тушу, но к его удивлению берег оказался пуст.

«Неужели он все таки выжил и ушел»? — с содроганием души подумал охотник. Лишь поразмыслив он понял, что вчерашний дождь повысил уровень воды в реке, и тело очевидно снесло вниз по течению. Набрав в котелок воды Семен с трудом поднялся наверх и, разведя костер, принялся готовить завтрак. В этот раз он все таки заварил приготовленный ранее таежный чай. Закутав котелок в куртку, он настаивал его почти час, но зато получившаяся горьковато-прянная жидкость с резким смородиновым запахом сразу взбодрила его и придала сил. Лишь после обеда Астахов не спеша тронулся вперед по зверинной тропе, присматриваясь к редким отпечаткам рифленых подошв.

На одном из привалов Степаныч пробовал жевать какое то лопухастое сибирское растение. Золотов с немалым удивлением смотрел на своего спутника, а когда тот выплюнув зеленую массу, мучительно сморщился, то финансист, рассмеявшись, спросил: — Что, полковник, на подножный корм решил перейти?

— Он смеется! Жрать охото, сил уже нету идти. Должны же быть у них в тайге какие то сьедобные растения?! Я и название помню, Куликов Володька рассказывал, однополчанин мой по Афгану. Как их, э-э, «медвежьи ушки», солодка», «черемшина»… Нет, как это? А — а! Черемша! Что-то вроде лука, по весне у них растет!

— А ты Семена спроси, он тебе точно подскажет.

В этот день Астахов действительно набрел на целую поляну черемши, продолговатого растения с мясистым, толстым стеблем, по вкусу напоминающим молодой чеснок. Нарвав полный котелок и натолкав полные карманы он двинулся дальше, озабочено прикидывая, далеко ли ушли его невольные спутники. Следы о видел теперь редко, но знал, что в тайге не потеряет. Во первых с ним была Найка, а во вторых охотник уже понял, что Золотов с последним компаньоном движется строго на Запад.

«И это не плохо, — думал он, — как раз в этом направлении они не должны встретить никакого жилья».

40. Как волки

На следующий день Золотов и Степаныч потеряли реку, по которой надеялись выйти к людям. Финансист сидя на вершине сопки смотрел как медленно полковник спускается с самой высокой пихты и уже догадывался, что вести у Степаныча будут mep`dnqrm{e.

— Хрен там, — тяжело отдуваясь подтвердил тот, уже очутившись на земле. — Ничего похожего на реку. Слева какой то ручей течет, может по нему и выйдем к ней.

Он без сил опустился на землю и, прислонившись спиной к дереву, прикрыл глаза.

— Все ладони исколол об эти иголки, — пробормотал он, надвигая на глаза фуражку. — Два раза чуть не навернулся, в руках силы совсем не осталось.

— Ты что, спать собрался? — спросил финансист. — Идти надо.

— Вот ты и иди, а я все силы оставил на этом чертовом дереве.

Он потихоньку задремал, сморился на солнцепеке и его хозяин. Разбудил Степаныча легкий тычек в бок.

— А, что?… — пробормотал он спросонья.

— Тих-хо ты!..

Полковник осторожно приподнял фуражку и увидел не так далеко от себя, в каких то двадцати метрах большого, крупного зайца, щипавшего на склоне сопки зеленую траву. Время от времени косой вытягивался во весь рост и шустро стригя ушами осматривался по сторонам, активно нюхая воздух черным носом. К счастью ветер дул на них, а зеленая униформа позволяла до поры слиться с общим фоном. Очень медленно и осторожно Степаныч потянулся за ружьем, он уже взял его в руки когда заяц вдруг понял, что на этом банкете он не один. Косой сразу сдела резкий скачек в сторону, но полковник уже вскинул ружье, и грохнувший выстрел не пропал даром. Крупная картечь сразила зайца в лет, истошно заверещав он крутанулся на месте, сделал еще один небольшой скачек, но здесь силы оставили его, и подбежавший Золотов, с разбегу упав на землю, схватил за уши еще бившееся в агонии тело.

Далее все было без слов. С каким то утробным рычанием полковник вспорол брюхо зайца и выкинув кишки располосовал всю тушу на несколько больших кусков. Степаныч не соизволил даже снять с дичи шкуру, они жадно и долго выгрызали из шерсти красное, еще кровившее мясо. При этом они как то по особенному смотрели друг на друга, не как люди, и тем более друзья. Так смотрят друг на друга два волка, прикидывая, не сьел ли его напарник больше чем он сам. Сначало Золотову казалось, что он сможет сьесть всего зайца за один присест. Своеобразный, солоноватый вкус свежего, еще теплого мяса показался ему сейчас гораздо вкусней всяких заморских явств. Но неожиданно быстро пришло ощущение сытости.

Их сморщенные от невольного поста желудки просто не могли вместить в себя много пищи. Может это, а может вернувшийся разум заставили обоих становиться.

— У нас заворота кишок от этого блюда не будет? — спросил Золотов, вертя в руках остатки заячьей ножки.

— Не должно, — ответил Степаныч, но так же отложил в сторону свой кусок мяса. Он утробно рыгнул, а потом засмеялся.

— У тебя, Егорыч, вся морда в пухе. Как у лисовина в курятнике.

— У тебя тоже, — усмехнулся финансист. Сытость располагает к неге, и расстелившись прямо на теплой земле Золотов выковырывая грязными ногтями из зубов мясо похвалил своего начальника охраны.

— Молодец, Степаныч! Здорово ты его прямо на лету срезал!

— А как уж ты на зайца кинулся, просто коршун! — укладываясь рядом, заметил полковник. Некоторое время они лежали молча, а onrnl не сговариваясь начали потихоньку, но все больше входя в раж хохотать.

— Нет, как мы его… Ха-ха… сырым!.. — давился смехом Золотов.

— А ведь ты,… Егорыч, ой, не могу! Ты ж его с шерстью жрал! стонал от хохота Степаныч.

— Не болтай! Это ты жрал с шерстью и даже кости…ха-ха… кости сожрал… смотри, — он протянул руку в сторону мяса, — костей то не осталось…

Эта невольная истерика длилась минут десять, потом они устали.

— Живот аж от смеха болит, — пожаловался полковник.

Золотов внимательно посмотрел на своего спутника.

— От смеха ли?

— Да нет, самую малость, — отмахнулся полковник.

Полежав еще минут десять они двинулись дальше. Золотов все присматривался к полковнику, но тот на желудок больше не жаловался, шел бодро и даже весело.

«Ну вот, подстрелили одного зайца, может и еще повезет. Все равно я отсюда выберусь, иначе это буду уже не я», — подумал Золотов, устраиваясь этой ночью на ночлег.