ГЛАВА 33

Кингсли

Люди всю жизнь избегают преступлений ― или пытаются это сделать.

Только не я.

Я знал, что однажды сделаю это. Что в какой-то момент сумасшедшие гены, как называли их мой отец и его стерва-жена, настигнут меня, и я сорвусь.

Вот почему я выбрал юриспруденцию. Это определенно не из-за извращенного чувства справедливости. Мне нужно было изучить право, чтобы обойти некоторые моменты и применить самоограничение, чтобы кого-то случайно не убить.

Или преднамеренно.

Когда Гвен находилась рядом, было легче, потому что мне было на ком сосредоточиться, из-за кого не попасться. Я должен был вырастить ее, быть тем родителем, которым не были мои родители. Я должен был быть человеком, который защитит ее от всего мира.

Но я не смог защитить ее от своего долбаного друга.

Бывшего друга, потому что собираюсь вышибить ему мозги через пять минут.

Я всегда знал, что, в конце концов, совершу убийство. Я просто не знал, что это будет человек, которого я считал гребаным братом.

Наша дружба с Нэйтом началась не совсем обычно. Мы долгое время были соперниками, но со временем поняли, что слишком похожи друг на друга. Поэтому ради амбиций решили отложить наши разногласия и стать партнерами.

И со временем я понял, что он был единственным человеком, которого я могу назвать другом.

Но больше нет. Потому что он умрет.

Упомянутый мудак плюхается на стул перед моим столом, проводит рукой по своему побитому лицу ― лицу, которое я должен был ударить еще несколько раз, чтобы стереть его выражение. Он осмеливается вздыхать, словно обижен, и его ударили ножом в чертову спину.

Нэйт кладет оба локтя на колени и опирается подбородком на тыльную сторону ладоней.

― Знаю, ты расстроен...

― Расстроен? ― Я кидаюсь к нему и крепче сжимаю пистолет. ― Здесь больше подходит разъярен. Готов, бл*дь, убить. Эта девочка ― моя дочь, моя плоть и кровь, мой гребаный второй шанс на жизнь. Я отлучился на одно мгновение, на одно гребаное мгновение, а ты ворвался и погубил ее. Она стала незнакомкой, которая противостоит мне как никогда раньше.

Он поджимает губы, а его темные глаза пристально смотрят на меня.

― Она никогда не противостояла тебе, потому что уважала тебя. Теперь она боится тебя, Кинг. Она видит в тебе человека, которого не узнает. Что, черт возьми, с тобой не так? Травма головы заставляет тебя вести себя как чудовище?

― Чудовище? Это говорит мне гребаный хищник, набросившийся на свеженький кусок мяса.

Он встает и хватает меня за воротник рубашки-поло.

― Никогда, слышишь, никогда, не повторяй этого. Уважай свою дочь.

Я бросаю пистолет на стол и хватаю его за ворот рубашки.

― Ты уважал ее? Когда ты лапал ее, ты думал об уважении? Обо мне?

― Конечно, я думал о тебе. Как ты думаешь, почему последние два года я избегал твой дом, как чумы? Это из-за нее, Кинг. Потому что она поцеловала меня в свой восемнадцатый день рождения, и после этого я не мог видеть в ней твою маленькую девочку. Ты был ее отцом, и я больше не мог с этим мириться. Потому что ты мой гребаный партнер и лучший друг, и я не хотел тебя потерять.

― Она... что?

Красная дымка застилает мое зрение, и все, что я могу сделать, это попытаться не взорваться. Неужели он только что сказал, что моя Гвен поцеловала его ― то есть, она сделала первый шаг? Нет, он, должно быть, чертов лжец и придумывает себе оправдания. Если бы она была к нему неравнодушна, я бы это заметил...

Образы того, как она краснеет при каждом упоминании о нем или его появлении, проносятся в моем сознании. Она почти всегда пряталась, когда он был рядом. Это началось около пяти лет назад, и тогда я не придавал этому значения, потому что это ничего не значило.

Это ничего не значит, а Нэйт ― гребаный лжец.

Я разглядываю его избитое лицо.

― Так очевидно, что ты не хотел терять меня, потому что как только я исчез из поля зрения, ты набросился на нее.

― Следи за своим поганым языком. Я на нее не набрасывался.

― Ах, да. Ты женился на ней. Это делает все намного лучше.

― Мы были вынуждены пожениться, из-за всех этих чертовых тяжб, которые ты ведешь со Сьюзан. Она бы отсудила этот дом, за который ты боролся до последнего, заметь. Она подала в суд, чтобы завладеть акциями фирмы и превратить нашу жизнь в ад. Мы не знали, очнешься ли ты когда-нибудь, и Гвинет хотела защитить твои активы. Она сделала это ради тебя, оплакивая твою потерю, потому что думала, что ты бросил ее, как и ее мать.

Он отталкивает меня, и я ударяюсь о край стола. Сжимаю руки в кулаки, дыхание становится резким и учащенным. Я не переставал думать о том, что, должно быть, пережила Гвен из-за несчастного случая, произошедшего со мной.

Я ― ее единственная семья, и она знает, как много этот дом значит для меня. Она бы, не задумываясь, защитила то, что я оставил, потому что, делая это, она защищает и меня.

Потому что мой Ангелочек уже не такой маленький.

Но я не хочу думать об этом. Не хочу верить, что теперь она совсем взрослая и больше во мне не нуждается.

― Допустим, ты женился на ней ради меня и фирмы. Но ваш брак должен был существовать только на бумаге.

― Так и было.

― Ох, правда? Должно быть, мне только что привиделся твой язык у нее в горле?

― Ты можешь ругаться, бить меня сколько угодно, но тебе нужно следить за своим гребаным языком, когда ты говоришь о ней. И да, вначале мы заключили фиктивный брак. Чтобы защитить ее, фирму и тебя, но со временем это стало чем-то большим.

― Что значит большим? Ты начал трахать ее в моем доме? Возможно, ты делал это в этом самом кабинете? Это была твоя фантазия, которую ты вынашивал годами, больной ублюдок?

Он замахивается и бьет меня кулаком по лицу. Он не сдерживается, и от силы удара моя голова резко поворачивается в сторону.

― Я просил тебя следить за своим языком, Кинг.

Я вгоняю кулак в центр его рта и наслаждаюсь видом крови, хлынувшей из его губ, когда хватаю его за воротник.

― Думаешь, мне приятно так говорить о своей собственной дочери? Меня тошнит от мысли, что ты прикасался к ней, что ты держал Гвен в своих гребаных объятиях и использовал ее.

― Я не использовал ее, Кинг. Никогда.

― О, да ладно, мы знакомы более двух десятилетий, и мне известно, что ты используешь женщин только лишь для секса.

― Не ее. Она другая.

― Скорее небеса обрушатся, чем ты изменишься, Нэйт. Это в твоих поганых генах, верно? Потому что тебя не любили родители, потому что ты всегда был вторым после брата, которого не мог ненавидеть, потому что он заботился о тебе. Но даже ему ты не очень-то нравился, разве нет? Иначе он бы не бросил тебя, не задумываясь. Ты завидовал, что у меня есть жизнь, семья, и ты решил сделать все возможное, чтобы ее разрушить. Ты запятнал моего Ангелочка своей тьмой, потому что хотел забрать единственное, что имело смысл в моей долбаной жизни.

Тут он теряет самообладание и начинает бить меня. Я бью его в ответ, и мы валимся на пол, нанося удары руками и ногами, пока оба не истекаем кровью, причем он больше, чем я. Я вижу, что он сдерживается.

В прошлом Нэйт никогда не сдерживался, ни по какой причине. Но сейчас он ослабляет удары, как бы сильно я его ни бил, и не думаю, что это потому, что я все еще восстанавливаюсь после аварии.

Той самой чертовой аварии, из-за которой оставил Гвен наедине с ним и гребаной женщиной, которая ее родила.

Когда мы, наконец, выдохлись, я перекатываюсь, пытаясь сесть на стул, в то время как Нэйт морщится и прислоняется к стене, вытянув ноги перед собой.

Он вытирает лицо рукой и ворчит.

― Пошел ты, Кинг. Пошел на х*й за то, что ты чертов долбоеб.

― А ты иди на х*й за то, что нанес удар мне в спину. Она гребаный ребенок. Она еще не жила, а ты все испортил.

― Она, черт возьми, не ребенок. Она давно перестала им быть, но ты продолжаешь чрезмерно опекать ее, чтобы она всегда была с тобой. Она сильная и знает, как позаботиться о себе, и ты должен начать привыкать к этому.

― Заткнись на хрен. Ты не имеешь права указывать мне, как обращаться с собственной дочерью. Ты будешь держаться от нее подальше, слышишь меня? Я собираюсь подать судебный запрет.

― Ты не можешь сделать это от ее имени. И перестань быть долбанутым мудаком. Я забочусь о ней, ясно? Я забочусь о ней так, как никогда не заботился ни об одной женщине в своей жизни. Черт, я так не заботился ни об одном человеке. Это серьезно. Я серьезно отношусь к ней, Кинг.

В моих венах разгорается такой огонь, какого не было никогда прежде, и образы его с моим прекрасным Ангелочком, моей Гвен, разрывают меня на части. Тошнота подступает к горлу, и я хочу убить его на хрен.

Поэтому я, шатаясь, встаю, хватаю пистолет и направляю его на него.

― Тебе не следовало прикасаться к ней, Нэйт. Лучшие друзья не трогают детей своих друзей.

― Думаешь, я не пытался?

― Ты должен был, мать твою, пытаться усерднее.

Я подхожу к нему с пистолетом и приставляю его ко лбу.

― Убери его, идиот. Если я умру, а ты сядешь в тюрьму, у нее никого не останется.

Когда я не подчиняюсь, он хватает пистолет и бросает его на диван.

― Тогда я найду способ убить тебя так, чтобы меня не поймали. А теперь убирайся из моего дома и никогда больше не показывайся мне или моей дочери на глаза.

― Это невозможно, так как ты мой партнер, а она моя жена.

― Ненадолго, черт побери. Ты с ней разведешься.

― Нет.

― Что, бл*дь?

― Если она не захочет развода, этого не произойдет.

Он, шатаясь, поднимается на ноги, хватаясь за ребра, которые я повредил ― хорошо, может быть, так он сможет почувствовать хоть малую толику боли, которую я испытываю от его предательства.

Может быть, таким образом, он сможет понять, каково это ― чувствовать себя ужасным отцом, оставляющим свою единственную дочь одну.

Если бы я не попал в ту гребаную аварию, если бы я не сделал тот звонок, всего этого бы не случилось. Я бы не позволил ему завладеть своей дочерью.

И не позволил бы ему быть рядом с ней.

Я бы предотвратил весь этот бардак.