Он целует, трахает со сводящей с ума настойчивостью и безупречным контролем. Нэйт целует так, будто никогда не хочет отрывать свои губы и язык от моих. И я не могу оторваться от его властного обладания, от того, как он уверенно управляет мной и знает каждый сантиметр моего тела.

Я долго не выдерживаю такого натиска.

Откидываю голову, зрение затуманивается, но я не закрываю глаза, рассыпаясь вокруг него. Я хочу, чтобы он видел меня, видел чувства, которые вызывает во мне, и то, насколько они неконтролируемы. Я хочу, чтобы он видел меня, не дочь своего друга, не девушку, которая на восемнадцать лет моложе его, а женщину, которая настолько бесповоротно влюблена в него, что медленно умирает при мысли о том, что может его потерять.

Стон срывается с его губ, когда он изливается в меня, тепло заставляет меня стонать ему в рот.

Он снова целует меня. Грубо и непреклонно, словно хочет что-то донести до меня.

Что именно, не знаю.

Когда мы, наконец, отрываемся друг от друга, между нами образуется струйка слюны, и он слизывает ее с моих губ, вызывая во мне дрожь.

― Не хочу выходить туда, ― шепчу я, извиваясь, чтобы почувствовать его внутри себя.

― Мы можем остаться здесь.

― Навсегда?

― Если хочешь.

Мы на пару минут замираем в этом положении, а затем он выходит из меня и использует салфетки, чтобы привести меня в порядок. Затем оказывается между моих ног, и мы поправляем друг другу одежду, словно старая супружеская пара. Это вызывает улыбку на моём лице, когда я поправляю его галстук.

― Почему ты улыбаешься?

― Из-за нас. Когда мы вместе, всё так спокойно.

― Так было всегда, когда мы жили вместе.

― Да. Я скучаю по тем дням.

Он приподнимает мой подбородок двумя пальцами.

― Скоро мы вернемся к былым временам.

― Почему ты так в этом уверен?

― У меня есть компромат на Кинга.

― Ты… ты собираешься причинить ему вред?

Да, с ним трудно, и в последнее время у нас были разногласия, но я никогда никому не позволю причинить вред папе. Даже Нэйту.

― Конечно, нет. Он твой отец. Я никогда не причиню ему вреда, даже если он этого заслуживает.

― Тогда что?

― Я скажу, когда у меня будут неопровержимые доказательства.

― Почему бы тебе не сказать сейчас?

― Не хочу напрасно обнадеживать тебя. ― Он целует меня в макушку. ― Выходи первая, а я после тебя на случай, если снаружи кто-то есть.

Я обхватываю его руками, зарываясь лицом в шею. Вдыхаю его запах, и это так успокаивающе и хорошо. Почему папа и весь мир не видят, насколько мы дополняем друг друга?

Почему они не могут понять, что я никогда не хотела и не нуждалась в ком-то так сильно, как в Нэйте?

― Гвинет.

― Минутку. Дай мне подзарядиться.

Я чувствую вибрацию в его груди, когда он стонет, прежде чем его сильная рука обхватывает мою голову.

Мы стоим так несколько минут, просто обнимаясь и чувствуя биение сердец друг друга. Между нами умиротворение, но, как и всему хорошему, этому должен прийти конец.

Потому что плохое должно происходить. Потому что беды более постоянны, чем мир, как бы мне ни хотелось думать иначе.

Нэйт с неохотой отпускает меня.

― Иди, пока он не заметил, что ты слишком долго отсутствуешь. Не хочу, чтобы он дулся на тебя.

― Ты снова похитишь меня вот так, муж?

― Абсолютно верно, жена.

Я улыбаюсь, целую его в губы и осторожно выскальзываю из помещения.

Я крадусь к лифту ― слава богу, мои кроссовки не издают ни звука, ― наблюдая за окружающей обстановкой.

Парковка вселяет страх, её слепящие белые огни заставляют меня тревожиться. Затем кое-что ещё заставляет меня испытать невообразимый ужас.

Очень знакомый голос, звучащий где-то рядом.

Папа.

Черт. Черт.

Если он почувствовал на мне запах Нэйта после простого соприкосновения рук, то после нашего контакта сейчас у него может случиться сердечный приступ.

Я прячусь за одной из машин и наблюдаю через окна. Когда вижу, с кем разговаривает папа, начинаю хмуриться.

Это... Аспен.

Папа разговаривает с Аспен, и впервые с тех пор, как я её знаю, она дрожит.

Меня начинает трясти, словно вот-вот случится нервный срыв.

Наверное, мне следовало уйти, умыться и нанести духи на всё тело, но любопытство берет верх. Используя машины в качестве прикрытия, пригнувшись, медленно направляюсь к ним.

Чёрт. Это сложнее, чем я думала.

Наконец-то я на расстоянии машины и могу слышать их ― или, вернее папу. Его голос звучит холодно, а не разъяренно, как тогда, когда он разговаривал с Нэйтом, но в нем всё ещё слышатся те пугающие нотки. Он быстро щелкает зажигалкой.

― Ты уйдешь. Мне все равно куда, но ты уберешься отсюда.

Она качает головой.

― Нет... я не…Я не могу уйти…

Он хватает ее за локоть.

― Послушай меня, ты, чертова ведьма. Ты лишилась родительских прав в тот момент, когда оставила её у моей двери двадцать лет назад и ушла без оглядки. Ты никогда не была её матерью. Ты для неё никто. А теперь ты молча исчезнешь, как тогда, пока я тебя не уничтожил нах*й.

Мой подбородок начинает дрожать, когда я перевожу взгляд с него на Аспен. Та, о ком он говорит, ― это я, верно? Двадцать лет назад только меня оставили у его двери.

И... он сказал мать?

Аспен?

Мама?

Мои пальцы впиваются в металл машины, за которой я прячусь, и он обжигает.

Он обжигает так сильно, что я резко отталкиваюсь от машины и вскакиваю. Я делаю это так внезапно и яростно, что их внимание переключается на меня.

Жизнь, какой я её знала до сих пор, кажется большой, гигантской ложью.

И всё это время я была посмешищем.