ГЛАВА 34

Гвинет

У папы появился план.

Или, скорее, изгнание.

Он посоветовал Нэйту обратиться в филиал «У&Ш» в Сиэтле, существующий несколько лет и стремительно развивающийся. Так будет он держаться подальше от меня.

Дело не в том, что папа особо заботится о филиале в Сиэтле, а в том, что он хочет разлучить нас с ним, и приложит для этого все силы.

В течение последней недели он готовился к разделу имущества и угрожал Нэйту аннулировать доверенность. Нэйт терпел это, потому что в основном хотел, чтобы папа успокоился. Кроме того, теперь ему не нужна доверенность, все имущество юридически принадлежит папе.

Затем папа настоял на разводе, и тогда Нэйт решительно отказался. Он также отказался уезжать, потому что: пошел ты, Кинг.

Это его точные слова.

Теперь мы нечасто с ним видимся, потому что папа усилил свою чрезмерную опеку. Совершенно очевидно, что сейчас я стажируюсь у него, и он таскает меня с собой повсюду, в том числе и на свои безжалостные разборки со Сьюзан, свидетелем которых он обычно не хочет, чтобы я была. Затем мы вместе идем домой, и он продолжает смотреть на меня холодным взглядом.

Что-то изменилось в папе после комы.

Сначала я подумала, что это потому, что он узнал обо мне и Нэйте и потерял самообладание, но тут что-то еще.

В его взгляде ― тревога, а в душе ― волнение, которое, кажется, поглощает его. Сейчас он более суров, более безжалостен, чем когда-либо раньше. Хотя он, вероятно, и раньше был таким по отношению к внешнему миру, но он никогда не обращался со мной подобным образом. Дело не в том, что он суров со мной ― в каком-то смысле он всё ещё мой папа, но он стал безжалостным.

Его странное обоняние так же вышло на новый уровень. На днях я пересеклась с Нэйтом в коридоре, мы коснулись друг друга руками, поскольку это всё, что мы теперь можем делать, и папа почувствовал на мне его запах. Без шуток, он сказал:

― Какого хрена на тебе одеколон этого ублюдка?

Так что да, что-то случилось.

Он ведёт себя как перед аварией, когда был взъерошен и не в духе. Страх, что события повторятся снова, не дает мне спать по ночам, я брожу по дому, словно призрак. Особенно учитывая то, что он отверг предположение о том, что его авария была подстроена.

Он сказал, что давно не проводил техобслуживание своей машины, но его тон был странным.

Сейчас все не так.

Не только между мной и папой образовалась пропасть, но и мы с Нэйтом продолжаем отдаляться друг от друга.

С каждым днем пустота внутри меня становится всё больше и глубже, и довольно скоро она поглотит меня целиком.

― Возможно, им просто нужно время, ― говорит Джейн, пока мы обедаем с Крисом в ИТ-отделе.

― Не думаю, что время это исправит. ― Я обмакиваю жареную картошку в кетчуп, но не ем. В последнее время у меня пропал аппетит.

― Он попросил меня подать судебный запрет в отношении Нэйта. Он не остановится.

Крис крадет у меня картошку фри и отправляет себе в рот.

― Это не должно было быть для тебя сюрпризом.

― Не смей говорить: я же тебе говорил.

Я бросаю на него злобный взгляд.

― Просто говорю, Гвен. Отцы не любят, когда кто-то трахает их дочерей, особенно такие заботливые, как твой.

Джейн сглатывает при этих словах и прочищает горло.

― Думаю, со временем все наладится. Они лучшие друзья, верно? Это должно что-то значить.

― Если под чем-то ты имеешь в виду, что он продолжает угрожать убить Нэйта, то, конечно, это что-то значит. Знаете, я постоянно слышала истории о холодности папы, но впервые она направлена на меня, и это ужасно. Я хочу вернуть своего папу.

Крис крадет ещё картошку фри.

― Ты же знаешь, что единственный способ сделать это ― расстаться с Нэйтом, верно?

На глазах выступают слезы, я киваю. Потому что папа все равно заставляет меня выбирать. Сколько бы я ни умоляла его и ни говорила о своих чувствах к Нэйту, он не верит.

Мысль о расставании с Нэйтом лишает меня дыхания, мучает бессонницей, и я чувствую такую пустоту, что иногда слышу ее треск.

Я двигаю картошку в сторону Криса и встаю.

― Пойду подышу воздухом.

― Я с тобой.

Джейн встает и берет меня за руку.

Крис забирает мою картошку и говорит, чтобы мы шли без него.

― Ты сильная, Гвен. Правда. ― Джейн поглаживает мою руку, когда мы едем в лифте, направляясь в гараж. ― Хотела бы я иметь твою силу и не быть такой трусихой.

― Ты не трусиха, Джейн. Ты просто ненавидишь людей, и это нормально. Не переживай.

Она смотрит в никуда.

― Я не ненавижу людей. Я не знаю, как с ними общаться, поэтому предпочитаю держаться подальше, потому что... у меня это хорошо получается. Бежать. Оставаться в стороне. Так я выживаю. Правда...

Лифт звенит, двери открываются на втором этаже, и я чувствую, как Джейн напрягается еще до того, как поднимаю голову и вижу стоящего там Нокса. Рука в кармане, а на лице совершенно пустое выражение.

― Выходи, ― приказывает он, его акцент становится еще заметнее.

Я думала, что он обращается ко мне, но Джейн вздрагивает, и ее ногти впиваются мне в руку. Она уже второй раз ведёт себя так в его присутствии. Или третий? Кажется, я видела его в ту ночь в клубе, когда Джейн исчезла.

― Я сказал, выходи, Джейн.

Она медленно отпускает мою руку и выходит из лифта. Поворачивается ко мне и бормочет:

― Поговорим позже.

― Э-э, хорошо.

Я вижу, как губы Нокса кривятся в жестокой ухмылке, когда двери лифта закрываются.

Это было странно.

Я все еще думаю об этой сцене, когда выхожу на парковке. Чья-то рука зажимает мне рот, и я кричу в нее, но звук получается приглушенным, но затем я затихаю, потому что узнаю его тепло. Тепло, смешанное со специями, древесиной и чувством принадлежности.

Нэйт тащит меня в комнату снабжения и прижимает к закрытой двери.

Мы оба тяжело дышим, наши грудные клетки прижаты друг к другу так, что мы чувствуем биение сердец друг друга. Синяки, которые нанес ему папа, пожелтели, а порезы медленно заживают, но он по-прежнему самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела. Единственный мужчина, которому принадлежит моё сердце.

Я провожу кончиками пальцев по линии его подбородка и порезу на губе. Он закрывает глаза, эти прекрасные, очень красивые темные глаза, от взгляда которых я больше не просыпаюсь. И, вероятно, никогда больше не проснусь.

― Ты в порядке?

Мой голос звучит эмоционально, и Нэйт, должно быть, чувствует это, потому что открывает глаза.

― Помимо того, что я чертовски скучаю по тебе, я в порядке.

― Я тоже скучаю по тебе. Мне... мне больно, Нэйт. Всё болит.

― Я всё исправлю. Обещаю.

― Но папа... ― Слова резко обрываются, когда он прикладывает палец к моему рту.

― Не упоминай его, когда я собираюсь трахнуть тебя.

Внизу моего живота вспыхивает дикий огонь, и я сглатываю, когда он медленно убирает палец с моих губ и заменяет его своими губами. Я приоткрываю рот со стоном, наслаждаясь тем, как оживают мои нервные окончания.

Я так долго была мертва, и моё воскрешение причиняет горько-сладкую боль.

Для человека, который не любит целоваться, Нэйт слишком увлекается этим актом, поглощая меня. Нет ни одного сантиметра во мне, который бы не принадлежал ему. А то, с каким доминированием он хватает меня за волосы и шею, чтобы углубить поцелуй, доводит меня до исступления.

Словно этого недостаточно, он проводит губами по моей шее и посасывает кожу на ключице. Я шиплю, резко втягивая воздух, чувствуя, как образуется засос.

― Я безумно скучал по твоему ванильному аромату.

― Я думала, ваниль ― скучна, ― выдыхаю я.

― Не на тебе.

Я настолько в бреду, что едва замечаю, как он обхватывает руками мою задницу и приподнимает, сажает на поверхность после того, как все с неё смахивает.

Мою кожу покалывает, он задирает мою юбку и ласкает меня через трусики.

― Вижу, ты влажная для меня, малышка.

― Только для тебя.

― Бл*дь. Повтори еще раз.

― Я становлюсь влажной только из-за тебя, муж.

Я тянусь к его ремню, но он качает головой.

― Не так быстро. Позволь мне насытиться тобой.

― Нэйт... пожалуйста… Разве ты не скучал по мне?

― О, я безумно скучал. Но ты будешь моей хорошей девочкой, правда, жена?

Он стягивает с меня трусики и засовывает их себе в карман. Я зажимаю губу между зубами, наблюдая за ним. Я скучала по тому, что он забирал мои трусики.

― Не слышу ответа.

― Я буду твоей плохой девочкой.

― Правда?

― Ммм.

Он обхватывает меня за талию и тянет к краю. Я скольжу пальцами по его плечам, а затем снова целую, потому что мне это нравится. Мне нравится, как его язык играет с моим, и как он покусывает мои губы, показывая, кто контролирует ситуацию.

В его объятиях я чувствую себя сильной, как никогда. Он дарит мне неземное удовольствие, боготворит мое тело, скользит руками по моей груди, талии и бедрам, словно не может насытиться мной.

Он заставляет меня чувствовать себя сильной, желая меня со свирепостью, которая превращает его в животное, и меня это заводит.

Я получаю удовольствие от того, как он хочет меня, не заботясь о последствиях или о том, что подумают о нас окружающие.

Продолжая целовать меня, Нэйт высвобождает свой член и слегка приподнимает меня над столом, чтобы войти в меня.

― О, боже, ― бормочу я ему в губы, медленно закрывая глаза.

― Нет. Смотри на меня, пока я трахаю тебя, жена.

Я открываю глаза, и наши взгляды встречаются, он медленно и глубоко входит в меня. Так глубоко, что попадает в место, о существовании которого я и не подозревала.

Каждым движением бедер он не только заполняет пустоту, но и запечатлевает себя в огромное пространство в моем сердце, которое занимал в течение многих лет.

Пространство, которое продолжало расширяться без моего разрешения, не желая останавливаться.

Его губы скользят по моему лбу, щеке, носу, ключице, когда он шепчет:

― Ты так чертовски красива. Такая чертовски привлекательная. Такая, бл*дь, моя.

А затем завладевает моим ртом, его язык повторяет движения его члена. Они набирают скорость, его язык и член, стол ударяется о стену с каждым мощным толчком его бедер.