Он добавил дополнительное освещение, стеллажи и обитый фиолетовым бархатом большой диван. Настроил компьютерную рабочую станцию, необходимую для цифровых проектов по искусству, которые простирались от создания трафаретов размером со стену до проектирования гигантских световых шоу на небоскребах. Но графические манипуляции, которыми он раньше увлекался, потеряли свою привлекательность. Ему нужно было заняться чем-то другим. Чем-то…

И как, черт возьми, прикажете думать во всем этом хаосе? Он с таким же успехом мог заниматься всем на Манхэттене.

В голове всплыла спальня Бьянки внизу. Вдова Хартсонг не показалась ему замысловатой личностью, но все же поняла задумку. Иен сомневался, нравится ли ему это. Нет, точно.

Ему не нравится.

Утро наступило слишком рано. Тесс проковыляла вниз, держа малышку на сгибе локтя. Когда же наконец дала Рен ее бутылочку, из задней спальни вышел Норт. В неряшливой фланелевой рубашке и джинсах он выглядел так, будто принадлежал к этим горам – такой же большой и суровый, как окружающий их пейзаж.

– Кофе, – прохрипела она, прежде чем Норт вымолвил хоть слово. – И не разговаривайте со мной. Я к ней три раза за ночь вставала. Терпеть ее не могу.

– Ну теперь понятно, почему вы то и дело целуете ее в макушку.

– Стокгольмский синдром. Я попала под чары своего захватчика. Это все стратегия выживания.

Возможно, ворчание Норта являло собой его версию смеха, но Тесс не знала наверняка.

– Сядьте, – приказал он. – Я займусь кофе.

Более скупого предложения она не слышала.

– Вас я тоже терпеть не могу. Всю ночь спали, а еще семи нет, как уже на ногах.

– Кто-то в стране должен стоять на страже демократии.

Он что, пошутил? Тесс не могла точно сказать, поскольку Норт уже покинул кухню.

Длинный обеденный стол занимал северную сторону открытого пространства. Его тяжелую, грубо обтесанную столешницу покрыли толстым слоем лака, чтобы защититься от заноз. Контраст между белым пенопластом на стенах и всем этим темным деревом – столом, блестящими дощатыми полами, книжными шкафами, установленными под окнами, - превращал помещение в уютное зимнее жилище, но также и в прохладное убежище в самые знойные летние дни.

Норт принес из кухни две кружки кофе, одну поставил перед Тесс, а сам сел на дальнем конце стола, в добрых восьми футах. Не будь она такой капризной после бессонной ночи, сочла бы его поведение забавным.

– А, ну понятно, – протянула Тесс. – Вы, похоже, до сих пор верите, что у девочек бывают вши. Как закончите начальную школу, не будете так сильно на нас реагировать.

Его рот дернулся.

– Я пересяду ближе, если обещаете не разговаривать.

Он подвинул кружку на середину стола.

– Не делайте мне одолжений. – Тесс убрала волосы с глаз. – Мне нужно позаимствовать одну из ваших фланелевых рубашек. В мою мы вместе с Птичкой не влезаем.

Толстовка Трева была бы достаточно большой, чтобы обернуть ее вокруг них обеих – пропитанная кровью Бьянки толстовка, которую Тесс без лишних церемоний выбросила в больничную урну. Она велела себе не думать об этом.

– И к вашему сведению, вам придется взять на себя хотя бы одну из ночных смен.

– Я не буду знать, что делать.

– Я покажу.

– Это не обязательно.

– Очень даже обязательно. Знаете, вы можете трогать собственную дочь. Она ни в чем не виновата.

– Я не говорил, что виновата.

Он понес свою кружку в кухню.

Тесс пошла за ним по пятам.

– Ловите!

Он резко обернулся, инстинктивно вытянув руки, и она осторожно вручила ему туго запеленатую малышку.

– Что за…

Тесс отступила.

– Мне нужно почистить зубы, принять душ и хотя бы сходить в туалет без младенца на коленях. Вам придется потерпеть.

– Но…

– Справляйтесь.

Когда Тесс решительно вышла, Рен принялась плакать. Тесс поколебалась, но заставила себя не возвращаться. Рен только что поела. Тесс ничего не могла сейчас для нее сделать, чего бы не осилил Норт.

– Я вас нанял! – крикнул он вслед.

– Считайте это регулярным перерывом на отдых, который предусмотрен трудовым законодательством.