– Скорее поздно. Имейте в виду, что я простужен.
– А на вид уже выздоровели. – Тесс остановилась, прежде чем еще кое-что сказать. Если уж придется сосуществовать с Нортом, нужно добиться какого-никакого мира. Тесс знала, под сколькими личинами может прятаться горе, и ей придется сделать то, что она поклялась не делать, когда приедет в Темпест. Голос ее оставался ровным. Глаза сухими. - Я понимаю горе лучше, чем вы думаете. Я сама потеряла мужа. Он тоже был молод, и ему не следовало умирать.
Тесс говорила твердым голосом, создавая впечатление, будто это произошло давным-давно и она оправилась. Как же далеко от истины.
– Соболезную.
Ни грамма жалости. Просто утверждение.
– Говорю только потому, чтобы вы не считали, будто я черствая. Но у вас есть дочь, и ей нужен отец. Сейчас, когда вы потеряли жену, дитя может показаться вам слабым утешением, но возможно скоро этим утешением станет.
Слова звучали пустыми, но в то же время могли обернуться правдой. Если бы у них с Тревом рос ребенок… Но Трев был не готов.
Норт положил недоеденный пончик на бумажный пакет.
– Вы все еще не поняли, как вижу?
– Поняла что?
Он потер шрам на тыльной стороне руки.
– Бьянка не была мне женой.
Рен издала тоненькие протестующие звуки. Тесс уставилась на Норта.
– Но…
Бьянка настойчиво называла его мужем, а поскольку вряд ли слыла рабыней условностей, Тесс не могла представить, что той было бы стыдно за беременность вне брака.
– Тогда почему она говорила, что вы ее муж?
Норт схватил ключи от машины.
– Мне кое-что нужно сделать в доме. Я за вами вернусь.
– Погодите! Вы же не можете уйти, как…
Оказывается, мог.
Иен скинул куртку и бросил ее на диван. От пота рубашка прилипла к телу. Он солгал о том, что здесь есть, чем заняться. Солгал, потому что Тесс хотела объяснений, а когда дело доходило до Бьянки и его самого, объяснять было сложно.
Он оглядел просторную комнату. Этот дом на вершине Ранэвей Маунтин задумывался как идеальное убежище. Никакие льстивые галеристы или фанатичные приверженцы не стучались в его дверь. На Манхэттене все в мире искусства чего-то хотели от Иена: его одобрения, его наставничества, его денег. Он думал, что сможет сбежать сюда. Выяснить, что он собой представляет как тридцатишестилетний художник, а не мятежный ребенок. Найти новое направление, которое имело бы смысл. Но затем он уступил уговорам Бьянки поехать с ним. Теперь она была мертва, и ему приходится иметь дело с последствиями, в том числе с возмущением, которое вцепилось в Тесс Хартсонг так же крепко, как и этот ребенок.
Иен посмотрел в другой конец комнаты на дверь, за которой крылось место, где умерла Бьянка. Бог ей судья, что она сказала Тесс, дескать, они женаты.
И пусть Бьянки не стало, он все ждал, что вот-вот зазвонит телефон, как уже бывало много раз.
«Иен! Я устроилась на новую работу. В нашумевший магазин этого нового дизайнера мужской одежды. Он великолепен! Мне не терпится вас познакомить».
«Улетаю на выходные на Арубу с Джейком… Он изумительный. Вот увидишь. Никогда раньше ни в кого так не влюблялась».
«Итан хочет, чтобы я к нему переехала. О, боже… Он такой потрясающий. Неважно, что он актер. Он другой».
«Иен, у меня дерьмовый день. Можно, я приеду?»
«Жизнь – отстой, Иен. Я принесу вино».
«Иен, ну почему люди такие говнюки? Приедь, забери меня, ладно?»
Теперь она внесла еще одну сумятицу в его жизнь и оставила разгребать. И он разгребет. Как всегда.
В школе было тепло, но к двери не бросилась гостеприимная Бьянка, а без нее у Тесс возникло ощущение пустоты. Норт направился к открытой лестнице, держа в одной руке чемодан, а в другой – вещи, которые Тесс просила его заказать для малышки.
– Вы вдвоем можете занять мою спальню наверху.
От его недружелюбного тона веяло зимним ледяным штормом.
В школе имелись две спальни, а значит, ему доставалась та, что на нижнем этаже. Комната, где…
Повсюду витала тень смерти Бьянки. Тесс непроизвольно плотнее закутала Рен. Жить с этим типом в одном доме даже несколько дней невозможно, и все же, как еще он сблизится с ребенком, которого до сих пор отвергал?
– Вы меня почти не увидите, – предупредил Норт, исчезая наверху. – Я буду в студии.
Тесс оглядела залитую светом комнату. Словно Бьянки никогда здесь и не было. Никаких шлепанцев, брошенных у входной двери. Никаких модных журналов, полупустых бутылок из-под воды или оберток от батончиков мюсли. Взгляд упал на закрытую дверь спальни.
Рано или поздно придется туда зайти. Если Тесс не покончит с этим сейчас, то не сможет думать ни о чем другом. Пока Рен дремала в слинге, Тесс подошла к комнате. Потом тяжело вздохнула и повернула ручку.
Кровать убрали. С окон сорвали занавески. Ковер исчез, оставив деревянные полы голыми. И остальное… Как будто Норт краской выплеснул свои чувства по всем этим прежде светло-серым стенам.
Поверхности покрывали вихри в палитре от угольно-черного, грязно-серого и дымчато-серо-коричневого до цвета беленой кости. Он нарисовал витки и завихрения, петли и дуги. Некоторые фигуры забирались на потолок. Другие сползали по плинтусу и выливались на пол. Тусклый пейзаж горя со всеми его ловушками и запутанными клубками, которые Тесс так хорошо знала.
– Здесь все, – прошептала Тесс, обращаясь к себе, к Рен. – Каждая эмоция… – Горло перехватило. – Каждое… чувство.
Позади раздался хриплый голос:
– Выйдите.
Взяв себя в руки, она вышла.
В отличие от царившего в нижней спальне хаоса, главная была приглушенной и упорядоченной, с угольными стенами в мужском духе и контрастной белой отделкой. Простая мебель включала в себя полосатый серо-белый коврик, большую кровать с прочным изголовьем, комод и набор прикроватных тумб. Изогнутая хромированная лампа для чтения склонилась над мягким креслом и пуфиком в тон.
Тесс пустилась в объяснения Норту о «кенгурянии», важности контакта тела к телу для недоношенных детей. Рассказала ему, как это регулирует температуру тела ребенка, стабилизирует дыхание, снижает младенческую смертность и так далее и тому подобное. Однако не была уверена, что он слушал. Не упомянула лишь о том, насколько это может быть утомительно.
К счастью, Рен не заплакала, когда Тесс уложила ее в переносную детскую кроватку, которую Норт доставил наверх – уютное желтое гнездышко. Она оставила малышку там ровно настолько, чтобы разогнуть спину и устроить на комоде пеленальный столик.
Тесс открыла ящики, надеясь, что Норт очистил хоть один для вещей Рен. Вместо этого нашла носки с принтом и однотонные боксеры черного и темно-синего цветов, все простое мужское, без каких-либо следов его дерзкого искусства. Обычные футболки, джинсы, пара прочных свитеров. Только тонкий аромат древесного мха и кедра намекал на что-то более экзотическое.
Он заказал все для Рен в элитном бутике на Манхэттене. Роскошные комбинезончики, дорогие пеленки, пастельные детские чепчики и носочки дороже, чем что-либо когда-то носила Тесс.
Тесс оставила вещи Рен на комоде, проверила, дышит ли она, и направилась к двум передним окнам комнаты. Горе стало ее хорошим приятелем. Так же, как и гнев. Оба перекроили Тесс. Теперь, глядя на незнакомый вид из окна, она задавалась вопросом, кем бы могла быть без тяжелого груза того и другого.
Столько всего случилось сегодня, что Тесс почти не вспоминала о Треве. Несмотря на напряжение от заботы о Рен, несмотря на собственную вину и горе из-за смерти Бьянки, она начала испытывать странное ощущение смирения. Это новое чувство выбивало из колеи.
Рядом с небольшим садом внизу стояла пара деревянных садовых стульев и железная скамья. В середине марта деревья все еще были голыми, но весна в Теннесси ожидалась со дня на день. Вернется ли сад к жизни или требуется посадить в нем что-то новое? Укоренить что-то новое в ее душе?
Полоски золотого света от заката в Аппалачах тянулись над деревьями в персиково-лиловое небо. Она упивалась его красотой.
– Ты это видишь, Птичка? – прошептала Тесс. – Только взгляни.
– Сомневаюсь, что ей интересно, – сказал Норт.
Он занял дверной проем, и его внезапное появление нарушило спокойствие момента. Что видел Норт, когда смотрел на мир? Смотрел на Тесс?
– Я думал, она должна быть в вашей кенгуровой сумке, – сказал он грубым голосом.
Значит, все-таки ее слушал.
– Ей стало со мной скучно.
Собственный ответ напомнил Тесс, что раньше она была забавной. Так думали все ее друзья. И она могла так рассмешить Трева, что он задыхался от смеха.
Норт не смеялся. Он взглянул на пеленальный столик и детские принадлежности на комоде.
– Я заберу отсюда свои вещи.
Поскольку мебели в нижней спальне не было, Тесс стало интересно, куда он все положит. Его студия занимала большую часть второго этажа. Может, Норт переедет туда. Она посмотрела на него по другую сторону комода.
– Сколько вам лет?
– Тридцать шесть. К чему вам знать?
Старше ее на год.
– Несколько лет назад увидела ваш автопортрет в черно-белых тонах. До сих пор помню. Вы себе не польстили.
– Нужды не было.
Норт открыл средний ящик. Тот, что с однотонными трусами.
– Почему вы так себя изобразили? – спросила она. – Больше скелета, чем плоти.
– Почему я вообще что-то делаю?
Он схватил стопку одежды, которую выложил на пеленальный столик, и оставил Тесс одну.
В студии Иен бросил свои вещи на длинный фиолетовый диван. В комнате пахло свежей древесиной от открытых полок, которые он соорудил сам. Друзья Бьянки спроектировали это пространство с большими окнами в крыше и открытой кирпичной кладкой как вторую студию, место, куда можно приехать, когда им требовалось вдохновение для своего дизайнерского бизнеса. Но уединение от внешнего мира оказалось более романтичным в их воображении, чем на самом деле, в то время как здешняя изоляция была всем, чего жаждал Иен.