Изменить стиль страницы

Глава 22

Когда Ева сказала, что хочет домой, то имела в виду не гостиницу «Белый олень», а Лондон. Эш решил отвезти ее в свои комнаты в «Грийоне», а не в Особняк, где она была бы окружена женщинами, суетящимися вокруг нее и задающими вопросы. Эш понимал, что Ева не в том состоянии, чтобы выдержать чье-то общество. Она не больна, ей всего лишь нужно время, чтобы прийти в себя.

Эш сделал все возможное, чтобы во время длительного путешествия из «Белого оленя» Ева чувствовала себя удобно: положил горячие кирпичи к ее ногам и укрыл теплым одеялом. Она проспала большую часть дороги, доверчиво положив голову на его плечо. Когда во внутреннем дворе гостиницы Эш взял ее на руки, Ева была все еще бледна, и он чувствовал, как она дрожит под сложенным в несколько раз одеялом.

- Где мы? – спросила Ева, просыпаясь и сонно моргая глазами.

- В «Грийоне». Когда ты поешь и отдохнешь, я отвезу тебя обратно в Особняк.

Она кивнула, соглашаясь, и запротестовала:

- Я могу идти.

Эш сказал что-то успокаивающее и двинулся к дверям, которые вели на заднюю лестницу. Когда он проходил мимо конюхов и помогавших им мальчишек, те прятали усмешки.

«Почему бы им этого не делать?» – кисло подумал Эш, сильно задетый иронией происходящего. Слуги привыкли наблюдать постоянный поток женщин, проходивших в его комнаты по черной лестнице. Так почему же к этой они должны относиться по-другому?

Но она была особенной, и в следующий раз, когда мисс Ева Диаринг поднимется в его комнаты, она войдет через парадную дверь, и все грумы, конюхи и их помощники должным образом выразят свое почтение леди Денисон.

Эш твердо и решительно намеревался этого добиться.

С понимающими ухмылками справиться было легко. Убийственного взгляда из-под бровей, тяжелого как камень, оказалось достаточно, чтобы заставить слуг заняться своими позабытыми либо только что придуманными делами.

Войдя в номер, Эш отнес Еву в гостиную и усадил в кресло у камина. Они были здесь только вдвоем, поскольку Риппер и Хокинс все еще оставались в Особняке. Эш мог позвонить лакею или горничной, но не хотел, чтобы кто-нибудь видел Еву. Он не желал ни смутить ее, ни скомпрометировать. Кроме того, Эшу не хотелось, чтобы о Еве заботился кто-то, кроме него.

Первое, что он сделал, - это развел огонь в камине. Было еще достаточно светло, но на город уже спускались сумерки, поэтому Эш зажег в комнате несколько свечей. Он налил два стакана бренди и один дал ей.

- Выпей это, - сказал он, - потом я закажу на кухне бульон и сэндвичи. За сегодняшний день ты ни крошки не съела.

Эш поднес стакан к губам Евы.

Она послушно сделала глоток и закашлялась. Оттолкнула его руку и с трудом произнесла, задыхаясь:

- Мне бы хватило и чашки чаю.

Эш ухмыльнулся.

- Ну вот, теперь ты говоришь уже больше похоже на себя.

Ева героически улыбнулась. Пусть слабая, но все же это была улыбка.

- Подожди здесь, - велел Эш. – Я пойду поищу что-нибудь поесть. – Потом он деликатно добавил: - Дамская комната находится в конце коридора, если тебе, хм…, захочется освежиться.

- Спасибо, - нисколько не смутившись, ответила Ева.

Эш задумался, хороший это знак или наоборот.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы найти лакея и отправить его за едой. Когда он вернулся в гостиную, Ева была уже на ногах и разглядывала комнату, ни на чем не останавливая взгляда. Она сняла шляпку и мантилью, и вид ее простого саржевого платья с длинными рукавами стер улыбку с лица Эша. Он вспомнил о тех, других женщинах, развлекавших его в этой комнате. Платья, которые они носили, не оставляли никакого простора воображению. И то, что именно Ева оказалась единственной, кто смог захватить в плен его сердце, больше не удивляло Эша. До встречи с ней он не знал, что такое близкие отношения. Был приятелем каждому, но не доверял никому. Пока не появилась Ева. Они знакомы совсем недолго, но кажется, что он знал ее всю жизнь.

Когда Ева взглянула на него с насмешливой улыбкой, Эш почувствовал, как тяжесть свалилась с его плеч. Печаль ушла, и девушка была больше похожа на себя.

- Ты очень гордишься собой, правда? – насмешливо спросила Ева.

- Что?

Она подняла свой стакан с бренди.

- Хрусталь от Уотерфорда. Фарфор – севрский. Подсвечники - серебряные. Или это отель предоставляет гостям все самое лучшее?

- Мне нравятся красивые вещи, - ответил Эш, подходя ближе, - и лучшее и прекраснейшее стоит прямо передо мной.

Она посмотрела на него с недоумением, что вовсе его не удивило. Комплимент прозвучал льстивой речью завзятого сердцееда. Уже другим голосом Эш продолжил:

- Мой отец имел пристрастие к дорогим вещам. Когда он умер, я унаследовал все его имущество.

Эш хотел сказать, что когда они поженятся, она сможет изменить в его доме в Ричмонде все по своему вкусу. Его вовсе не заботило, придется ли пить из хрустальных бокалов или из деревянных кружек, главное, чтобы Ева сидела во главе стола. Но он не стал говорить ей всего этого, поскольку душевное равновесие любимой было хрупким, слишком хрупким для того, чтобы воспользоваться моментом ее слабости.

Эш указал на камин.

- Подойди и сядь поближе к огню. На твои щеки вернулся румянец, и ты перестала дрожать. Это уже что-то. На какое-то мгновение ты меня испугала, Ева. Что произошло в карьере? Я хотел бы узнать это, если ты чувствуешь себя достаточно хорошо для рассказа.

Ева снова села в кресло, устремив взгляд на огонь, языки которого лизали угли в камине. Эш подтянул свое кресло поближе и стал ждать, когда она заговорит.

После нескольких минут молчания он нежно напомнил:

- Ты сказала, что теперь знаешь, почему всегда чувствовала свою вину, вспоминая о той ночи.

Ева откинула голову на спинку кресла.

- Меня всегда интересовало, - начала она, - почему в ту ночь мама вышла из дома. Ну что ж, теперь я это знаю. – Ева слегка повернула голову, чтобы взглянуть на Эша. – Я сказала ей, что мистер Мессенджер собирается убить моего отца.

Эш не прерывал возникшую паузу, не желая нарушить ход ее мыслей.

- Я вспомнила это, когда мы находились в столовой «Белого оленя». Мне было двенадцать лет, и я не знала, что могу читать его мысли. Мистера Мессенджера, я имею в виду. Он вместе со своей семьей сидел за столиком в углу, и я могла слышать, как он бушует и неистовствует в моей голове. Ему не полагалось там быть. Этого никогда не должно было случиться.

Ева вопросительно взглянула на Эша, и когда он не ответил на ее взгляд, продолжила:

- Мне следовало рассказать маме все прямо там. Я знала, что она его не слышала. Ее дар был особенным, но даже она не могла читать мысли любого, кого захочет. В роду Клэверли говорят: «Не Клэверли выбирают человека, чьи мысли услышать. Это человек выбирает их».

Ева замолчала на мгновение, затем продолжила:

- Если бы я сразу сказала маме о Мессенджере, она хотя бы могла пойти предупредить моего отца засветло. Но я держала язык за зубами, так как отец предупреждал меня, что люди, которые слышат голоса в своей голове, безумны. Он стыдился моего дара Клэверли и заставил и меня стыдиться. – Ева покачала головой. Это было легкое, едва заметное движение, которое говорило о многом. – Я делала все, чтобы заслужить одобрение отца.

- Итак, – она тяжело вздохнула, - я ничего не рассказывала маме, пока не пошла спать. Я не могла заснуть, и мама слышала, как я крутилась и беспокойно металась по постели. Когда она пришла посмотреть, что случилось, я все и выложила. – Ева слабо улыбнулась. – И мама сказала, что здесь совершенно не о чем беспокоиться, потому что мистер Мессенджер уже давно спит после всего выпитого тем вечером. Она уверяла, что его храп раздается по всей гостинице.

Ева слегка пожала плечами.

- Естественно, я уснула, а следующее, что помню - то, что проснулась среди ночи с ужасным предчувствием нависшего надо мной несчастья. В комнате была собака моей мамы, Шеба. Она повела меня к карьеру. Мессенджер, должно быть, столкнул маму с края обрыва, когда она пыталась его остановить…

В этом месте Эш не мог ее не прервать.

- Ты его видела?

- Сегодня в карьере я узнала, что ее толкнули навстречу смерти, но не разглядела лица мужчины, который это сделал. Должно быть, это был Мессенджер. Когда он думал о моем отце, в его сердце царили лишь мысли об убийстве.

Эш не знал, что сказать. Ева говорила о таких вещах, которые его мозг отказывался принимать, невзирая на то, что усердно пытался это сделать. Эш чувствовал себя уверенней, когда имел дело с фактами.

- Ты сказала, что к твоей маме тебя привела ее собака. Она была с ней, когда Антония вышла из дома?

Ева кивнула.

- Думаю, да. Шеба была мокрой, когда подбежала ко мне, а в ту ночь шел дождь. Но собака хромала из-за артрита в одной лапе. Она не сумела бы взобраться по тем ступенькам карьера. Если бы Шеба была с моей мамой, она напала бы на любого, кто осмелился бы причинить ей вред.

Эш постарался, чтобы его голос звучал как можно более равнодушно:

- То, что ты рассказываешь, Ева, берется из твоих воспоминаний или из твоих видений?

Ева посмотрела на него так, словно он сказал что-то нехорошее.

- Большая часть - из воспоминаний, которые были накрепко заперты в моем сознании, пока я не встала на то место, где умерла мама. Есть еще кое-что, что я помню – мамин голос, который говорит мне, что это был несчастный случай. Но это не так. Я знаю, что ее столкнули. Так почему она мне солгала?

Эш потер пальцами лоб.

- Единственное, что приходит мне в голову, это то, что она хотела тебя защитить.

- Защитить от чего?

Эш пожал плечами.

- От Мессенджера? Я не знаю. Может быть, она боялась, что ты испугаешься, если узнаешь, что кто-то ее столкнул. Может быть, этот кто-то все еще рыскал вокруг, чтобы посмотреть, что будет дальше. А может быть…

- Что?

- Может, это и был несчастный случай.

Казалось, впервые ее уверенность пошатнулась.