XI

Резкий, колющий жест заставил эскорт сэра Корина Гарвея резко, с грохотом остановиться на булыжниках. Гнев в чрезмерно контролируемом сигнале руки Гарвея, сжатой в кулак, был в высшей степени необычным. В его эскорте были люди, которые были с ним в битве при Харил-Кроссинг и служили вместе с ним во время кампании на перевале Тэлбор. Они видели его в разгар битвы, видели, как он навещал своих раненых и утешал умирающих, даже видели, как он выезжал, чтобы сдать свою армию Кэйлебу из Чариса. Они видели его сердитым, видели, как он беспокоился, видели, как он горевал, видели, как он был полон решимости.

Они никогда не видели его таким.

Эскорт сдерживал своих лошадей скорее как встревоженные дети, крадущиеся в тени плохо понятного гнева отца, чем как элитные, отборные войска, которыми они были на самом деле. Они оглядели здания, окружающие площадь Грей-Лизард, залитые ранним утренним солнцем под темно-синим небом. Воздух был свежим и прохладным, предупреждая о грядущей жаре, но еще более приятным, потому что его теперешняя прохлада должна быть такой мимолетной. Витрины, яркие навесы, киоски и прилавки рынка Грей-Лизард, обычно одного из самых больших и оживленных в городе, сверкали в золотых лучах солнца.

Однако эти киоски и прилавки были пусты. Люди, которые должны были заполонить площадь, торгуясь и препираясь, стояли притихшие, столпившиеся по краям, удерживаемые там мрачными оруженосцами городской стражи. Тишина и безмолвие этой толпы людей были глубокими, настолько абсолютными, что слабый, но ясный свист виверн высоко над головой звучал почти шокирующе.

Гарвей спешился. Йерман Улстин, его личный оруженосец, спрыгнул с седла рядом с ним, но рубящая рука предупредила Улстина, что даже его присутствие в этот день нежелательно. Ему это явно не нравилось, но темноволосый оруженосец служил семье Гарвей с пятнадцати лет, и его назначили к сэру Корину с тех пор, как генерал был мальчиком. Вероятно, он знал настроение сэра Корина лучше, чем любой другой живой человек, и поэтому он просто принял приказ, взял поводья своего хозяина и стоял, наблюдая, как Гарвей подошел к белой простыне с красными пятнами.

Я бы не хотел быть тем, кто стоит за этим. - Мысли Улстина были резкими от его собственного гнева. - Я служил его отцу и генералу, мальчику, затем мужчине, и никогда не видел ни одного из них таким. Он найдет того, кто это сделал, и когда он это сделает...

Сэр Корин Гарвей шел по булыжной мостовой, как человек, идущий в бой, чувствуя тишину вокруг себя, остро ощущая контраст между прохладным утренним воздухом и раскаленной добела яростью, бушующей внутри него. Он заставил свое лицо изобразить маску спокойствия, но эта маска была ложью, потому что в нем не было спокойствия.

Медленно, Корин. Медленно, - напомнил он себе. - Вспомни все эти наблюдающие глаза. Помни, что ты генерал, личный представитель регентского совета, а не просто мужчина. Помни.

Он добрался до испачканной красными пятнами простыни. Рядом с ней на коленях стоял священник, светловолосый мужчина, начинающий седеть, с окладистой бородой. На нем была зеленая ряса и кадуцей брата ордена Паскуале, а на его шапочке красовалась зеленая кокарда верховного священника.

Священник поднял глаза, когда Гарвей подошел к нему, и генерал увидел слезы в серых глазах пожилого человека, но выражение лица священника было спокойным, почти безмятежным.

- Отец. - Гарвей знал, что его односложное приветствие прозвучало резче, чем он намеревался, и он попытался сделать свой краткий приветственный поклон менее резким. Он сильно сомневался, что ему это удалось.

- Генерал, - ответил священник. Он протянул руку и нежно положил ее на простыню. - Мне жаль, что вас вызвали сюда для этого, - сказал он.

- Мне тоже, отец. - Гарвей глубоко вздохнул. - Простите меня, - сказал он тогда. - Боюсь, сегодня утром я немного зол, но это слабое оправдание невежливости. Вы..?

- Отец Жейф Лейтир. Я настоятель церкви святых торжествующих Архангелов. - Священник мотнул головой в сторону каменного шпиля церкви на ближнем конце площади, и выражение его лица напряглось. - Вполне уверен, что они оставили его здесь, по крайней мере отчасти, как послание мне, - сказал он.

Глаза Гарвея на мгновение сузились, но затем он понимающе кивнул, узнав имя Лейтира. Сэр Чарлз Дойл, командовавший его артиллерией в начале кампании на перевале Тэлбор, теперь был его начальником штаба. Кроме того, Дойл выполнял роль главного аналитика разведки Гарвея, и слова из его докладов о растущем реформистском движении здесь, в Мэнчире, сами собой всплыли в памяти Гарвея.

Да. Ублюдки, которые это сделали, хотели бы убедиться, что Лейтир получит "сообщение", - подумал он.

- Боюсь, что вы, вероятно, правы насчет этого, отец, - сказал он вслух. - С другой стороны, я полагаю, что они задумали это как "послание" для всех нас. - Он на мгновение обнажил зубы. - И когда мы выясним, кто они такие, у меня тоже будет небольшое сообщение для них.

- Паскуале - архангел исцеления, генерал, - сказал Лейтир, снова глядя на покрытую простыней форму. - Но только на этот раз, думаю, он простит меня за то, что я пожелаю вам всяческих успехов. - Его рука скользнула по простыне, поглаживая ее, и он покачал головой. - Они не должны были так поступать с ним. - Его голос был таким тихим, что даже Гарвей едва мог его услышать. - Они не должны были этого делать, они хотели это сделать.

- Думаю, что и в этом вы правы, отец, - так же тихо ответил Гарвей. Лейтир снова посмотрел на него, и он слегка пожал плечами. - До сих пор я видел очень мало ненависти со стороны Церкви Чариса или ваших собственных реформистов. Однако я видел довольно много таких выходцев из приверженцев Храма.

- Как и я, - признал Лейтир. - И думаю, что одна из причин, по которой они это сделали, заключается в том, чтобы разжечь эту ненависть и среди нас. - Он снова посмотрел вниз на прикрытое тело. - Тиман никогда никого не ненавидел, за исключением, возможно, тех коррумпированных людей в Зионе, и никто никогда не мог слушать его проповеди, не осознавая этого. Думаю, именно поэтому он был так эффективен. И вот почему лоялисты хотят, чтобы мы ненавидели так же горячо, как и они. Они хотят, чтобы мы набросились на них - позволили нашему собственному гневу разжечь конфликт между нами, сделать брешь еще шире и глубже. Пусть наша невоздержанность оправдает их собственную.

- Возможно, вы правы насчет этого, отец, - мрачно сказал Гарвей. - И как сын Матери-Церкви, я надеюсь, что вы и другие священники, которые высказались, сможете противостоять этой ненависти, этому гневу. Но я представляю светские власти, и в мои обязанности не входит прощать подобные вещи.

- Да. Да, полагаю, что это не так.

Лейтир еще несколько мгновений смотрел вниз, затем поднялся. Судя по скованности его движений, Гарвей заподозрил, что он стоял на коленях на этих неподатливых булыжниках с тех пор, как тело было впервые обнаружено, и генерал протянул руку, чтобы поддержать его. Пожилой мужчина с благодарностью принял помощь, затем встряхнулся и еще раз кивнул в сторону своей церкви.

- Знаю, что нам пришлось оставить его здесь, пока вы сами не осмотрите место происшествия, генерал. Я это понимаю. Но его жена там, в доме священника, с моей домоправительницей. Я предложил остаться с ней, но она настояла, чтобы я вместо этого остался с Тиманом. Это было все, что я мог сделать, чтобы уговорить ее позволить мне составить ему компанию, пока вы не приедете вместо нее. Не думаю, что мне бы это удалось, если бы она была в состоянии ясно мыслить или спорить. Теперь, однако... - Лейтир покачал головой. - Пожалуйста, генерал, я... не хочу, чтобы она его видела. Не так, как сейчас.

- Понимаю. - Гарвей спокойно встретил взгляд священника. - Когда вернетесь к ней, скажите, что мы должны забрать тело для наших собственных целителей, чтобы проверить их отчеты. Держите ее там, пока мы не уйдем. Скажите ей, что это моя просьба в рамках расследования. Я попрошу своих людей сделать все, что в их силах, прежде чем мы передадим ей тело. - Его губы сжались. - Судя по предварительным сообщениям, не ожидаю, что смогу многое сделать. Но если вы могли бы доставить в мой штаб одежду для него, мы оденем его прилично, когда закончат целители. Надеюсь, это, по крайней мере, скроет худшее.

- Спасибо, генерал. - Священник положил руку на предплечье Гарвея и слегка сжал. - Боюсь, по моей реакции она уже знает, что это скверно, но есть разница между этим и тем, чтобы на самом деле увидеть, что сделали эти мясники.

На последней фразе голос Лейтира стал хриплым, и он снова сжал предплечье Гарвея. Затем он немного шумно прочистил горло.

- Я уже попрощался, - тихо сказал он. - И я уже просил Бога, может ли Тиман немного подождать, пока остальные из нас не наверстают упущенное. Так что, если вы меня извините, мне нужно утешить вдову дорогого друга.

- Конечно, отец, - мягко сказал Гарвей. Он снова поклонился, более низко, и Лейтир нарисовал знак скипетра Лэнгхорна, затем повернулся и медленно пошел к своей церкви и дому священника по соседству.

Гарвей смотрел ему вслед, читая в плечах священника смесь возмущения, горя и решимости. В уверенной походке Лейтира также чувствовалась отвага, которой Гарвей позавидовал. Что касается его самого, то он предпочел бы столкнуться с атакой тяжелой кавалерии - или даже с шеренгой чарисийских стрелков - чем с тем, с чем собирался столкнуться Лейтир. На мгновение он задумался, что именно это говорит о разнице между физическим мужеством и моральным мужеством. Затем он сделал еще один глубокий вдох, опустился на одно колено, потянулся к углу простыни и приготовился к тому, что ему предстояло увидеть.