— Идем, — повторил он.

Тисл сглотнула.

— Почему?

— Ты нежеланная. Ты пойдешь со мной.

Ее горло сжалось, легкие задрожали, пульс участился.

— Нет, — она отступила назад.

— Все, что нежеланное, мое. Сделка, которую я заключил с этой деревней давным-давно. Ты возвращаешься со мной, или все, что я давал десятилетиями, обратится в прах. Еда, которую ели эти люди, и вино, которое они пили, превратятся в грязь и дождевую воду в их желудках.

Вздохи ужаса и крики ужаса поднялись со стола позади Тисл. Некоторые дети начали плакать.

Казалось, грудь Тисл может широко раскрыться и извергнуть слезы и кровь, ее сердце плыло по волне горя.

Она была нужной, пока дедушка не умер. Но не более того.

Если она останется, и слова Ведьмака сбудутся, ее будут ненавидеть, и тогда Тисл окончательно убедится, что является нежеланной.

— Куда ты меня отведешь? — спросила она.

Ведьмак поднял одну сильно укутанную руку.

— В лес.

Тисл посмотрела за соломенные крыши коттеджей, на линию деревьев. Некоторые деревья были голыми, листья по зиме опали, но у большинства были толстые темно-зеленые ветви, покрытые вчерашним снегом. За ними громоздились все новые и новые деревья, слой за слоем, каждый из которых был темнее и выше предыдущего. Бесконечный лес, огромный и таинственный, беззвучная пасть, открывающаяся, чтобы поглотить ее целиком.

Думая о вступлениях, она уставилась на мешок Ведьмака.

— Я должна идти туда?

— Да.

— Я… — она поперхнулась вопросом и сделала паузу, чтобы собраться с духом. — Я выйду снова?

Ведьмак не ответил. Он только смотрел.

Тисл повернулась, чтобы осмотреть стол, ее взгляд скользил по знакомым лицам, проверяя их на мягкость, на сочувствие. Она нашла немного каждого. Но магия ведьмака никогда не ошибалась. Никто из них по-настоящему не желал быть с ней рядом. Один за другим, большинство из них отвели глаза.

Лотта сказала:

— Не будь эгоисткой, Тисл. Подумайте о наших детях.

Мастер Белшер, глава городской стражи, тяжело поднялся из-за стола и медленно произнес:

— Если ты не полезешь в мешок, девочка, нам придется посадить тебя туда. На благо деревни.

Ведьмак испустил вздох, почти шипение. Он встряхнул мешок, позволив ему раскрыться. Его пасть, широкая, как колесо повозки, не раскрывала ничего из содержимого. Внутри было черным-черно. Темнота, как безжизненные зрачки глаз деда.

Тисл подумала о коттедже с книгами деда, ее одеждой и картами, которые она создала, о землях, которые существовали только в ее голове.

— Могу я забрать свои вещи? — она прошептала.

Ведьмак покачал головой.

— Мы уходим сейчас.

По крайней мере, у нее была ее новая книга.

Тисл подавила рыдание. Она присела, наклонилась вперед и вжалась в мешок, залезая его глубже, глубже…

А потом Ведьмак подхватил мешок и крепко завязал его. Белый свет зимнего дня погас, как уменьшившаяся звезда. Тисл провалилась в черноту, густую, как пудинг, в приторную, злобную тьму, которая окутала ее, давила на глаза и стучала в ушах. Девушка плотно сжала губы, но тьма проникла в ее ноздри и скользнула по горлу, собираясь в животе. Она извивался вверх, запутывая и запутывая ее мозг, пока сознание Тисл не растворилось в темноте.

Ее глаза открылись, тяжело, медленно. Они были тяжелыми, как будто склеены липким соком.

Над девушкой был деревянный сводчатый потолок — светлая сосна с темными сучками. С колышков и гвоздей по всему потолку свисали бесчисленные нити с крутящимися блестящими предметами — осколками хрусталя, осколками стекла, сушеными ягодами, хрупкими сосновыми шишками, мраморными бусинами, лоскутками узорчатой ткани, мелкими косточками, фигурной деревянной стружкой. Кусочки предметов, спасенных или обработанных вручную.

Прямо перед ее лицом висела цепочка крошечных, изящных птичьих черепов. Она подумала, что сможет протянуть руку и коснуться самого нижнего, не выпрямляя полностью руку. Так она и сделала.

Цепочка из черепов слегка качнулась при прикосновении.

— Они не такие хрупкие, как кажутся, — сказал голос. Голос из гравия и костей.

Сев прямо, Тисл постучала по птичьим черепам руками.

— Ведьмак, — выдохнула она.

Он сидел за широким столом, заваленным ржавыми инструментами, треснувшими кувшинами, помятыми горшками, поношенной одеждой и всевозможными отвергнутыми предметами. Его длинные, тонкие руки, одетые в перчатки без пальцев, блуждали по обломкам с умелой скоростью, вырывая то один, то другой фрагмент, соединяя предметы вместе, создавая нечто совершенно новое. Она не могла угадать окончательную форму создаваемых предметов, но они имели эстетическое сходство с игрушками, которые он дарил детям Эмбри-Холлоу.

Его лицо без маски было худым и серьезным. Бледная кожа, черты лица слишком четко очерчены, как будто высечены березовом дереве, но не разглажены и не отшлифованы.

Темно-синие глаза поднялись, чтобы встретиться с ней взглядом. Только на мгновение, а потом его голова снова склонилась над работой, каштановые волны упали на виски.

— Я не Ведьмак, — рассеянно сказал он, накручивая кусок бечевки на колышек. — Я один из лесных жителей, из народа. Вы могли бы называть меня фейри. — И он откинул назад часть волос, чтобы показать аккуратно заостренные уши.

Пальцы Тисл сжались на кровати, сминая лоскутную ткань одеяла под ними. Костяшки пальцев наткнулись на корешок книги в кожаном переплете — ее подарок на середину зимы. Тисл взяла книгу одной рукой.

— Я думала, фейри больше не существует, — рискнула сказать она. — Что все они вымерли или ушли.

— Так и есть. Все, кроме меня.

— Мы десятилетиями называли тебя Ведьмаком, и ты не протестовал.

— Легче позволить вам, людям, поверить, что я когда-то был человеком. Они были бы более напуганы, если бы знали правду.

— И ты говоришь мне это, потому что хочешь, чтобы я боялась?

— Мне нет дела до того, боишься ты или нет.

Слова не особо утешали, но беспечность в его тоне немного ослабила беспокойство Тисл. Пальцы расслабились, и она опустила ноги с кровати. На ней все еще были алые чулки, кожаные сапоги и туника с толстой подкладкой, которые она надела ещё в тот день, готовясь к празднику на открытом воздухе в холод. Она никогда не думала, что окажется в этой заваленной вещами хижине, где шатающиеся груды спасенных вещей угрожали опрокинуться при малейшем толчке. Единственными свободными местами были центр комнаты и возле камина.

— Что случилось с другими вещами, которые были со мной в мешке? — спросила она.

— Ждут, когда понадобятся мне.

— Но животные… Они будут голодать там, в этой густой темноте?

— Животные в сарае, выздоравливают. Они будут вылечены, обновлены и смогут вернуться в вашу деревню к середине следующей зимы.

— Что? — её пульс застучал у горла, и комната, казалось, опасно наклонилась в сторону. — Как ты… я думала…

— Дыши, Нежеланная, — холодно сказал Ведьмак. — Или упадешь, а я слишком занят, чтобы ловить тебя.

— Я не хочу, чтобы ты меня ловил, — выдавила она и села прямо на ковер. Казалось, что он соткан из тысячи разных переплетенных лоскутков, но каким-то образом его пестрые цвета красиво сочетались между собой. Однако от спирального узора у нее закружилась голова, и она снова посмотрела на Ведьмака.

— Почему я здесь? Что ты собираешься со мной делать? Что ты сделал с ребенком, которого забрал?

— Ребенок? Я нашел ему место там, где его ждали. Что касается того, почему ты здесь — полагаю, тебе это известно. Я не могу взять того, кто нужен. Ты была не нужна. Так что побудешь здесь, пока я не найду того, кому ты понадобишься.

Тисл сильно прикусила губу зубами. Боль отвлекала от слез, угрожающих политься по ее щекам.

Она сосчитала до ста, а потом сказала:

— А если я никому никогда не понадоблюсь? Что тогда?

Ведьмак вздохнул и отложил свою работу. Глаза у него были темно-синими, как полночное небо. Они уничтожили остатки уверенности Тисл.

— Это действительно загадка, — сказал Ведьмак. — Что ты умеешь, девочка?

— Мне двадцать два года. Уже не девочка, — ответила она. — Но тебе это известно. Ты дарил мне подарки с тех пор, как я научилась ходить.

— Так и есть, — он смотрел на нее, непроницаемый. — Я знаю каждого жителя Эмбри-Холлоу. Знаю их самые сокровенные желания и самые нелепые пристрастия. Мой сомнительный магический дар. Но тебя — тебя я никогда не мог полностью удовлетворить, ведь так?

Что-то в его взгляде заставило кровь прихлынуть к щекам Тисл. Она отодвинулась подальше от него, ближе к очагу.

— Я всегда была в восторге от своих подарков в середине зимы.

— Но это не совсем так, правда? — Он наклонился вперед, поставив оба локтя на стол, где работал. — Ты была довольна, да. Но не в восторге. И это потому, что я смог прочитать только твои поверхностные желания, а не самые сокровенные. Твой дедушка был таким же. Я должен был использовать то, что смог собрать, и угадать остальное, — он кивнул в сторону кровати, где лежала книга Тисл. — Это, например, было моей догадкой.

— Она прекрасна, и я благодарна.

— Но ты еще не открыла ее.

— Я только что проснулась, — она нахмурилась. — А что касается твоего вопроса — что я умею делать — умею ткать, но плохо. Я читаю. Немного рисую. Я сажала сады, но по непонятным причинам насекомые всегда пожирают то, что начинает приносить плоды. Я умею готовить…

— О! — Его глаза загораются. — Я не умею. Или, скорее, мне это не нравится. Есть еще столько интересных вещей, которыми можно заняться. Ты будешь готовить для меня. И, может быть, иногда прибираться.

Тисл сузила глаза.

— Я пришла сюда не для того, чтобы быть твоей служанкой.

— Ты бы предпочла вернуться в сумку? — его темные брови изогнулись еще больше.

— Нет.

— Ну вот.

Переполненная разочарованием, Тисл вскочила на ноги. Резкое движение могло бы испугать другого человека, но Ведьмак продолжал невозмутимо заниматься своими делами. Она бродила по комнате, тыча в разные предметы.