ления реальности. В качестве украшения, допус кался лишь каллиграфический свиток с философским изречением, картина старинного художника и ваза с икебаной. Согласно положе ниям сутр, однажды в такую хижину, смогли уместиться восемьдесят четыре тысячи учеников Будды. Эта аллегория, имеет в своей основе, тео рию буддизма, отрицающую наличие у «Истинно-Просветленных» веса и объема тела. Создатели чайных домиков, видимо, предполага ли возбуждать ассоциации буддийского толка уже самим пребывания в тесном пространстве. Такие ассоциации, усиливались полумраком, который создавался слабым светом из небольшо го окна под самым потолком и отражением света от стен, отделанных деревом и глиной. Все это вызывало у гостей — ощущение приятного уединения в тени.

Дело в том, что для полного наслаждения, японцу нужен некоторый полумрак, предельная чистота и такая тишина, чтобы его ухо различало даже шелест крыльев ночных насекомых или комариное пение. Японцы всегда стремятся к тени, а чайные домики — устроены таким образом, чтобы солнечные лучи проника-ли в них с трудом. Не довольствуясь этим, мы еще более удаляемся от Света Дня, пристраивая перед katsura — специальные навесы или длин-ные веранды. Отраженный свет из чайного сада только немного проникает в чайное помещение. Мы предпочитаем такое освещение всяким украшениям и декорациям потому что на него никогда не устаешь любоваться и наслаждаться им. Оборудование интерьера классических чай-ных домиков, в полной степени соответствовало эстетическим канонам, национальному характе-ру и менталитету японского народа. Мы стремимся к достижению гармонии во всем, как внешне — так и внутренне. И действительно. Вступление на выстланную крупными камнями

дорожку, ведущую к чайному домику, означает начало первой стадии медитации: в этот момент человек оставляет все свои мирские заботы и переключает внимание, на предвкушение действа, ожидающего его впереди. По мере продвижения по полумраку сада, сосредоточен-ность усиливается, а медитация — переходит во вторую фазу. Этому способствует старый фонарь слабо освещающий садовую дорожку в вечерние и ночные часы. Чай заваривается особый — зеле ный в порошке. Кипячение воды в классическом чайном домике, осуществляется на угольях из сакуры. Все это вызывает естественность чайной церемонии, как искусства без налета «искусственности». Когда у Sen Rikyu спросили, как она добилась своего мастерства, она с улыбкой ответила:

«— Очень просто! Кипятите воду, заваривайте чай, добивайтесь нужного вкуса. Не забывайте о цветах — они должны выглядеть, как живые. Ле том, создавайте приятную прохладу, а зимой — не менее приятную теплоту. Вот и все. А теперь, покажите мне того, кто постиг все это — и я, с удовольствием стану его ученицей. Чайная Цере мония — это поклонение естественной красоте в серой череде наших будней».

Послесловие

Конечно, в современных условиях, такое покло нение оказывается возможным далеко не всегда Бурный поток жизни захватывает, поглощает людей, и в этой беготне, японцам, казалось бы не до традиций. Однако, нет, к чайной церемонии все это не относится. Несмотря ни на что, она прочно вплелась в жизнь и быт Страны Восходящего Солнца. Вообще для японцев харак терно умение переключаться, и, как бы «уходи-ть в себя», для того, чтобы избежать воздействия современных стрессовых ситуаций Правда, это не всегда им удается, но именно этому учат их национальные, традиционне искусства: Живопись; Поэзия; Чайная Церемо-ния; Сады; Ikebana и т. д. Все эти искусства, в той или иной степени — помогают преодолеть разрыв между внутренним стремлением челове-ка к свободе, быть самим собой, действовать по «Зову Сердца» — и внешней невозможностью этой свободы. В этом, кстати, и заключается вся притягательная сила японского искусства. Европеец с насмешкой говорит о непосредствен-ном «контакте» японца с природой, как о спосо-бе постижения мира. Но, смеяться над этим не стоит. Покрайней мере потому, что без знания этой «Второй Стороны Жизни» японцев, которая берет свое начало в далеком прошлом, проходя через всю историю японского менталитета и ку-льтуры, нельзя судить о характере самого народа. Ведь в характере японского искусства, действительно есть что-то такое, что делает его необходимым людям XXI в. Может быть, это именно стремление передать целостность, непов торимость чего-то отдельного? — Я не знаю. Конечно, у каждого народа на Земле — свой, не-повторимый Путь, и, при всем желании, европеец, никогда не станет таким, как японец, да это и не нужно. Бездумное копирование «японской модели» поведения, ему абсолютно ничего не даст, в какой бы области не предпринимались подобные попытки. Однако, кое-чему научиться у японца — все-таки стоит. Во-первых — уважению к нашему прошлому, на-шей Истории, которая сделала нас такими, ка-кие мы есть. Во-вторых — к нашему замечательному культурному достоянию, которым мы вправе гордиться не меньше, чем любой другой народ. Мы обязаны не только уважать наше достояние, но и бережно сохраня-ть его, стремясь донести до грядущих поколений ибо, без этого, Владимир-сан — мы не вправе называть себя нацией.»

После этой необычной «лекции» покидая чайную, я размышлял над тем, что услышал от Mikan.

«— Действительно! — думал я. — Иностранный обыватель погрязший в своем самодовольстве видит в чайной церемонии лишь еще один пример «Тысячи и Одной Странности», которые составляют для него непостижимость Востока. Однако, прежде, чем смеятся над этим обрядом стоит задуматься, как, в сущности мала чаша человеческих радостей и сколь мудры те, кто умеет ее заполнить»

Так и не придя к какому либо выводу прошел к дверям гардеробной, и вскоре вернулся на кухню, одетый во все черное, кроме белоснежного галстука, и тут же был встречен приветливой улыбкой находившейся там Mikan.

— Надо признать, что твоя студенческая форма

выглядит очень элегантно, — улыбнулась женщина.

— Да нет, отмахнулся я, форма здесь не при чем. Просто, наша любезная госпожа президент ввела правило, согласно которому: «Все члены Студенческого Совета — должны носить галстук». И потом, ты сама, прекрасно знаешь, какой дресс-код принят в Токийском универси-тете. Поэтому…

— Нужно выглядеть по моде, — закончила мою фразу Mikan.

— Именно, — кивнул я.

Улыбнувшись, она привлекла меня к себе и пыл-ко поцеловала. Мы попрощались. Таким образом, я вышел из дома в половине девятого утра.

Экспресса долго ждать не пришлось. Четыре девицы, сидевшие в левом ряду — хохотали на весь вагон, строили пассажирам «глазки», в том числе и мне, но я не обращал на их действия равным счетом — никакого внимания. Сидя у вагонного иллюминатора, я смотрел на пролетающую за стеклом местность, сосредоточенно раскладывая по полочкам то, что мне сегодня предстоит сделать. Потом эти девушки попросили у меня закурить, а так как я не курил, то интерес ко мне — иссяк. Вспомнив расставание с Mikan, я удивился тому, насколько отличается ее воспитание от воспитания этих юниц, красивых, дорого одетых ухоженных, но с диким ветром в головах. Остаток дороги я думал о таком поведении, как о явлении деградации общества. Но сам, же себя высек, потому что повторял чьи-то слова. В конце концов, мне оставалось лишь пожать плечами.

У двери в библиотеку я столкнулся с двумя юными интеллектуалами в одинаковых майках с изображением голой задницы, но в разных штанах: один в сиреневых, другой в ярко-желтых. Кроссовки «Reebok» — довершали их наряд плюс зеркальные очки-«консервы», закрывающие пол лица. Я посторонился, но один из аборигенов — небрежно двинул меня плечом.

— Эй, ты! Глаза потерял что-ли?

— Может быть, — спокойно ответил я. Ты не подскажешь, какие курсы надо было закончить, чтобы стать таким придурком?

— Чего? — изумился интеллектуал «желтые брюки». А ну повтори!

— Вот видишь, у тебя еще и со слухом плохо.

Я двинулся было дальше, но обладатель желтых штанов, решил проучить меня и нанес четкий боковой удар кулаком в голову, вернее, в то место, где должна была находиться моя голова. Я мягко и плавно, даже лениво, если смотреть со стороны — ушел от удара, тем самым перенаправив летящий в меня кулак агрессора в голову его товарища. Преследовать меня не стали, пыл ребят быстро погас, и пока сраженный ударом своего собрата, обладатель сиреневых штанов поднимался на ноги, держась за голову я — спокойно вошел в двери читального зала. Оказавшись в помещении, мое внимание сразу же привлекла большая книжная стопка, лежащая на одном из столов. Из-за нее торчали две макушки.

Я легко улыбнулся.

«— Ami… — подумал я и направился к столику с книгами».

— Доброе утро девочки.

«Левая» голова резко высунулась и девичье лицо, мягкие черты которого были окутаны серебром оркстекольной оправы очков — тут же

расплылось в приятной, мягкой улыбке.

— Доброе Владимир-сан, очень доброе, — ответила Ami на мое приветствие. Я, не ожидала, что увижу тебя здесь. И все же, каким ветром?

— Ну, как же, я выполняю ваше поручение госпожа президент. Просто в университетской библиотеке нет нужной книги. Вот я и решил приехать сюда…

— По правде говоря, не совсем мое, заговорила Ami, а поручение нашего Книжного Комитета.

Вдруг она вскинулась, будто что-то вспомнив.

— Ой, я же вас не познакомила.

С этими словами, Mitsuno вывела из-за стола еще одну девушку лет семнадцати и представи-ла ее мне.

Эта девушка была одета в желтую рубашку, серо-синий галстук, серую клетчатую юбку и черные гольфы. Ее глаза горели решимостью и умом.

— Познакомься Владимир-сан, это Mizuko Tada. Мы с ней состоим в одном Книжном Комитете. Она с малых лет любит книги, также, как и я.