— Чего ты хотела, когда снова забралась в постель Лайонела, Стелла? И чего ты ожидала, когда пыталась заставить меня подчиниться, когда позволила Кларе привязать себя к этому монстру?

— Я не знала, что она это сделала, — умоляла она. — Я думала, он любил меня. После смерти твоего отца Лайонел утешал меня. Он был рядом со мной, и со временем моя школьная любовь к нему вернулась. А может, она никогда и не проходила. К тому времени у него появились чистокровные наследники, и я подумала… может, он снова захочет меня, как я его. Я думала, что мы все могли бы стать семьей.

— То есть ты думала, что просто заменишь моего отца, когда он перестанет служить вашим общим целям, — огрызнулся я, от ярости у меня стыла кровь.

— Все было не так. Через некоторое время я полюбила Азриэля. У нас не было идеальных отношений, но некоторое время они существовали. Это родилось благодаря тебе и твоей сестре. Не было ничего, чего бы мы не сделали для вас обоих.

— Что ж, поздравляю, Стелла. Надеюсь, ты довольна своим жизненным выбором. Можешь приберечь слезы для кого-нибудь, кому действительно не наплевать. Я на них не куплюсь.

— Ты все еще мой ребенок, — прохрипела она, потянувшись ко мне, но я отодвинулся, чтобы она не смогла прикоснуться ко мне снова, и горе омрачило ее черты. — Я хотела защитить тебя. Воистину, я хотела. Что Лавиния хочет от тебя? Почему она сохраняет тебе жизнь?

— Я плачу цену, чтобы снять проклятие с моей пары. Она потребовала, чтобы долг был оплачен кровью, плотью или костями. Моя кровь связана с проклятием, так что это были мои варианты. Я могу вынести любую боль или страдания, но я поклялся своей паре, что не умру, поэтому я буду страдать, и однажды мы оба будем свободны.

— Ты не можешь этого сделать, — задыхалась Стелла.

— Все уже сделано. Я могу вытерпеть все ради нее.

Она покачала головой, в ее глазах появилось понимание. — Пожалуйста, Лэнс. Как твоя мать, я умоляю тебя. Я поговорю с Лайонелом. Я попрошу его приказать Лавинии освободить тебя.

— Откуда это вообще взялось? Я — твое разочарование. Ты давно отреклась от меня, не строй из себя любящую мать. Я не собираюсь глотать твою ложь.

— Зачем мне лгать? Что мне это даст? Я могла злиться на тебя, малыш, и мне было больно, когда ты отвернулся от меня, но мы все еще Орионы, ты и я. Знаешь, почему я сохранила эту фамилию после его смерти?

— Чтобы продолжать притворяться, что ты любила его? — я пожал плечами, не особо заботясь об этом.

— Нет, потому что эта фамилия связывает меня с моими детьми. После всего, что произошло, я не перестала любить ни тебя, ни ее, — она сделала паузу, когда потеря Клары повисла между нами, и я почувствовал, как давняя печаль снова тянется к моему сердцу, напоминая о более свежей потере, с которой я столкнулся. Дариус. Был ли он сейчас с моей сестрой? Наблюдает сверху, проклятый, чтобы смотреть, как мы все страдаем, пока однажды мы не присоединимся к нему на звездах? Я не мог смириться с тем горем, которое это мне причиняло, зная, что его больше нет, что мой лучший друг потерян и унес с собой столько света.

— Моя фамилия больше не Колумба². Я не голубь, я охотник³. Орион. Я — твоя семья, хочешь ты этого или нет.

— Ты не Орион, — прорычал я. — Семья любит без обязательств. Я создал свою собственную семью благодаря решимости, самопожертвованию и преданности. Они не моей крови, но они связаны со мной крепче, чем ты когда-либо будешь. Ты не можешь просто любить меня и ждать, что этого будет достаточно. Настоящая любовь строится на всем, что существует за пределами этого слова. Это являться, когда ты нужен, невзирая на неудобства. Это знать кого-то, по-настоящему знать его и принимать его таким, какой он есть, даже там, где вы расходитесь или конфликтуете. Это прилагать усилия, несмотря на различия, это извиняться, когда это необходимо, и прощать, даже если это кажется невозможным. И мне понадобилось так чертовски много времени, чтобы стать человеком, способным на эти вещи, отчасти благодаря тебе. Но в основном из-за него. Этого лже-короля, которого, как ты утверждаешь, ты любишь. Человека, который украл у меня все и все еще хочет забрать еще больше. Если ты можешь безоговорочно любить чудовище, значит, ты тоже чудовище. Так что не смей, не смей, мать твою, приходить ко мне на коленях, умоляя о прощении, потому что ты его не найдешь. Ты не член моей семьи, и в моем сердце для тебя нет ничего, кроме ненависти.

— Пожалуйста, ты не понимаешь. Я тоже все потеряла.

— Разница в том, что ты — причина, по которой ты все потеряла. Это ты оттолкнула свет и приняла тьму, Стелла. Я могу быть запятнанным, и я никогда не буду утверждать, что у меня чистая душа, но я признаю все свои грехи и никогда не пытался изобразить, что я не тот, кем являюсь. Ты так долго убеждала себя, что твои поступки оправданы, что, возможно, ты действительно в это веришь. Но я знаю правду о тебе. Ты развращена властью и жадностью, и, конечно, ты любишь Лайонела Акрукса, потому что он — воплощение этих качеств. Мой отец стоил гораздо больше, чем твоя поверхностная любовь могла ему предложить. Он был храбрым и благородным, и он пожертвовал собой, чтобы у всего королевства был шанс бороться с этой злобной судьбой, которую нам всем вручили. Ты никогда не смогла бы полюбить его так, как он того заслуживал, потому что он воплощает в себе все то, чем ты не являешься. Но я люблю его. Я люблю его из самой глубины моего сердца, так глубоко, что я знаю, что он может почувствовать это за пределами нашего мира.

— Что значит, он пожертвовал собой? — в замешательстве спросила Стелла. — Азриэль погиб в результате несчастного случая, связанного с темной магией.

Я не стал ее поправлять, хотя и хотел, но знал, что это может привести к тому, что она устроит мне допрос с участием Циклопа. — Я нашёл записку, которую он оставил для меня, и в ней он указал, что знал, кем ты была. Он знал, кем ты станешь. Он был не просто твоей пешкой, он сам был фигурой на шахматной доске, и он прекрасно знал, что ты играешь за другую сторону.

— Прекрати, — умоляла она, пытаясь отрицать реальность, которую я жестоко обрисовывал для нее.

— Возможно, он даже знал, что однажды ты предстанешь передо мной и все еще будет ожидать, что я найду в своем сердце хоть клочок любви к тебе. Но здесь ничего нет, Стелла. А теперь ты знаешь, что потеряла и Лайонела, и осталась совсем одна, не имея в качестве компании ничего, кроме своего невыносимого «Я». Думаешь, теперь ты можешь приползти ко мне и притвориться, что тебе не все равно? Думаешь, я буду искать у тебя утешения после всего, что ты совершила?

— Ты сможешь простить меня, просто дай мне шанс, — пролепетала она, и я увидел в ее глазах страх остаться одной в большом, широком мире, где все, во что она верила, бросило ее.

— Нет. И я надеюсь, что ты проживешь долгую, тяжелую жизнь в одиночестве, не имея никого, кроме себя, потому что нет большего проклятия, которое я мог бы пожелать тебе, кроме этого.

— Малыш, пожалуйста. Ты мой мальчик. Мой маленький охотник. Я люблю тебя. Я знаю, что все было непросто, но я все исправлю. Я вытащу тебя отсюда.

— И что потом? Запишешь меня в свой фан-клуб Акрукса? — усмехнулся я.

— Нет, — прошептала она, придвигаясь ближе и создавая вокруг нас пузырь глушения. — Я освобожу тебя и найду способ вернуть тебя к твоим друзьям. Тебе и твою пару. Тебя и Дар…

— Не смей произносить ее имя, — злобно прорычал я. — Я в этой клетке ради нее. Я здесь, чтобы разрушить гребаное проклятие, которое наложила на нее твоя королева теней. Я никуда не уйду.

— Что за проклятие? — спросила она сквозь хныканье, и я не знал, почему я потакал ей, возможно, потому что хотел, чтобы она знала, на что я готов пойти ради того, кого действительно люблю. Ради той, кто сделает то же самое для меня, в отличие от нее. И, возможно, отчасти я делал это, чтобы понять, действительно ли ей не все равно, что со мной будет. Или что ложь о ее любви так глубока, как я в это верил.

— Она привязана к Теневому Зверю. Чертов монстр, который истощает ее силы и сделает ее пустой и смертной, когда закончит с ней. Так что Лавиния будет пытать меня любым способом, какой сочтет нужным, в течение трех лунных циклов, прежде чем освободит Дарси. Я бы предпочел, чтобы у нас был шанс, чем сдаться и принять судьбу, которую звезды, кажется, так чертовски настойчиво хотят нам предложить. Я в долгу перед ней. И я могу вынести любую боль до края земли и обратно ради Дарси, но независимо от этого, я заключил с Лавинией Смертельные Узы, чтобы гарантировать, что я не буду бороться с ней.

— Нет. — Стелла замерла в ужасе при этих последних словах, ее рука поднеслась ко рту, когда он задрожал, и обильные слезы полились по ее щекам.

Она трясла головой, и в кои-то веки ее выражение лица не выглядело пришитым к месту. Она выглядела измученной, разбитой и слишком чертовски реальной. Она также выглядела ужасно знакомой, и во мне всколыхнулись воспоминания из моего детства. Эта женщина, которая любила меня и Клару за закрытыми дверями, когда ее театральность была не нужна. Потому что были только мы. И на какой-то неловкий момент это выражение заставило меня замешкаться.

Она плакала не громко и не для привлечения внимания. Это было тихо и преисполнено болью, когда она спрятала лицо в ладонях и разбилась на куски у меня на глазах.

Я молчал, не зная, что сказать, сомневаясь в себе за то, что втянулся в то, что легко могло оказаться очередным фарсом. Но что-то подсказывало мне, что это взаправду, и я не знал, как на это реагировать.

Стелла протянула руку через решетку, и я был так ошеломлен, когда она взяла мою руку, прижалась ко мне, продолжая всхлипывать и дрожать, что просто позволил ей это сделать.

— Вы с Кларой были лучшим, что у меня когда-либо было, — пролепетала она, когда ей удалось немного успокоиться и посмотреть мне в глаза. — Я потратила так много времени, находясь в другом месте, пока вы становились старше, замышляя и строя планы, придумывая, как вы оба могли бы вписаться в этот мир, который мы с Лайонелом создавали. Я потерялась в мечтах о будущем, которое мы строили. И с каждым дюймом власти, на которую я претендовала, я все глубже погружалась в этот мир фантазий. Я думала, что как только я захвачу мир с Лайонелом, все встанет на свои места, но вместо этого все разлетелось на миллион осколков. Лайонел не испытывает ко мне любви, и теперь, оглядываясь на след, оставленный мною после стольких лет, я наконец-то вижу разрушения, которые я оставила после себя. Хуже всего то, что я вижу то же самое разрушение, которое смотрит на меня из твоих глаз. Мой сын ненавидит меня, и хотя ты все еще здесь, на этой земле, я потеряла тебя так же окончательно, как и свою дочь.