— Нет, — бормочу я. — Это не любовь. Это одержимость.

Мой рот возвращается к ее мягким половым губкам, и я раздвигаю их своим языком. На этот раз она не сопротивляется, но, похоже, играет сама с собой в игру, в которой не может издать ни единого звука, пока я провожу языком по ее чувствительной плоти.

В этот момент я хочу навсегда запомнить ее вкус, чтобы эти ощущения запечатлелись в моей памяти, стали частью моей гребаной системы. Я не могу остановиться сейчас. Мне нужно больше от нее.

— Я, блядь, боготворю тебя, Голубка, — бормочу я ей в кожу, проводя языком по ее клитору. — Ты это все, чего я хочу… все, о чем я думаю… Моя навязчивая идея. Моя собственность.

— Я не собственность, — удается ей прошептать, но ее голос звучит неуверенно, слабо.

Я вижу её киску и, блядь, беру её, продлевая свои облизывания, заставляя ее содрогаться на месте.

— Попроси меня трахнуть тебя, Голубка.

— Нет.

— Умоляй меня снова взять твои дырочки. Сколько мужчин побывало в них после меня? Сколько из них кончили в мои гребаные дырочки?

Она прикусывает нижнюю губу и снова закрывает глаза, не давая мне ответа. Но теперь мне нужно знать, потому что я чертовски жажду наказания. Я сжимаю ее клитор пальцами, заставляя ее вскрикнуть от боли.

— Сколько, голубка?

— Прекрати, — шипит она.

— Нет. Скажи мне.

— Н-нет.

— Смущена? В какую шлюху ты превратилась, Голубка? Скажи мне, сколько. Прямо сейчас, черт возьми.

— Нет, — шепчет она. — Я ни с кем не спала. Я почти ни с кем не целовалась. Я никому не позволяла себя трахать. Не мой рот. Не мою киску и уж тем более задницу.

Я блядь шокирован, но в то же время я в восторге.

— Нет? Но прошли годы…

На этот раз слезы действительно текут. Она отталкивает меня и уходит, а я изо всех сил пытаюсь стереть самодовольную улыбку со своего лица.

Нет.

Она все еще только моя.